Эмоционализация современного медиадискурса: исследовательская повестка дня

Полный текст

1. Введение

Эмоции лежат в основе человеческого взаимодействия и общения, и, как свидетельствуют многочисленные исследования в области психологии, социологии и лингвистики, их роль в последние годы заметно возросла (см. например, Alba-Juez & Larina 2018, Lerner & Rivkin-Fish 2021, Mackenzie & Alba-Juez 2019, Scherer 2005, Wetherell 2012, 2015, Волкова & Панченко 2018, Шаховский 2008, 2018 и многие др.). Исследователи отмечают повсеместное присутствие эмоциональности в современной культуре, где «эмоции становятся более важными, чем что-либо еще» (Lerner & Rivkin-Fish 2021: 1). Они показали, что как эксплицитные, так и имплицитные средства эмоциональности расширили свои функции в различных социальных сферах и дискурсах. Таким образом, термин эмоционализация используется для обозначения интенсификации и легитимации эмоций и эмоционального дискурса в общественных сферах жизни (Ahmed 2014, Holmes 2010, Lerner & Rivkin-Fish 2021, Sieben & Wettergren 2010, Woodward 2009). Как и в повседневном межличностном взаимодействии, эмоционализация наблюдается в институциональной, профессиональной и административной сферах (см. Lerner & Rivkin-Fish 2021). По наблюдениям исследователей, не являются исключением дипломатический, экономический и финансовый дискурсы, для которых обращение к эмоциям считается нехарактерным (например, Беляков 2015, Mackenzie 2018, Zappettini & Unerman 2016). Эмоции играют существенную роль в академическом дискурсе (Gretzky & Lerner 2021, El-Dakhsetal 2019, Larina & Ponton 2020, Lerner, Zbenovich & Kaneh-Shalit 2021). Некоторые ученые отмечают, что чрезвычайно сложно отделить эмоции от идеологии, поскольку чувства и идеи, которые их вызывают, тесно связаны друг с другом (Wetherell et al. 2015: 57). Как подчеркивает Р. Бриз (2020: 22), эмоции являются неотъемлемым компонентом политического дискурса именно из-за их эмоционального / аффективного воздействия на целевую аудиторию (см. также Breeze 2019). Эмоционализация широко распространена в средствах массовой информации (Alba-Juez & Mackenzie 2019, Altheide 2002, 2006, Antipova et al. 2021, de Marlangeon 2018, Dövelingetal 2011, Furedi 2018, Schwab & Schwender 2011, Vishnyakova & Polyakova 2017 и др.), где эмоции используются как одно из важнейших средств убеждения. Их исследование необходимо для понимания того, как создаются сообщения, а также как они влияют на индивидуальное и социальное поведение и социальную жизнь общества в целом (Döveling et al. 2011).

Наш специальный выпуск посвящен отмеченным выше тенденциям и их проявлению в СМИ. Таким образом, наша цель состоит в том, чтобы исследовать эмоции в СМИ с семиотической, прагматической и дискурсивной точек зрения на фоне современного социально-политического контекста, где традиционные представления о роли СМИ, их профессиональных практиках претерпевают существенные изменения в результате применения новых технологий, которые создают возможности для более интерактивных форм общения, осуществляемых через социальные сети (Assimakopoulos et al. 2018, Bou-Franch & Garcés-Conejos Blitvich 2019, Breeze 2020 и др.).

На фоне этих изменений мы видим появление новых возможностей (например, гражданская журналистика), которые демократизируют информационную функцию, обычно реализуемую в традиционных формах. Между тем современные медиаплатформы ставят новые задачи в отношении производства, распространения и потребления информации, поскольку различия между публичной и частной сферой становятся все более размытыми. Эти вопросы находят отражение в дискурсивных возможностях во всех контекстах общественной жизни, включая политические дебаты и дискуссии по разнообразным социальным темам.

2. Эмоционализация медийного дискурса: области исследования

В изменяющемся медиаландшафте взаимодействие языка и общества необходимо исследовать по намеченным основным направлениям. В нашем специальном выпуске это делается через призму эмоционализации. Исследование того, как языковой фрейм может пересекаться с эмоционализацией медийного дискурса, строится вокруг трех, на наш взгляд, ключевых вопросов, требующих ответа, а именно ЧТО, ПОЧЕМУ и КАК. Поэтому мы хотели бы предложить в качестве основных векторов исследований СМИ и эмоций три ключевые области, в которых «что», «почему» и «как» в значительной степени пересекаются.

Первая область исследования связана с логикой производства и восприятия медиапродукта. Информационные и развлекательные цели, наряду с социальной, политической и коммерческой повесткой дня, всегда лежали в основе медиапроизводства. Для достижения этих целей СМИ часто задействуют эмоции (например, путем создания сенсации в новостном сообщении). Однако возникает вопрос, как средства массовой информации выполняют эти функции в условиях постоянно меняющегося социального и политического ландшафта. Например, как пресса выполняет функцию убеждения с учетом новых мультимодальных и цифровых форм коммуникации? И главное, в чьих интересах и с какой политической целью? Таким образом, исследование эмоционализации медийного дискурса должно помочь нам понять не только то, какие дискурсы производятся средствами массовой информации, но и почему они производятся и распространяются.

Роль СМИ в формировании общественного мнения и влиянии на него трудно переоценить. В связи с этим формирование эмоций и обращение к ним должно в значительной степени рассматриваться как средство реализации стратегии убеждения. Например, «моральная паника» ('moral panic') (т.е. наведение паники по вопросу моральных норм поведения), подпитываемая и усиливаемая средствами массовой информации, широко обсуждается с шестидесятых годов (Cohen 2011). Теперь она фокусируется на новых темах, например, иммиграция и эмоциональный ответ на нее в виде страха и неприятия (Kopytowska & Chilton 2018, Wodak 2015, Zappettini 2021). В этом смысле информационная ценность того или иного медийного освещения должна определяться в первую очередь тем, насколько она отвечает конкретной коммуникативной повестке дня, которая в конечном итоге реагирует на основные «социальные тревоги» (Delanty 2008) и страх перед «чужими» (Bauman 2016). Как известно, преобладание страха в публичном дискурсе может способствовать формированию определенного отношения и приводить к ответной социальной политике, что в итоге способствует усилению государственного контроля и надзора (Altheide & Michalowski 1999: 476). Соответственно, мы также должны объяснить, как осуществляемое через СМИ нагнетание страха и обращение к другим эмоциям может служить легитимации различных политических и/или коммерческих проектов (см. Cap 2017, Doudaki & Boubouka 2019, Kopytowska & Chilton 2018, Koschut 2020, Ozyumenko & Larina в этом выпуске, Sedláková & Kopytowska 2018, Trajkova 2020).

В рамках первой проблемной области исследования одним из важнейших следует считать вопрос о решающей роли эмоций в том, как и почему создаются те или иные медиадискурсы. Однако не менее важным является и вопрос о том, как и почему они воспринимаются и потребляются аудиторией. Хотя многие исследования показали, как частое повторение определенных медийных нарративов может привести к «кумулятивному эффекту» (Bell 1996), который в итоге вызывает определенные отношения читателей, направление причинно-следственной связи (кто на кого влияет) между СМИ и аудиторией не является линейным и его лучше рассматривать как взаимно конституирующее. То есть СМИ укрепляют определенные взгляды, уже сформированные среди их аудитории, а аудитория затем предпочитает те СМИ, которые совпадают с ее взглядами. Таким образом, нам необходимо рассматривать различные потенциальные дискурсивные стороны производства и потребления (van Dijk 1988), в которых имеет место эмоционализация СМИ.

Вторая исследовательская область касается границ медиадискурса. Здесь мы хотели бы обратить внимание как минимум на две взаимосвязанные тенденции. Одна заключается в том, что тональность социально-политических медиадебатов смещается от логоса к пафосу или даже ирреалису, т.е. от аргументированных дебатов по актуальным проблемам – к более прямым заявлениям, часто основанным на различных формах эмоциональности или конструктах, которые не соответствуют действительности и не связаны с какой-либо логикой. Это так называемые фейковые новости, которые довольно широко распространены в «обществе постправды» (D'Ancona 2017). Однако, даже отвергая аргумент ради уменьшения зависимости от логоса, модель социальной интуиции Дж. Хайдта (Haidt 2001) говорит нам, что моральный аргумент является следствием моральной интуиции (то есть оценки, основанной на «внутреннем чувстве», которое в свою очередь базируется на эмоциях), тем самым подчеркивается важность ориентированных на пафос дискурсов.

Отражением этих процессов являются платформы социальных сетей, такие как Facebook и Twitter, сделавшие возможным взаимодействие, в котором сдвинуты границы между частным и общедоступным, где размышления о внутренней сущности сочетаются с осмыслением социальных отношений и созданием коллективной идентичности (Lerner & Rivkin-Fish 2021: 6). Социальные сети следует рассматривать не просто как платформы, а как самостоятельные социальные и политические акторы / институты, поскольку они обладают способностью сдерживать и поляризировать дебаты и контролировать наше взаимодействие с помощью алгоритмов, которые в конечном итоге основаны на наших эмоциях. Это ставит вопросы о дискурсивных возможностях и в более общем плане – об институционализации социальной реальности (Berger & Luckman 1966).

Можно утверждать, что степень симпатии к недавним президентам США – Бараку Обаме и, в еще большей степени, Дональду Трампу, в немалой степени зависела от того, каким образом их эмоциональная привлекательность, передаваемая через доступные новые технологии, находила отклик у аудитории, и от использования ими новых медиаплатформ. В частности, в случае с Трампом был зафиксирован новый феномен, когда эмоциональные реакции политического лидера напрямую передавались субъектам, в буквальном смысле – последователям, минуя все известные ранее фильтры, характерные для традиционных СМИ. Это не единичный пример, который также свидетельствует о доминировании пафоса над логосом. Данное явление в целом стало характерной чертой политического дискурса.

Другие социальные платформы, такие как Youtube и Facebook, тоже претерпели аналогичные изменения, допуская более прямое взаимодействие между сторонами, участвующими в политическом процессе, и позволяя обмениваться эмоциональными репликами, которые легко скатываются к крайней степени интенсивности. Оскорбления, резкая критика, нападки, личные выпады, тирады встречаются чаще, чем гиперболическое восхищение, преувеличенная похвала, выражения симпатии и любви, хотя последнее тоже имеет место. Исследователи отмечают, что, как положительные, так и отрицательные эмоции притягивают и удерживают интерес аудитории (Bassols, Cros & Torrent 2013).

Таким образом, вторая из выделенных нами тенденций – это повышенная эмоционализация языка СМИ, регулирование которого также требует изучения. Новые медиа используются в качестве инструмента пропаганды для формирования различных идеологических установок. В некоторых случаях, например, для пропаганды языка вражды, считается возможным снижение порога допустимости того, что можно говорить в общественной сфере (Wodak 2019). В ответ мы наблюдаем усиление дебатов по проблеме политкорректности в языке СМИ (Assimakopoulos et al. 2018). Вопрос о том, до какой степени должна применяться «словесная гигиена» (Cameron 2012) (и должна ли она применяться), выходит за рамки данной статьи, так как он включает более широкую проблему прескриптивизма, которая заслуживает отдельного изучения.

Третья область исследования охватывает семиотические ресурсы, используемые СМИ, и связанные с ними прагматические импликации. Нам, лингвистам, семиотикам и социологам, необходимо адаптировать исследование «аффективно-дискурсивных практик» (Wetherelletal. 2015: 57) и стратегий к изменяющемуся медиаландшафту, сосредоточив внимание на вербальных средствах конструирования эмоциональности с помощью лексико-грамматических ресурсов, таких как метафора, сравнение и другие риторические приемы (Emanatian 1995, Handa 2013, Richardson 2007), и невербальных средствах (размер шрифта, размер заголовка, использование цвета, изображений и т.д.), тем самым признавая важность мультимодальности в реализации дискурсов (см. Dancygier & Vandelanotte 2017, Ponton 2016). Мультимодальное построение смысла в «текстах-изображениях» (Mitchell 1986), встречающееся в мемах (Denisova 2019, Mina 2019), в первую очередь отдает предпочтение эмоциональному параметру коммуникации. Действительно, с помощью символического языка эмотиконов опытные пользователи могут передавать ряд эмоциональных реакций на размещенный контент, и таким образом создается интерактивное измерение, которое позволяет и поощряет наличие эмоционального компонента. Хотя Мультимодальная теория (Kress & van Leeuwen 2010, Bateman et al. 2017 и др.) находится еще только на начальной стадии развития, она представляет собой неоценимый вклад, как теоретический, так и практический, в дискурс-анализ в целом (Alba-Juez 2009, Ponton & Larina 2016, 2017), поскольку она направлена на объяснение значений в преобладающих семиотических практиках компьютерного века. Эти практики часто связаны с новыми кодами, заложенными в цвете, числах и других знаках современного символизма (Faliang et al. 2017) и широко распространены среди опытных, в основном молодых, пользователей нового поколения. Наконец, важно помнить, что любой знак (будь то текст или изображение) имеет смысл в определенном коммуникативном контексте, который должен быть общим у создателя и получателя сообщения. Как косвенно демонстрируют некоторые статьи этого выпуска (например, Музолф, Солопова и Кушнерук, Заппеттини), используемые в СМИ семиотические ресурсы основаны на культурно-специфичных системах, которые аналитик должен интерпретировать с эмической позиции, т.е. с позиции носителя конкретной культуры.

3. Статьи этого выпуска

Представленные в данном выпуске исследования, основанные на различных методологических подходах и имеющие разные аналитические фокусы, рассматривают ряд сформулированных выше ключевых вопросов.

Исследование Питера Булла и Мориса Уоддла посвящено эмоциональным реакциям телевизионной аудитории на речи политиков. Опираясь на работы M. Аткинсона по интерактивному поведению выступающего и аудитории и расширяя его подход, Булл и Уоддл детально исследуют динамику реакций аудитории (например, аплодисменты или освистывание) в различных национальных контекстах. Это исследование проливает свет на тонкое взаимодействие между риторическими приемами, используемыми политиками для получения реакции аудитории, которая, по мнению авторов, может рассматриваться как проявление разной степени ее эмоциональности. Значимость данного исследования в том, что в его фокусе не только пропозиции высказываний, но и в значительной степени аффективные и эмоциональные элементы, оно способствует пониманию политической коммуникации.

Три статьи выпуска посвящены эмоциональной окраске медийного дискурса, касающегося дебатов и событий, связанных с Брекситом. Известный исследователь политической метафоры Андреас Музолф (Musolff 2004, 2016, 2019) анализирует использование пословицы You cannot have your cake and eat it^[1] в газетных текстах, выступлениях и интервью политиков, чтобы доказать, что гиперболическое использование пословицы способствовало развитию высокоэмоциональных дискурсов, связанных с метафорическими сценариями освобождения (в конкретном случае – освобождения Великобритании от «гнета» Евросоюза). Музолф идет еще дальше и высказывает предположение о том, что распространение данной метафоры, на которой основывались многие аргументы в пользу того, чтобы выходить из Евросоюза или оставаться в нем, привело к поляризации и радикализации политического дискурса Великобритании.

Аналогичные идеи выдвигает и Франко Заппеттини, который, анализируя язык британской бульварной прессы, показывает, что эмоционально нагруженные представления о Великобритании как жертве и Евросоюзе как притеснителе, вызвали множество публичных дискуссий на этапах переговоров по Брекситу. Заппеттини указывает на важную роль эмоционального языка бульварной прессы в формировании общественного мнения об отношениях Великобритании и ЕС не только в контексте Брексита, но и в более широком историческом освещении евроновостей,  поскольку он эффективно помогал повестке дня Брексита по принципу «пафос выше логоса». Важно отметить, что такое эмоциональное оформление Брексита стало доминирующим дискурсом кампании по выходу из Евросоюза в отличие от дискурса кампании против выхода, который был основан на «холодных фактах» (Zappettini 2019).

Барбара Данцигер также рассматривает дискурс Брексита на этапе переговоров. В фокусе ее внимания – эмоциональные реакции на нарративные сравнения ‘Brexit is / feels like…’^[2] . Она показывает, как сравнения могут сигнализировать о разном отношении к Брекситу. В статье подробно исследуется, как использовались подобные сравнения для выражения эмоциональной позиции по конкретным аспектам Брексита, делается акцент на том, как обычные граждане концептуализировали Брексит и как они отреагировали на его реализацию. Как Заппеттини и Музолф, Данцигер демонстрирует взаимосвязь между языковыми формами и предполагаемыми эмоциональными реакциями на них, подтверждая мнение об основополагающей роли СМИ в обеспечении связи между отношениями граждан и социально-политическими изменениями.

Барбара Левандовска-Томашчик и Петр Пензик исследуют эмоциональное воздействие польских медиатекстов, показывая, что они выполняют присущую им политическую функцию убеждения скорее при помощи скрытых, чем явных средств и способов. В статье рассматривается новое в теоретическом плане понятие «возникающая невежливость» (“emergent impoliteness”), которое используется для категоризации примеров, взятых из польского политического дискурса. Предложенный в исследовании метод позволил увидеть тонкие оттенки в использовании эмоций в политическом дискурсе, где случаи явной грубости или оскорбительной лексики могут быть дополнены намеками, двусмысленными выражениями, которые позволяют политику добиться желаемого эмоционального воздействия, сохраняя при этом явно вежливую публичную тональность.

Следующие три статьи посвящены российскому политическому дискурсу, а также дискурсу западных СМИ о России. В статье Т.Г. Добросклонской с позиций медиалингвистики и мультимодальности анализируется освещение 75-й годовщины победы в Великой отечественной войне. Автор использует теорию функционирования прессы (Galtung & Ruge 1965) и, развивая идеи своей предыдущей статьи (Добросклонская 2020), утверждает, что этап, на котором пресса «интерпретирует» события для своих читателей, наиболее важен для эмоционального воздействия. Её анализ позволяет оценить роль эмоционального дискурса в воспитании чувства национального единства и показывает, что эмоции занимают центральное место в политической интерпретации значимых общественных событий в СМИ.

Если исследование Т.Г. Добросклонской касается медийного дискурса внутри России, то О.А. Солопова и С.Л. Кушнерук представляют диахроническое исследование, в котором рассматривается роль эмоционального пресс-дискурса, представляющего образ России в глазах Запада. В статье показано, как изменение этого образа во времени соотносится с изменениями в геополитическом ландшафте. Исследование, так же сосредоточено на Второй мировой войне, когда статус России как ключевого союзника в борьбе с нацистской Германией способствовал использованию позитивных дискурсивных фреймов в отношении России, в дискурсе прессы подчеркивались ее героические качества, военная мощь и дружба с Великобританией. Теплота этих представлений может удивить читателей, более привыкших видеть Россию в дискурсе современной прессы в образе медведя и с чертами угрюмого, неуклюжего, разъяренного и жестокого дикого животного. Авторы объясняют эти изменения и соответствующие им эмоциональные валентности с точки зрения теории, которая определяет рамки прессы как подчиненные более широким политическим целям конкретных национальных групп.

В следующей статье В.И. Озюменко и Т.В. Ларина продолжают анализ процессов, которые управляют стратегиями фрейминга, утверждая, что мы являемся свидетелями реального эмоционального манипулирования со стороны западных СМИ, служащих нагнетанию страха перед так называемой «российской угрозой» с целью оправдания жесткой и агрессивной политики сдерживания. Для подтверждения своего смелого тезиса авторы ссылаются на современную литературу о роли эмоционального дискурса в сфере политики и приводят многочисленные иллюстративные примеры из британской и американской прессы. Как и в статье Б. Левандовской-Томашчик и П. Пензика, авторы различают эксплицитные и имплицитные способы эмоционального воздействия, а также определяют нюансы и оттенки чувств в репрезентации политического дискурса о России. Среди эксплицитных средств воздействия обсуждается использование прессой идиом, гипербол, метафор, игра слов, культурные образы и анималистические символы, среди имлицитных рассматриваются пресуппозиция, вопросительные заголовки, проксимизация и др. Развивается тезис о том, что западные СМИ в последнее время все больше прибегают к эмоциональному дискурсу, обслуживая определенный политический класс, у которого есть свои причины поддерживать среди широкой публики состояние «паники» и страха в отношении России.

И, наконец, Дуглас Марк Понтон и Линдон Уэй показывают, как мультимодальность используется в социальных сетях в таких жанрах, как сатира, пародия и критика. В их статьях рассматриваются мемы как новая влиятельная форма медиадискурса, в значительной степени использующая эмоции. Понтон исследует прагматические возможности мемов, рассматривая их в основном с точки зрения традиционных канонов политической сатиры. Эмоциональной движущей силой этих мультимодальных сюжетов является смех, хотя за этой первоначальной реакцией скрываются и другие эмоции, такие как отвращение, гнев, страх и т.д. С точки зрения Понтона, сатирические политические мемы связаны с другими средствами воздействия. Они влияют на мнения зрителей и в идеальных случаях достигают своей цели. Подобно вирусам, с которыми их часто сравнивают, они проникают в сознание и в значительной степени добиваются своих непредсказуемых результатов независимо от желания или воли зрителей. Линдон Уэй рассматривает реакцию общества на бывшего президента США Дональда Трампа на сайте Alt-Right и показывает, что посвященные ему мемы основаны на эмоциональных дискурсах о национализме, расизме и авторитаризме. Примечательно, что Уэй напоминает нам, что мемы теперь являются частью новой политики, которая «общается с нами не логическими аргументами, а эмоционально – через короткие шутки и забавные образы». Сатира, конечно, часто встречается в СМИ, но новые способы создания, распространения и потребления таких сообщений, а также возможность мультимодального комбинирования различных дискурсивных форм должны заставить нас задуматься не только о том, как сатира, но и как экстремистские дискурсы переплетаются с эмоциями и СМИ.

4. Заключение

Мы не претендуем на то, что наш специальный выпуск, посвященный эмоционализации медиадискурса, дает полную картину сложного взаимодействия между медиа, эмоциями и дискурсом. Мы лишь очертили основные области исследований и попытались ответить на ряд актуальных вопросов. Тем не менее, мы полагаем, что представили убедительные доказательства того, что медиатизация эмоций стала особенностью повседневной социальной жизни, и показали, как эмоционализация СМИ реализуются через язык (в его более широкой интерпретации как системы знаков) и дискурс (в его широких социальных ответвлениях).

Подводя итоги обсуждения данной темы, мы хотели бы выделить некоторые из основных результатов. Предложенные исследования свидетельствуют о том, что эмоционализация становится одной из основных черт медиадискурса, и это в первую очередь достигается за счет дискурсивного перехода от логоса к пафосу, когда рациональные аргументы уступают место тенденции воздействовать на чувства аудитории. Мы полагаем, что решающим фактором этого сдвига и в целом использования эмоций акторами медиа является поиск эффективных стратегий убеждения. Что касается методологии, мы продемонстрировали, что критический дискурс-анализ может помочь понять потенциальное влияние стратегий убеждения и их прагматическое и перлокутивное воздействие на аудиторию и, в более общем плане, на реализацию конкретных политических и идеологических целей. Эти процессы могут быть полностью объяснены только с учетом контекста и его социально-политических, исторических и культурных аспектов, что говорит о том, что междисциплинарный подход к лингвистическому исследованию имеет множество практических преимуществ. Мы также подчеркнули необходимость анализа эмоциональных дискурсов с помощью мультимодального подхода, который рассматривает язык в его различных семиотических реализациях. Как показывают наши исследования, такое разнообразие методов и подходов может дать надежные результаты.

Мы надеемся, что этот специальный выпуск станет стимулом для будущих исследований эмоционализации публичного дискурса в намеченных нами направлениях и в свете актуальных социальных и политических проблем современного общества. Представляются перспективными дальнейшие исследования эмоций в различных видах СМИ (пресса, телевидение, радио, социальные сети и др.) и жанрах (новости, комментарии, интервью, политические выступления, политические дебаты и др.) и анализ их восприятия различными аудиториями.

Мы хотели бы воспользоваться этой возможностью, чтобы поблагодарить всех авторов за поддержку нашего проекта и высокое качество присланных статей. Благодаря вашему участию нам удалось провести живую дискуссию, которая пополнит междисциплинарные лингвистические исследования по этой важной теме. Мы надеемся на продолжение сотрудничества и открыты для предложений о том, какую форму оно может принять: семинары, конференции, индивидуальные или групповые инициативы и так далее. Больше всего мы надеемся, что наш специальный выпуск вдохновит читателей на проведение исследований в этих областях и что они найдут в нем практические инструменты, которые помогут в реализации аналитических проектов.

_{¹ Букв.: Ты не можешь одновременно иметь свой пирог и съесть его. Приблизительные русские аналоги этой пословицы – совместить несовместимое; пытаться усидеть на двух стульях.}

Об авторах

Франко Заппеттини

Ливерпульский университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: franco.zappettini@liverpool.ac.uk
ORCID iD: 0000-0001-7049-4454

имеет степень доктора, преподает в Ливерпульском университете, Великобритания, руководит аспирантскими программами в области коммуникации и СМИ. Его исследования сосредоточены на текстуальном/дискурсивном анализе различных форм политической коммуникации, включая опосредованные формы популизма, такие как таблоидный популизм и евроскептицизм в британской прессе. Он публикует свои исследования в рецензируемых международных журналах и монографиях. Его последняя публикация - монография Brexit: A Critical Discursive Analysis (PalgraveMacMillan).

Ливерпуль, Великобритания

Дуглас Марк Понтон

Катанийский университет; Российский университет дружбы народов (РУДН)

Email: dmponton@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-9968-1162

профессор, преподаватель английского языка и перевода на кафедре политических и социальных наук в Катанийском университете (Италия). Сфера его научных интересов включает анализ политического дискурса, эколингвистику, социолингвистику, прикладную лингвистику, прагматику и критический дискурс-анализ. Его последние публикации: For Arguments Sake: Speaker Evaluation in Modern Political Discourse («Во имя аргументов: оценка оратора в современном политическом дискурсе») и Understanding Political Persuasion: Linguistic and Rhetorical Aspects («Способы убеждения в политике: лингвистические и риторические аспекты»). Наряду с политикой интересы Д.М. Понтона связаны с социальной тематикой: туризмом, дискурсом медиации, экологией, местными диалектами, народными традициями, пословицами и блюзом.

Катания, Италия; Россия, 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6

Татьяна Викторовна Ларина

Российский университет дружбы народов (РУДН)

Email: larina-tv@rudn.ru
ORCID iD: 0000-0001-6167-455X

доктор филологических наук, профессор Российского университета дружбы народов (РУДН). Ее исследовательские интересы включают взаимодействие языка, культуры и коммуникации, кросс-культурную прагматику, дискурс-анализ, межкультурную коммуникацию, коммуникативную этностилистику и теорию не/вежливости. Она является автором и соавтором более 200 публикаций на русском и английском языках, включая монографии, учебники, главы книг, а также многочисленные статьи, в том числе в ведущих международных журналах.

Россия, 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6

Список литературы