Том 26, № 1 (2022): ИЗГНАНИЕ РАЗУМА. К 100-ЛЕТИЮ «ФИЛОСОФСКОГО ПАРОХОДА»

В статье произведен историко-философский анализ факта высылки в 1922 г. значительной части русской интеллигенции за границу. Известно, что такой варварский акт со стороны советской власти, на самом деле оказался актом, который спас многих русских интеллектуалов либо от голодной смерти, либо от репрессий и гибели в лагерях. Также хорошо известно, что культурная деятельность русских эмигрантов после их прибытия на Запад была разнообразной и интенсивной. В статье подчеркивается также тот момент, что факт высылки и его значение для судеб страны и самих эмигрантов долгое время оставался, что называется, «белым пятном». И только в 90-е гг. ситуация с исследованиями события изгнания 1922 г. как в России, так и за границей стала меняться. Также автор статьи обращает внимание на то, что и сам характер исследований высылки русской интеллигенции с годами меняется. Если вначале исследований в 90-е гг. преобладали чисто архивные работы, направленные на восстановление культурного наследия эмигрантов и возвращение «забытых» имен, то в последнее десятилетие мы наблюдаем более строгое критическое прочтение этого наследия, предполагающее более точную реконструкцию фактов и контекстов, а также более широкий анализ значения событий в истории начала 1920-х годов. Анализ разнообразной культурной деятельности русской интеллигенции за границей позволяет вновь сделать актуальным разговор о русской философии, ее специфике и своеобразия, взаимовлияний русской и европейской философских традиций, о смысле и значении советской философии.

В статье подчеркнуто, что систематическое обращение Г.П. Федотова к Библии позволило ему в своих исторических монографиях («Абеляр», «Св. Филипп, митрополит Московский», «Святые Древней Руси», «Стихи духовные») реконструировать духовную действительность прошлых эпох, символически воспринять настоящее. Федотов был устремлен к познанию «Евангелия в истории», русской религиозности, исследовав ее на материале житий святых, духовных стихов, народной веры, апокрифов, прологов. Саму историю русской культуры он мыслил по образу «живой цепи», целостного феномена, существующего благодаря Священному Писанию и Священному Преданию. Однако «Священное предание Церкви включено в общий поток исторического предания, всего сложного, всегда мутного, человечески сплетающего истину и ложь». Федотов поставил вопрос о соотношении научной критики и библейской экзегетики: как совместить экзегетику священных текстов, подразумевающую, что Библия - богодухновенная книга, и историческую критику, которая по своему существу не может разделять подобную позицию, будучи направленной на постижение объективной исторической действительности? Он убедительно решил его практически - посредством герменевтического религиозного анализа агиографических памятников и духовных стихов. В книге «Стихи духовные» Федотов исследует фольклорный материал в сопоставлении с библейскими текстами, житиями святых и апокрифами для того, чтобы уяснить особенности религиозного «мировидения», народного православия. В духовных стихах произошла трансформация библейских образов (Христос, Богородица, Страшный Суд) под воздействием народной веры с языческими чертами. В фольклорных текстах Федотов обнаруживает как Христос из спасителя и искупителя превращается в царя и грозного судью. Образ Богородицы сливается в народном сознании с образом матери-земли, страдающей от людей. В основе эсхатологических пророчеств - впечатления от икон и фресок, лубка. В целом, в исторических монографиях Федотова освещены различные аспекты русского религиозного сознания с опорой на Священное Писание, с учетом догматической библейской экзегетики и исторической критики. Все это дает право утверждать, что Федотов был ведущим светским библеистом русского зарубежья.

В статье на основе архивных материалов из фонда А.В. Флоровского в Архиве РАН реконструируется малоизвестная страница из истории научно-философской жизни русской эмиграции - история Философского общества при Русском свободном университете (Русской ученой академии) в 1930-1940-е гг., в том числе в годы нацистской оккупации Чехословакии. Обосновывается, что реконструкция истории отечественных философских институций может задать новую исследовательскую перспективу, позволяющую рассмотреть историю русской философии, как процесс создания и развития институционализированных форм производства, воспроизводства и трансляции философского знания, что позволило бы создать историко-философский срез русской мысли, дополняющий традиционные подходы к историографии русской философии. В статье раскрываются новые аспекты научной деятельности Н.О. Лосского и И.И. Лапшина, игравших ключевую роль в работе Философского общества. Кроме того, осуществленный анализ архивных материалов позволил выявить и реконструировать новые факты из творческой биографии таких мыслителей русской эмиграции, как С.Л. Франк, Е.В. Спекторский, Б.П. Вышеславцев, Г.В. Флоровский. В качестве приложений к статье приводится отчет Философского общества при Русском свободном университете за 1941 г., а также реконструкция проблематики кружка по изучению русской национальной идеи (1939-1941 гг.). Делается вывод о том, что научно-философская деятельность при РСУ осуществлялась через разветвленную сеть научных обществ, объединений, кружков и семинаров, что позволяло разрабатывать самую разнообразную проблематику - эстетику, историю русской и западной философии, философские проблемы русской литературы и истории, русскую национальную идею.

В статье рассматривается характер и значение духовной личности И.В. Гёте в интерпретации С.Л. Франка. Исследование опирается на принципы историзма и развития, используется метод единства исторического и логического, сравнительно-типологический и текстуальный методы. Показаны предпосылки обращения русского философа к творчеству немецкого мыслителя и роль идей Гёте в становлении философской системы Франка. Раскрыто влияние Г. Зиммеля на формирование методологии подхода к определению характера духовной личности в связи с различением понятий объективной и субъективной культуры. Проанализировано различение Франком двух типов гениев - «чистых гениев жизни» и «чисто объективных гениев», - и использование этого методологического приема по отношению к уяснению духовной личности Гёте. Вовсе не прибегая к идеализации конкретной личности, Франк находил в «типе Гёте» стремление к гармоническому единству личного и соборного бытия. Посильное осуществление такого типа рассматривается русским философом не только как цель жизни духовной личности, но и как своеобразный рецепт преодоления кризиса современной культуры. Отражено участие Франка (публикации и лекции) в чествовании 100-летия смерти Гёте. В приложении впервые публикуется конспект одной из лекций Франка 1932 г., посвященной духовной личности Гёте. Делается вывод о том, что при рассмотрении влияния Гёте на Франка, как и вообще влияния не систематического философа, а художника-мыслителя, следует принимать в расчет не только рецепцию отдельных идей и понятий, но и значение личности в целом. Речь идет об уникальном синтезе личного жизненного развития и объективных творческих результатов.

Статья посвящена исследованию теургической эстетики в соотношении с понятием «утопия», что инициирует иное прочтение философии представителей русского зарубежья сквозь призму утопической теургии красоты и искусства. Вводя идею утопической теургии красоты и искусства, авторы отмечают ее смыслообразующую, ценностную составляющую. Утопическую теургию красоты и искусства в философии русского зарубежья первой трети ХХ века авторы трактуют как эстетически-мистическое переживание несовершенства земного существования человека, обуславливающее разрыв с социально-исторической реальностью на путях непосредственного со-бытийного слияния творческого субъекта с Богом как истинной Красотой, космической Гармонией, всеобщей Любовью. Смысл утопической теургии красоты и искусства заключается в достижении цели возможного соединения с божеством, а также в утверждении действования человека как со-творца мирового процесса. Утопическая теургия красоты и искусства оптимистического характера, связанная со светом надежды на преображение земного бытия находит отражение в идее Н.С. Арсеньева о духовной радости, достижимой в мистическом опыте «томления по Красоте в Боге»; в мысли Б.П. Вышеславцева о художественно-творческом воплощении эроса как жажды, рождения Богочеловека в красоте, а также в философии И.А. Ильина, в которой, несмотря на разочарования в социальных изменениях, сохраняется вера в искусство как Тайну, как «служение и радость», всегда следующего священным традициям. Эстетико-пессимистические основания утопической теургии, реализуются в эстетических воззрениях В.В. Вейдле, согласно которым искусство утратило ориентацию на высокую объективную духовность; в идее С.Л. Франка о нереализованной Красоте как мечте о конечном преображении мира, которой противостоит горькая реальность расколотости бытия, а также в философии Н.А. Бердяева, постулирующего трагичность земного бытия, вызванную недостижимостью полной реализации космической Красоты - цели мирового процесса. Особое значение имеет метафизика, интуитивизм и система ценностей Н.О. Лосского, где утопическая теургия красоты и искусства состоит в том, что в искусстве как мире иллюзий и воображения художника всегда остается доля абсолютной истины, утверждается абсолютная ценность красоты, общезначимая для всех субстанциальных личностей.

В статье анализируется проект нового видения истории З.Б. Симона, который намечает в свете радикальных вызовов научно-технического разума собственную стратегию создания «критической онтологии» исторического процесса и сопряженной с ней эпистемологии постижения прошлого. Показано, что работы этого автора можно рассматривать как ответ на кризис субстанциалистских теорий исторического развития и ситуацию подавляющего доминирования сегодня нарративистской установки в подходе к изучению минувшего. Размышляя в метакритическом ключе о важности появлении «квази-субстанциальных» онтологий истории нового типа, порывающих с «эволюционистской» парадигмой и идеей движения человечества как единого субъекта к телеологически предзаданной цели общественного развития, Симон намечает контуры такого рода «радикального разрыва» с прошлым и его плюралистического осмысления в свете грядущего. Беспрецедентные прорывы научного познания способны в его понимании породить множество новых субъектов истории, которые в своей устремленности в будущее должны предложить и радикально иные горизонты истолкования минувшего. В этой перспективе Симон полагает возможным и возрождение роли универсалистского видения прошлого на базе многообразных критически обосновываемых его реконструкций. В работах этого автора отчетливо прослеживается характерная для современного этапа эволюции западной мысли попытка оправдания значимости создания «критической онтологии» истории в границах аналитики способов познания минувшего. Его новая эпистемология постижения истории, акцентирующая роль «инсайта», инспирированного индивидуальным и коллективным «возвышенным» историческим опытом, может интерпретироваться как попытка синтеза воззрений А. Бадью с нарративистской платформой, сочетающей стратегии герменевтики и аналитической философии истории.

Статья посвящена обзору наиболее значимых положений философской мысли в Китае, начиная c XIX в. и до 40-х гг. XX в. Автор последовательно рассматривает взгляды западных и китайских интеллектуалов, которые внесли свой вклад в становление основной проблематики нового, или современного конфуцианства. Не менее важным аспектом представляется влияние исторических событий, которые произошли в период с XIX в. В частности, в ходе двух Опиумных войн (1840-1842 гг. и 1856-1860 гг.) и политики самоизоляции, проводимой маньчжурским двором, династия Цин бросала вызов торговым интересам европейских колониальных держав, а сокрушительные поражения, которые потерпел Китай в ходе этих войн, знаменовали собой два немаловажных явления: заключение неравноправных договоров с державами-победительницами и дискредитацию правящей династии. Подобные обстоятельства вынуждали китайское общество обращать внимание на сложившееся положение дел и задаваться соответствующими вопросами, еще более насущными оттого, что результаты Опиумных войн больно ударяли по привычным представлениям китайцев о своем государстве. Как результат - Поднебесная столкнулась с кризисом, который необходимо было преодолеть (этим многие китайские мыслители занимаются до сих пор). Уже к концу XX в. постепенно начинает складываться иное восприятие китайской традиции, идет постепенный отход от слепого подражания образцам западной мысли и дальнейшее переосмысление основных положений китайской философии, уже исходя из устоявшегося современного дискурса и поиска общих точек соприкосновения в интеркультурном диалоге Восток - Запад.

Предметом статьи являются публичная философия, основные подходы к ее трактовке, препятствия и современные пути достижения философией публичности. В качестве одного из основных таких препятствий рассматривается процесс профессионализации философии, который привел к укреплению и расширению философского академического сообщества и в то же время усугубил его и без того слабые коммуникативные связи как с социумом, так и с коллегами из других отраслей научного знания. Обосновывается позиция, в соответствии с которой, с одной стороны, публичность трактуется в качестве имманентной характеристики философии с момента ее появления; с другой - признается, что философии сегодня необходим публичный «апгрейд» и новый опыт ведения конструктивного диалога с социумом. Такая «новая» публичность философии может оказаться способом ее собственного «переоткрытия». Вместе с тем показано, что стремление к публичности характерно для современной академической науки в целом, являясь во многом ее вынужденной реакцией на новые экономические реалии, побуждая включаться в информационную борьбу за привлечение внимания государства и социума. В определенной мере это коснулось и философии, несмотря на традиционно сложившееся, транслируемое культурой и поддерживаемое системой образования признание важности и ценности философского знания. Отмечается, что идея «переоткрытия» философии непосредственно связана с вопросом о функции философа в общественной жизни; рассматриваются различные возможные «типы» публичного философа. Вопреки распространенному мнению, делается вывод, что общество нуждается не столько в философе-эксперте или посреднике в научной сфере, сколько, в первую очередь, в «профессиональном консультанте», деятельность которого приведет к «перенастройке» повседневного мышления человека, к развитию рационального отношения к себе - способности в первую очередь критически мыслить, осознанно относиться к своей жизни и нести ответственность за свои решения.

-

-