Том 24, № 1 (2020): ИСЛАМСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Основная идея данного исследования состоит в том, чтобы раскрыть содержание теолого-политической идей современного салафизма идеологии «Братьев мусульман» на примере творчества Анвара аль-Джунди (1917-2002). Основной вопрос, который занимает Анвара аль-Джунди во всех его произведениях, касается того, как мусульмане могут сохранить свою исламскую идентичность. Отсюда - идея аль-Джунди о первостепенной значимости «оптимизации исламского возрождения и пробуждения», которая связана с тем, что он называет «закатом западной цивилизации и рассветом исламской альтернативы». Важное место в понимании и сохранении исламской идентичности у него занимает теория «политического заговора» Запада по отношению к мусульманскому миру. Этим предопределяется политическое видение Анвара аль-Джунди, для которого вся история взаимоотношений Запада с исламским миром и исламом - это звенья в цепи явного и скрытного заговора. В совокупном подходе Анвара аль-Джунди преобладает теологическое видение и менталитет, сводящие действительность к выборке, обосновывающей догмы религии и веры. В результате неизбежно возникает политическое видение именно такого типа. У Анвара аль-Джунди оно принимает облик методологии критики и обоснования культурных и цивилизационных параметров политической идеи. Его метод в отдельных аспектах не лишен научного подхода и содержит глубокие критические замечания, однако остается в рамках все тех же традиций богословского педантизма, который превращает науку, историю и размышление в инструменты обслуживания религиозных догм.

В статье осуществляется попытка определить понятие «постнеокантианство», исходя из характера его отношения к понятию «неокантианство». С этой целью автором ставятся следующие задачи: охарактеризовать феномен неокантианства, указать на проблемы его определения, выявить актуальность термина «постнеокантианство», в особенности его отношения к философии И. Канта. Автор подчеркивает необходимость введения данного термина в классификацию философии XX в. целесообразностью выстраивания модели «кантианство - неокантианство - неонеокантианство - постнеокантианство», где каждый новый этап обусловливается характером рефлексирования мыслителей некоторого периода над принципиальными для философии проблемами, сформулированных в кантовских «Критиках». Среди постнеокантианцев в концепции автора находятся мыслители, традиционно причисляемые к немецким феноменологам, такие как Э. Гуссерль и М. Хайдеггер: именно начиная с философской концепции Гуссерля можно говорить о появлении постнеокантианства, а семантически верная интерпретация Хайдеггера, по мнению автора, наиболее отчетливо понимается в рамках Баденского неокантианства. Исследуя феномен постнеокантианства, устанавливается необходимость требования ответа на вопрос относительно предшествующей ему традиции неокантианства, внутри которой существует неразрешенный до сих пор в истории философии ряд противоречий относительно классификации неокантианских школ и различения двух периодов неокантианства: раннего (классического) и позднего («правильного»). Неокантианство показывает актуальность кантовской философии, выделяя непрекращающийся спор о понимании кантовской «Критики чистого разума». Постнеокантианство играет важную роль с точки зрения перспективы современных исследований Канта, к которым относятся Готфрид Мартин, Манфред Брелаге или Ханс-Михаэль Баумгартнер.

ВРТ и, в частности, ЭКО и ИКСИ, представляют по сути своей лабораторный эксперимент, но который, в силу своей специфики, выходит за дисциплинарные границы, явным образом обретая этико-аксиологическое измерение в зоне взаимодействия причастных к деторождению членов конкретного сообщества. При этом отмечается, что активность и выбор способа решения проблем с деторождением имеет характерную выраженность, обусловленную традициями и уровнем гражданской и социальной зрелости той или иной страны, обусловленную в том числе уровнем и достижениями технической оснащенности в этой отрасли знания и практики. По данным зарубежных исследований, примерно половина всех субфертильных людей (имеющих проблемы с деторождением, но потенциально способных стать родителями) в развитых странах вступают на путь борьбы с бесплодием с помощью медицины, и данные исследований указывают на то, что доля таких индивидов растет. Наиболее сложны проблемы репродукции, связанные с низким качеством ооцитов (яйцеклеток) или низким овариальным резервом (как возрастного, так и наследственного характера, а также связанного с перенесенными заболеваниями или ятрогениями); аспермия и глубокая тератозооспермия (наличие только патологических форм сперматозоидов в эякуляте) не могут дать надежду паре (или индивиду) иметь генетически родственное потомство. Однако донорские программы создают дополнительные возможности для социального (не биологического) материнства/отцовства. Донация ооцитов (яйцеклеток) встречается в программах ВРТ не менее чем в 3 раза чаще, чем донация сперматозоидов (для гетеросексуальных пар, но не для одиноких женщин). В настоящий момент донация гамет и эмбрионов вызывает целый ряд этических, юридических, медицинских и социально-психологических вопросов, требующих компетентного сопровождения как со стороны экспертов-специалистов широкого профиля, так и грамотного, некоммерческого, в первую очередь, обусловленного взаимодействия между донорами и реципиентами. В основе анализа возможных модификаций семейных и родственных связей лежит идея трансформации социальных отношений, в которых основополагающую роль играют вспомогательные репродуктивные технологии (ВРТ), выстраивая систему «нового родства и новой семьи». Благодаря вхождению в интимный процесс зарождения жизни и выступая как регулятор состава участников этого процесса через стимуляцию ответственности перед настоящими и будущими родственниками, репродуктивные технологии влияют на исходные моральные требования в сообществе, переопределяя универсальные ценности, исходя из конкретной ситуации. Сценарии деторождения посредством ВРТ с привлечением дополнительных участников (доноров спермы, ооцитов или эмбрионов) возможны в контексте правового поля, но законодательно закрепленная анонимность донора (кроме родственника реципиента) оставляет много нерешенных вопросов, связанных с проблемами наследственных заболеваний, генетических аномалий и эпигенетических изменений; кроме того, встает проблема, связанная с возможностью непреднамеренного инцеста, а также трудностями самоидентификации ребенка и закрытостью его генеалогии. Решения этих вопросов откладывается на потом, тем самым инициируя в будущем драматические ситуации, этические коллизии и дилеммы со слабо прогнозируемом позитивным исходом.

-

-