№ 4 (2016)

Рассматриваются проблемы понимания правовой герменевтики и доктринального толкования. Автор делается вывод, что проблема толкования норм права уже переросла тематические рамки общей теории права и государства и является предметом отдельной науки прикладного характера - правовой герменевтики, имеющей в своем арсенале целую палитру разнообразных методов толкования норм права. Особое внимание уделяется проблемам определения объекта доктринального толкования и его видов. На основе проведенного анализа автор статьи делает вывод, что объекты доктринального толкования весьма разнообразны и не ограничиваются интерпретацией только норм права. Практически все элементы правовой системы могут быть подвержены научному анализу и прогнозированию. В противовес утвердившемуся в литературе по теории права и государства мнению о том, что доктринальное толкование - это вид неофициального толкования права, автор делает вывод, согласно которому доктринальное толкование может быть официальным, неофициальным и официозным, то есть иметь полуофициальный характер, как например, заключения на законопроекты. Автор статьи утверждает следующее: несмотря на то, что в современной России доктрина не признается в качестве официального источника права, она оказывает сильнейшее воздействие на законодателя, прежде всего, на его правовое сознание, на его психологию, устои. Лучшие образчики научных доктрин закреплены в первой главе Конституции Российской Федерации. Это и теория Ш. Монтескье о разделении властей, также идея федеративного устройства российского государства, идеи светского и демократического государства, которые прошли серьезную проверку временем. Это и идея Лоренца фон Штейн о социальном характере государства. Рассмотрев различные подходы к пониманию источников права, автор приходит к выводу, что если результат толкования подготовлен известным ученым юристом, изложен в лоне общепризнанной теории, определенного концепта, правовой парадигмы, то он должен быть признан источником (формой) права и на него необходимо ссылаться при разрешении правовых проблем в административных, а также в судебных инстанциях различного уровня.

В статье анализируется теоретическое осмысление источников права и их классификации, предпринятое А. Россом в связи с конструированием понятия валидности (действительности) права. Развивая свою правовую концепцию в русле правового реализма и строго придерживаясь позиции эмпиризма, ученый формулирует истинно позитивистское, по его мнению, понятие валидности (действительности) права, которое в его трактовке совпадает с понятием действенности права. Исходя из этого определить валидность правовых норм возможно, лишь выявив в результате исследования правоприменительной практики определенную нормативную идеологию - идеологию источников права. Исследование такой идеологии в рамках теории и доктрины источников права позволяет понимать и предсказывать действия судов (и других правоприменительных органов), т.е. выявлять валидные правовые нормы. Идеология источников права определяет способ поиска и/или формулирования нормы, на основании которой выносится решение по конкретному делу, и соответственно, под источниками права в рамках данной концепции понимается совокупность факторов, оказывающих влияние на данный процесс. Различные источники права выделяются А. Россом в зависимости от степени вероятности, с которой можно предсказать использование той или иной нормы, а классификацию источников ученый строит на основании того, насколько готовую к применению норму они предоставляют судье. Ключевым понятием при рассмотрении данной проблематики для А. Росса становится культурная традиция, рассматриваемая и как самостоятельный источник права, и как фактор, оказывающий влияние на всю правовую систему, правосознание судей и отправление правосудия.

В 1946 г. Нюрнбергский процесс установил правовые итоги Второй мировой войны. Грубые и массовые нарушения прав человека в Европе стали мощным стимулом к учреждению эффективных гарантий основных прав человека на региональном уровне (Совет Европы). Международно-правовые обязательства Российской Федерации, связанные с ее участием в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, предусматривают необходимость исполнения государством постановлений Европейского Суда по правам человека, вынесенных в отношении Российской Федерации. Правозащитные ценности, составляющие основу Конституции Российской Федерации и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, не вступают в противоречие друг с другом в силу конституционных положений, которые не могут быть противопоставлены друг другу. Реализация Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод как международного договора не может сопровождаться свободой усмотрения государства относительно обязывающего характера постановлений Европейского Суда по правам человека. Отношение к правовым позициям Европейского Суда по правам человека должно базироваться на принципе уважения практики межгосударственных органов по защите прав и свобод человека. Во-первых, государство, признавшее юрисдикцию межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, обязано учитывать практику этого органа по делам в отношении соответствующего государства. Во-вторых, государство не может заявлять о невозможности исполнения решений межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, вынесенных по результатам рассмотрения индивидуальных обращений, или иным образом игнорировать взятые на себя международные обязательства. В то же время, допуская возможность вмешательства государства в осуществление тех или иных прав и свобод, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод предусматривает наличие у государства определенной свободы регулирования прав и свобод человека. Эволюция Европейского Суда по правам человека как института международной защиты прав и свобод человека должна базироваться на признании государствами-членами Совета Европы принципа уважения практики Европейского Суда по правам человека.

24 ноября 2016 г. Президент России внес в Государственную Думу Федерального Собрания РФ проект Федерального конституционного закона «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон “О Конституционном Суде Российской Федерации”». Законопроектом предлагается новый вид постановления, принимаемого Конституционным Судом РФ по итогам рассмотрения дела о проверке конституционности нормативного акта органа государственной власти или договора между органами государственной власти, - постановление о признании нормативного акта или договора либо отдельных их положений соответствующими Конституции РФ в истолковании, данном Конституционным Судом РФ. На взгляд авторов статьи, такой новый вид (и правовая природа) постановления Конституционного Суда РФ знаменует исторический поворот российской государственной политики в сторону развития прецедентного права, усиления места и роли судебного прецедента и правотворчества. Это означает, что другие (возможные) толкования уже не будут учитываться судами, тем самым вся судебная система России станет более управляемой, а принимаемые судами решения - в части возможных толкований Основного закона страны - более предсказуемыми. В статье также исследуется понятие «судейское право», обретающее в связи с принятием проекта Федерального конституционного закона новый смысл и правовую природу: во-первых, судейское право как одно из распространенных в современной западноевропейской юриспруденции и странах англо-американского «общего права» понятий, по сути, начинает интенсивное развитие в России, во-вторых, классическая концепция судьи как «выразителя» права с самого начала начинает искажаться в России, поскольку право быть «выразителем» (толкователем) принадлежит только Конституционному Суду РФ, нижестоящие звенья судебной системы уже не могут, но обязаны следовать позиции Конституционного Суда РФ. В любом случае, по мнению авторов статьи, развитие судебного прецедента и правотворчества - это важный позитивный шаг для развития правовой системы современного государства в целом. Дискуссионным является вопрос: чему отдавать предпочтение при толковании нормативного акта - уяснению воли законодателя, которую он хотел выразить, либо тексту нормативного акта. Воля законодателя лишь настолько составляет закон, насколько она выражена в нормативном акте, поскольку существуют единообразные на территории государства требования к актам, устанавливающим права и обязанности.

Статья посвящена проблемным аспектам возмещения вреда, который возник в результате действий (бездействия) или решений органов публичной администрации и их должностных лиц. Автор анализирует систему нормативного регулирования данных отношений, сложившуюся судебную практику, выявляя особенности реализации права на компенсацию вреда, причиненного государством в результате его административно-юрисдикционной деятельности. Особое внимание уделяется дискуссионности вопроса о правовой природе регулируемых отношений, проблеме определения нормативной основы возмещения вреда, причиненного государством в рамках административного процесса, включая проблему применимости всех способов защиты, предусмотренных гражданским законодательством, при реализации права на возмещение вреда, причиненного в рамках административного процесса. Анализируются вопросы установления незаконности и виновности при причинении вреда в результате осуществления властных действий (решений), а также вопросы преюдиции, допустимости обоснования в рамках искового производства незаконности принятых публичной администрацией решений нормативного и ненормативного характера. В завершение представлены выводы о недостаточной четкости правового регулирования исследуемого вопроса, дана оценка дискуссионным аспектам проблематики и тенденциям развития института возмещения причиненного государством вреда, предложены способы совершенствования действующего законодательства и правоприменительной практики. Автором предлагаются два пути законодательного решения поставленной проблемы: признание всех предусмотренных гражданским законодательством способов возмещения вреда в рамках административно-правовых отношений посредством более четкого генерального законодательного указания на допустимость всех возможностей реализации данного права применительно к возмещению вреда, причиненного действиями публичной администрации, либо формирование собственной полноценной административно-правовой нормативной базы компенсации вреда, причиненного государством в результате его административно-юрисдикционной деятельности. Вне зависимости от избранного пути совершенствования рассматриваемого института, его обновленная нормативная основа должна учитывать позитивные достижения правоприменительной практики, особенно - прогрессивные правовые позиции, сформированные в процессе толкования спорных норм Конституционным Судом РФ, Верховным Судом РФ. Ревизия законодательства в части регламентации возмещения вреда должна способствовать не только уточнению места данного института в системе правового регулирования, но и обеспечить надлежащую защиту соответствующего права.

Данный материал посвящен 80-летнему юбилею доктора юридических наук, профессора, профессора кафедры теории права и государства Юридического института Российского университета дружбы народов (РУДН) Геннадия Илларионовича Муромцева, специалиста в области теории государства и права, права развивающихся стран, сравнительного исследования правовых культур.