Евразийство, ЕАЭС и многополярность: оценки зарубежных экспертов

Полный текст

Введение

Между современными тенденциями в изменении внешнеполитических векторов России, процессом евразийской интеграции и акцентом на формирование многополярного мира существует определенная взаимосвязь, которая отражается как во внутриполитических дебатах и экспертном анализе, так и критических оценках, в том числе со стороны зарубежных авторов. Эти взаимосвязанные тенденции демонстрируют пока еще не полностью осмысленные и отраженные в дискурсе политические процессы на постсоветском пространстве, а также вызывают определенную реакцию за рубежом.

В статье рассматриваются оценки иностранных авторов, представляющих различные школы и страны. Для этого авторами используется метод сравнительного анализа.

В настоящее время есть несколько точек зрения в отношении евразийской интеграции. На Западе четко прослеживается несколько основных линий:

1) увязывание классического евразийства и его современной интерпретации с Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС);
2) оценка ЕАЭС как некоего конкурентного экономического проекта, который может угрожать интересам как Европейского союза (ЕС), так и США;
3) попытки объективно рассмотреть взаимосвязи между внешней политикой России, евразийской интеграцией и глобальными геополитическими изменениями.

Что касается оценок аналитиков и исследователей из КНР, то, как правило, это размышления о том, что ЕАЭС и инициатива «Пояс и путь» взаимно дополняют друг друга. В том же свете обычно рассматривают и проект «Большой Евразии», или Большого евразийского партнерства. Существуют и  более широкие точки зрения, выходящие за рамки отдельных проектов. Например, дипломат из Шри-Ланки Д. Джайятиллека считает, что для евразийской геополитики, которую проводит Россия, наиболее осуществимым является «распространение примаковской концепции “многовекторности” на область идеологии и эволюция мягкой силы, которая действительно является многовекторной: справа, слева и в центре… Только так Россия сможет заново осознать свою роль авангарда нового исторического проекта, несущего  в себе новый синтез идей и ценностей»¹.

Этот спектр мнений и замечаний важен, поскольку позволяет лучше понять как ожидания и реакцию, так и методы противодействия евразийской интеграции, которые исходят от стран ЕС и США.

В первом подразделе статьи авторами будут рассмотрены взгляды зарубежных  авторов в отношении евразийской идеологии (евразийства), затем мы перейдем к различным аспектам евразийской интеграции.

Евразийство

Необходимо отметить, что, даже говоря о Евразии как о политико-географической реальности, «некоторые исследователи используют данный термин как для обозначения России и новых независимых государств, так и для обозначения этих государств без включения России» (Базавлук, 2018). Аналогичный подход можно обнаружить и в отношении евразийства.

По версии М. Ларуэль, гибкость евразийства как идеологии объясняет его популярность, разнообразие и широту охвата. По ее мнению, евразийство — это политическая доктрина в строгом смысле этого слова — теория нации и этноса, альтер-глобалистская философия истории, новая прагматическая формулировка «советизма», замена глобальных объяснительных схем марксизма-ленинизма, набор экспансионистских геополитических принципов для России и многое другое. Евразийство часто претендует на роль науки, причем представление о России в ней не зависит от личных соображений, а представляет собой методичный и объективный анализ российских интересов. Успех и популярность евразийства связаны с его приверженностью созданию новых академических дисциплин, таких как геополитика, культурология, конфликтология, этнопсихология и др. (Laruelle, 2008).

Теоретические предпосылки евразийства М. Ларуэль определила как:

1) отказ от Европы, Запада и капитализма через критику «атлантистского» господства, которое, как считается, несет катастрофические последствия для остального человечества;
2) утверждение культурного единства и общей исторической судьбы русских и нерусских народов России, бывшего Советского Союза и части Азии;
3) идею о том, что центральное географическое положение этого евразийского  пространства естественно и неизбежно влечет за собой имперскую форму политической  организации, а любое отделение обречено на провал, что не оставляет новым независимым государствам иного выбора, кроме как вернуться к единому политическому образованию;
4) веру в существование культурных констант, которые объясняют более глубокий смысл современных политических событий (Laruelle, 2008; 2020).

Однако, суммируя различные доктрины, отрефлексированные через русскую культуру, Ларуэль называет евразийство парафашизмом, поскольку, по ее мнению, это «крайнее проявление веры в Россию как стержень Евразии» (Laruelle, 2020, p. 111).

Многие западные авторы сфокусировались на теоретических работах А.Г. Дугина, увидев в них связующее звено между классическим евразийством и интеграцией в рамках ЕАЭС². Отдельными авторами указывалось, что «влияние Дугина на российскую геополитику и военную стратегию самоочевидно, хотя и спорно, насколько Путин верит в основополагающие теории, лежащие в основе идеологии Дугина… Ясно, что российское правительство взяло его “Основы геополитики” за основу своей внешней политики»³. Другие склонны упрощать евразийство и  видеть в нем исключительно антизападную риторику. По этой причине возникает убеждение, что «в евразийстве есть доля истины, достаточная, чтобы сделать его убедительным для некоторых. В целом, однако, это безумная теория, основанная на некоторых довольно странных и явно ложных идеях примерно столетней давности»⁴.

Исследователь из Пенсильвании М.Р. Джонсон, специализирующийся на русской истории, отмечает: «Шокирующее невежество американских интеллектуалов, пытающихся разобраться в евразийских концепциях, которых они не понимают, подчеркивает основные опасения Дугина. У США нет понятийного аппарата, чтобы должным образом понять всеобъемлющую онтологию евразийства. Западные и прозападные авторы, такие как Джин Вейт, Дуг Сандерс, Антон Барбашин, Ханна Тоберн и Антон Шеховцов, демонстрируют ужасающее невежество, порожденное двумя вещами: во-первых, полным отсутствием у них интеллектуальной подготовки к пониманию онтологии и метафизики Дугина или  кого-либо еще за исключением западного  мейнстрима, и, во-вторых, что не менее важно, тем фактом, что немногие из их читателей  обладают большими знаниями. Последняя проблема проявляется повсеместно и позволяет вышеперечисленным писать так, как им заблагорассудится. Это одновременно освобождает их от необходимости реального понимания и изолирует от серьезной критики»⁵.

В США также считают, что «понимание евразийского видения, которое вдохновляет российских лидеров, позволит нам принять рациональный подход к борьбе с противником, цели которого проистекают из иррациональной и опасной идеологии... В “многополярном” мире после НАТО, где американская мощь и рычаги влияния значительно уменьшены, евразийцы, которые управляют российской внешней политикой, подпитываемые их фашистской ненавистью к свободе, будут на протяжении долгого времени угрожать и подрывать американские интересы и глобальную стабильность»⁶. Несмотря на открытые дискурсивные стигмы, используемые для дискредитации евразийства, М.Р. Джонсон, тем не менее, не скрывает, что сочетание и наступление многополярного мира представляют угрозу американским интересам.

Все это, однако, не отменяет скоординированных действий по дискредитации как евразийства, так и ЕАЭС со стороны Запада. Плоды указанного невежества могут в дальнейшем эксплуатироваться как в западных СМИ, так и в качестве обоснования при подготовке научных текстов.

Так, в специальном докладе Freedom House за 2020 г. можно обнаружить манипулирование нарративом в отношении терминов «Евразия» и «евразийский», поскольку доклад посвящен деятельности различных политических группировок на постсоветском пространстве. При этом большинство из них проявляли антироссийские настроения и выступали против ЕАЭС. Указано, что «в Евразии также все более заметна активность ультраправых группировок. Эти антилиберальные, антиглобалистские, радикальные националистические группы поддерживают возвращение к тому, что они называют “традиционными” ценностями и идеалом “чистого” национального государства, и часто поддерживают насилие или его угрозу в качестве приемлемой тактики для продвижения этого видения»⁷.

В западной прессе и академической политологической среде начиная с 2014 г. подвергается активной критике евразийство в целом, будь то его классическая версия или какие-то аспекты, связанные с текущей евразийской интеграцией. Здесь явно прослеживается связь с референдумом в Крыму и усилиями по фальсификации любых сведений, относящихся к руководству России⁸. Например, в одной публикации наряду  с салафизмом, хиндутвой, великоханьским шовинизмом, анархо-примитивизмом и движением за универсальный базовый доход евразийство упомянуто в числе десяти наиболее невнятных идеологий. При этом в описании евразийства смешаны классическое евразийство, национал-большевизм, неоевразийство А.Г. Дугина, Таможенный союз и евразийская интеграция⁹.

Показательной является публикация американского историка Т. Фокса на сайте американского Института современной войны. Он указывает, что «концепция евразийства продолжает рассматривать регион в историческом контексте, аргументируя это тем, что из-за их общего исторического опыта у стран региона “общая судьба”… Связь с историей является недостаточно изученным, но непропорционально важным элементом эффективности России в информационных операциях и “гибридной войне”. Это (апелляции к общему историческому прошлому. — Прим. авт.) позволило России создать эффективные нарративы для региона и лежит в основе недавних российских усилий по всему региону, “направленных на развитие сотрудничества в области распространения информации за рубежом в целях привлечения внимания к российской истории... и пропаганду достижений в области военно-исторических исследований, воспитания патриотизма и сохранения военно-исторического наследия России в других странах” …Нарративы — это главный инструмент достижения российских целей»¹⁰.

Таким образом, евразийская идеология рассматривается как один из ключевых элементов информационной войны, которую, по мнению автора, ведет Россия. Такого рода оценки далеко не единичны в среде американских военных. Так, в докладе о возможных геополитических изменениях после  пандемии коронавируса, подготовленном ВВС США, в сценарии под названием  «системный коллапс» упоминается активность ЕАЭС в одном контексте с китайской инициативой «Пояса и пути»¹¹.

Бывший высокопоставленный сотрудник ЦРУ в своей публикации указывал, что «значение термина “евразийский” сильно изменилось, но оно по-прежнему предполагает стратегическое соперничество… Короче говоря, новое евразийство больше не связано с сухопутной и морской мощью XIX в. Это признание того, что эпоха западного (и особенно американского) глобального господства  закончилась. Вашингтон больше не может поддерживать и позволить себе обеспечивать долгосрочное доминирование в Евразии.  С экономической точки зрения ни одно государство в регионе, включая Турцию, не настолько неразумно, чтобы игнорировать рост “евразийского” потенциала, также предоставляющего стратегический баланс и экономические возможности… Чем больше Вашингтон будет пытаться сдержать или задушить евразийство как подлинную растущую силу, тем сильнее будет решимость государств стать частью этого растущего евразийского мира, даже не отвергая Запад. Все страны хотели бы иметь альтернативы. Им не нравится быть обязанными одной  мировой державе, которая пытается ими  командовать… Было бы недальновидно со стороны Вашингтона продолжать сосредоточивать внимание на расширении военных  союзов, в то время как большая часть остального мира стремится к процветанию и росту регионального влияния»¹².

Более рационально ту же идею высказывает научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований (CSIS) Дж. Манкофф, отмечая, что «у Соединенных Штатов есть основания для беспокойства. Экономическая и политическая логика углубления интеграции на части постсоветского пространства довольно сильна, так как региональные объединения способствуют укреплению слабых экономик, особенно в Центральной Азии. Однако такая интеграция, инициируемая Россией, несет угрозу иного рода — усиление зависимости соседних государств от России, что угрожает не только их развитию, но и самостоятельности в проведении внешней политики»¹³. При этом американский эксперт подчеркивает, что интеграционные тенденции на Евразийском континенте вполне укладываются в общемировые закономерности: «Самым значительным преимуществом создания нового Евразийского союза станет возникновение огромного единого рынка и устранение барьеров для перемещения товаров и людей. Рабочим мигрантам из Центральной Азии будет проще ездить в Россию на заработки и на законных основаниях отправлять домой заработанные средства»¹⁴.

П. Стронски и Р. Соколски из Фонда Карнеги сравнивают роли ЕАЭС, Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и БРИКС в качестве международных организаций, которые на практике содействуют реализации устремлений России к многополярности. Они пишут, что «Россия продолжает использовать совокупность методов принуждения и экономических стимулов, чтобы побудить своих соседей присоединиться, а нынешних членов остаться в организации… Значение БРИКС и ШОС для России скорее символическое, чем существенное. Они помогают Кремлю подчеркнуть как внутри страны, так и за рубежом, что Москва сохраняет международный авторитет, что у нее есть дипломатические средства для противодействия расширению западного влияния  вокруг своей периферии и усилиям США и Европы по изоляции России и что Россия  является глобальной, а не только евразийской или региональной державой. Участие в этих международных организациях и группах также помогает Москве противостоять попыткам Запада дипломатически изолировать Россию после продолжительной серии нарушений (международных норм. — Прим. авт.). Россия может быть изолирована от евроатлантического сообщества, но участие в этих организациях демонстрирует, что Москва не  изолирована от остального мира»¹⁵.

Турецкий исследователь Г. Мустафа считает, что фактически концепция евразийства и евразийская политика превратились в государственные идеологии, которые нашли отражение во внутренней, региональной и внешней политике, а также в фундаменте  недавнего процесса региональной интеграции. При этом существует несколько версий евразийства. Российская геополитическая концепция евразийства со всеми ее изменениями и модификациями по-прежнему остается очень мощной, доминирующей и живой в историко-культурных, академических, а также национальных политических и идеологических дебатах и дискурсах. Турецкое евразийство — это в основном идея и видение создания содружества тюркских государств, населенных тюркскими народами, включая части России и Центральной Азии. Казахстанское видение евразийства и создания Евразийского союза на основе евразийской солидарности — это официальная политика (идеология), разработанная, запущенная и реализуемая президентом Республики Казахстан Нурсултаном Назарбаевым, которая принципиально отличается от российской, турецкой и других форм с точки зрения основополагающих  целей, задач, методов, направлений и механизмов реализации (Mostafa, 2013).

При всем этом необходимо учитывать, что «евразийство — идеология государственности. Все его геополитические, социокультурные, религиозные и иные аспекты вращаются вокруг проблемы власти» (Исаев, 1994, с. 55). К этому можно добавить его метаполитический феномен, где были объединены «различные идеи и концепции из культуры, религии, философии, гуманитарных наук и естествознания» (Базавлук и др., 2021, с. 60).

Евразийская интеграция

Если переходить от евразийской идеологии к практике интеграционных процессов в ЕАЭС, то здесь также видна роль Запада, поскольку «на развитие евразийского регионализма в 2010-е гг. повлияли опасения России по поводу внешних угроз и ее контроля над евразийским пространством» (Libman & Obydenkova, 2020, p. 360).

На начальном этапе евразийской интеграции западное сообщество довольно агрессивно реагировало на процессы, происходящие в России и странах, входящих в Таможенный союз, позже переформатированный в ЕАЭС. В частности, указывалось, что инициативы Москвы на постсоветском пространстве — не что иное, как «очередная попытка России действовать против трансатлантических связей Европы»¹⁶. При этом утверждалось, что «Евразийский союз Путина базируется на модели ЕС и Путин рассматривает Евразийский союз как часть “Большой Европы”, включая общие ценности, такие как свобода, демократия и рыночная экономика»¹⁷. В то же время автор задается вопросом, не может ли Евразийский союз действовать как некая «контр-модель», которую Россия будет использовать для конкуренции с ЕС через интеграцию соседних с Россией стран.

При сравнительном анализе двух интеграционных моделей высказывалось мнение, что ЕАЭС станет неким квазигосударством наподобие того, которое сложилось в странах ЕС на основе Маастрихтского договора и  Директивы о правах граждан, представляющих собой фактическую кодификацию ранее существовавшего прецедентного права. Предоставление определенных прав экономически неактивным мигрантам, таким как члены семьи и лица, ищущие работу в странах — членах ЕАЭС, представляется определенным шагом в этом направлении. Предполагается, что при анализе развития квазигосударства до заключения Маастрихтского  соглашения нельзя игнорировать фундаментальную роль, которую сыграл суд, прецедентное право которого в значительной  степени способствовало изменениям в ЕС. Следовательно, вопрос состоит в том, сможет ли суд ЕАЭС следовать тем же путем и, опираясь на телеологическую интерпретацию, способствовать постепенному изменению нормативно-процессуальной базы (Pirker & Entin, 2020, p. 530).

Особый интерес западные эксперты проявляли к процессу создания зоны свободной торговли (ЗСТ) ЕАЭС с Вьетнамом. Сама идея зародилась еще до формального создания ЕАЭС, во время визита министра промышленности и торговли Вьетнама в Москву в 2009 г., а на саммите АТЭС во Владивостоке в сентябре 2012 г. президент России  В.В. Путин представил технико-экономическое обоснование такого соглашения¹⁸. По существу, соглашение предусматривало либерализацию 88 % торговли товарами. В октябре 2016 г., когда соглашение вступило в силу, 59 % таможенных пошлин были отменены. «ЕАЭС будет открывать свой рынок для вьетнамского экспорта при снижении средней ставки пошлин с 9,7 до 2 % к 2025 г.»¹⁹.

Такая модель по принципу «аутрич»²⁰ вызывала обеспокоенность стран Запада по поводу установления влияния России в регионах Азии, Африки и Латинской Америки. В то же время отечественный автор В.С. Изотов предлагает применить модель «аутрич», которая была применена для формата БРИКС (по инициативе ЮАР), уже для евразийской интеграции. Для этого подходит базовый  документ, подготовленный в 2018 г., —  соглашение «О международных договорах Евразийского экономического союза с третьими государствами, международными организациями или международными интеграционными объединениями» (Изотов, 2020, с. 22).

Тем не менее у идеи сотрудничества между ЕС и ЕАЭС также были свои сторонники в Европе. Дискуссии на высшем политическом уровне рассматривали потенциальную сделку как способ достижения мира на Украине. Эта инициатива продвигалась в 2015 г. по мере того, как Служба внешних действий ЕС изучала возможные форматы сотрудничества. Однако в настоящее время ЕС поддерживает только технические связи и контакты с официальными лицами в Комиссии ЕАЭС и учреждениях отдельных государств-членов. Перспективы улучшения отношений или заключения «мегасделки» в ближайшем будущем остаются туманными. В то же время отмечалось, что для ЕС имело бы экономический смысл заключить ЗСТ с ЕАЭС. Обе стороны выиграли бы от общих технических стандартов, уже достигнутых благодаря использованию ЕАЭС европейских шаблонов²¹.

В ЕС также существуют сомнения, является ли либерализация торговли конечной  целью России. С момента создания ЕАЭС  европейцы рассматривали блок как квазитаможенный союз с сомнительной экономической основой, который способствует «региональному протекционизму в противовес  открытому регионализму»²². События на Украине также интерпретировались в странах ЕС как проявление Россией большего интереса к геополитике, чем к сотрудничеству,  основанному на правилах²³.

Однако и в адрес ЕС высказывались  сомнения о возможности плодотворного  сотрудничества с ЕАЭС. Отмечалось, что «если обратиться к современным проблемам ЕС, то они преимущественно связаны с “политикой сибаритства”, когда основные производства выводились в развивающийся мир (особенно в Китай), а раскручивалась идеология бесконтрольного потребления и “жизни в кредит”... Для Евразийского союза одной из первостепенных задач являются вложения в человеческий капитал» (Васильева, Лагутина, 2013, с. 239). В то же время опыт развития  ЕС учитывается ЕАЭС (Глазьев, Чушкин,  Ткачук, 2013; Суюнчев и др., 2020; Ушкалова, 2017), в том числе и неофункционалистский эффект «перетекания» (Фатыхова, 2019, c. 172).

Встречаются и более умеренные взгляды на возможность сотрудничества между ЕС и ЕАЭС. Так, К. Девоншир-Эллис полагает, что «членам ЕС необходимо урегулировать разногласия с Россией, а также участвовать в разработке соглашений о свободной торговле с членами ЕАЭС и за его пределами, в том числе с Африкой, частями Ближнего Востока, Центральной Азией, Индией и т. д. Статус таких стран, как Азербайджан, Грузия и Украина, а также других с точки зрения возможности доступа к торговому блоку в качестве члена все еще необходимо определить»²⁴. По его мнению, эволюция и развитие Большого Евразийского партнерства уже идет полным ходом и будет иметь значительные последствия для глобальных цепочек поставок. Это создаст новые возможности во всем регионе и окажет серьезное влияние на экономику Китая и России, а затем, по мере вступления в силу обсуждаемых в настоящее время соглашений, на Индию, страны Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) и Центральную Азию. Далее последует обновление договоров с Африкой,  впоследствии к процессу может подключиться и Европа²⁵.

К. Девоншир-Эллис также отмечает, что из-за географического положения каждой из этих стран и блоков объединение в значительной степени неизбежно. При этом «можно ожидать и других изменений. Учитывая санкции и тарифные угрозы со стороны США практически для всех евразийских регионов, нельзя исключать введения системы Евразийского клирингового банка... Также возникнут другие инициативы и идеи для того, чтобы дополнить, поддержать и развить то, что происходит. Это захватывающее время для компаний, чтобы подготовиться к появлению  нового динамичного торгового блока — евразийского сухопутного массива»²⁶.

В целом изменения на евразийском пространстве сами по себе обусловливают участие Китая во многих аспектах евразийского процесса, при этом Китаю все чаще приходится возглавлять региональные преобразования и формировать ключевые партнерские отношения (Ferguson, 2018). Поскольку в 2000-е гг. произошел сдвиг в мышлении о многополярности, Китай и Россия стали ядром конкурирующего с США порядка, способного оказывать как военное, так и экономическое влияние в соседних областях с оттенком идеологической дистанции. Г. Розман предполагает, что «Китай в лучшем случае будет время от времени на словах говорить  о многополярности, а Россия стремится  сохранить ее видимость, основанную на ее собственных предполагаемых возможностях, иллюзии ценности ЕАЭС и смутных надеждах на расширение ШОС»²⁷.

Геополитический подход  и контекст многополярности

Следует резюмировать, что западный взгляд на ЕАЭС и евразийство выходит за рамки экономического анализа. Евразийскую интеграцию рассматривают как один из элементов региональной политики России, где немаловажными аспектами являются и  вопросы безопасности. В докладе RAND под названием «Большая стратегия России. Риторика и реальность» говорится, что «в российских документах показано намерение содействовать Евразийскому экономическому союзу (ЕАЭС) и другим региональным структурам в целях поддержания регионального влияния и соблюдения соглашений о сотрудничестве в области взаимной обороны и  безопасности со своими региональными  союзниками»²⁸. В RAND ссылаются на интерес России к динамическому сотрудничеству с новыми центрами силы, такими как Индия, Китай, Бразилия, АСЕАН и страны Персидского залива²⁹.

В предложенной модели региональных взаимоотношений, построенной на триаде из безопасности, экономики и лидерства для России, ЕАЭС полностью занимает сектор экономики. В такой конфигурации затрагиваются и вопросы безопасности, поскольку все члены ЕАЭС входят в состав Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). В самом исследовании постсоветское пространство фактически приравнивается к Евразии.

Поскольку в тексте упомянуты государства и объединения за пределами Евразии, такая постановка вопроса дает повод предположить, что в США увязывают евразийскую интеграцию, ограниченную постсоветским пространством, с более широкими интересами России, в том числе попытками установления многополярного мироустройства.

В одной из недавних работ по теме морских коммуникаций вокруг Евразии открыто указывалось, что изменение роли и статуса ведущих евразийских акторов приведет к изменению баланса сил на глобальном уровне. Отмечалось, что «на нас надвигается геополитический и экономический сдвиг, проявляющийся в различных морских регионах Евразии. Евразийские державы, включая Россию, Китай и Индию, все шире используют свою морскую географию, стремясь укрепить свою развивающуюся экономику, расширить свои возможности по прогнозированию военной мощи для защиты стратегических национальных интересов и усилить свое глобальное влияние... Эта меняющаяся динамика уже начала трансформировать модели морской торговли и инвестиций, а следовательно, и глобальную политическую экономику. Это также создает растущую угрозу нынешнему статус-кво мирового порядка, в котором долгое время доминировал Атлантический мир,  в частности Соединенные Штаты» (Eurasia’s Maritime Rise and Global Security…, 2018, p. 1).

Особый интерес представляют оценки западных авторов, которые носят позитивные коннотации. Так, в одном из исследований корпорации RAND от 2019 г. указано следующее: «В идеале может быть реализовано видение от Лиссабона до Владивостока, то есть общее экономическое пространство, охватывающее ЕС, ЕАЭС и промежуточные государства… Важно начать с понимания того, какие договоренности возможны и невозможны для промежуточных государств...  В более широком смысле государства, не являющиеся членами (этих организаций. — Прим. авт.), могут устанавливать более тесные экономические отношения с обоими блоками. И сами блоки могут договориться о взаимоприемлемых договоренностях... Наше предложение предоставляет возможность промежуточным государствам извлекать выгоду из торговли с обоими блоками, а не полностью переходить на сторону одного из них и терять связь с другим. Такое развитие событий позволило бы промежуточным государствам добиться роста уровня благосостояния и стабильности. Это также помогло бы им развивать сотрудничество как с ЕС, так и  с Россией и ЕАЭС, а не оппортунистически  демонстрировать лояльность той или иной стороне и получать экономические выгоды в качестве вознаграждения»³⁰. При этом у авторов остается понимание геополитического дуализма. Годом ранее они же в отношении Евразии отмечали, что «региональный порядок определяется существованием двух конкурирующих наборов институтов или даже блоков: Западного или евроатлантического НАТО и ЕС, с одной стороны, и Евразийской или возглавляемой Россией ОДКБ и ЕАЭС — с другой»³¹.

Авторы из RAND в отношении диалога России с Западом констатировали, что накопилось много проблем, однако «существуют альтернативные пути. Предлагаемые детали подлежат обсуждению, но на данный момент именно отсутствие дискуссий и обсуждения этого вопроса является главной проблемой для поиска взаимоприемлемого пути вперед»³².

В данном отношении вполне своевременными видятся замечания российских ученых, которые ранее отмечали, что «в условиях отсутствия развитой концептуальной базы неоевразийской интеграции представляется принципиально важным активное обсуждение положительных и отрицательных сторон  нового проекта представителями различных научных сообществ. Именно в этих спорах и происходит накопление научной аргументации и аналитических выкладок относительно проекта Евразийского союза, что может стать теоретической основой формирования стратегии неоевразийской интеграции. Инновационность данной темы заключается в том, что совершенно в ином ключе представляются классические евразийские идеи. Их современное звучание определяется не идеологией противопоставления Запада Востоку, а прагматической идеей объединения разрозненных частей Евразии в единое пространство глобального региона» (Васильева, Лагутина, 2013, с. 230).

Аналогичную проблему между тем можно обнаружить и в концепции «Большой Евразии», поскольку само это понятие вошло в научный и политический лексикон сравнительно недавно и интенсивно наполняется новым содержанием, требующим всестороннего осмысления (Кефели, Шевченко, 2018). Например, «Большая Евразия» может вызывать ассоциации как в отношении сотрудничества ЕС и России, так и взаимодействия ЕС и ЕАЭС (Tsvyk, 2018).

Китайский взгляд на евразийскую интеграцию в качестве российской внешнеполитической стратегии шире усилий по установлению многополярности и заметно отличается от западной точки зрения. Так, Ли Ёнкань указывает, что развитие России и ЕАЭС неотделимо от развития мировой экономики. По его мнению, Россия не может смириться с реальностью, в которой она исключена из процесса разработки правил международной торговли, поэтому Большое Евразийское партнерство является новым подходом к внешней политике, который разрушает традиционные концепции, придающие значение только отношениям с США и Западом. Он считает, что сопряжение стратегий развития России и Китая имеет решающее значение не только для построения Евразийского экономического партнерства, но и для будущих перспектив этой организации (Yongquan, 2018).

Китайский исследователь также учитывает возможные риски и отмечает: Россия обеспокоена тем, что экономика Китая может навредить интеграции процессов ЕАЭС и что конкурентоспособность китайских товаров может оказать сильное внешнее давление на экономику ЕАЭС. Кроме того, изменения в ШОС могут отрицательно отразиться на эффективности механизмов многостороннего сотрудничества и консультаций в рамках этой организации. Тем не менее, он считает, что вполне реально связать Большое Евразийское партнерство с инициативой «Пояс и путь». Политические и экономические отношения Китая со странами ЕАЭС, уровень практического сотрудничества Китая со странами АСЕАН и тесное сотрудничество между Россией и государствами — членами АСЕАН дают основания быть уверенными в том, что у сопряжения инициативы «Пояс и путь»  и Евразийского партнерства есть будущее. Более того, российско-китайские переговоры по Евразийскому экономическому партнерству являются важнейшим звеном в этом процессе (Yongquan, 2018, pр. 97—98).

Вместе с тем и западные авторы, анализируя российско-китайское сотрудничество, отмечают, что оно может привести к глобальным, а не только региональным изменениям. «Евразия обладает большей частью мировых богатств, ресурсов и населения, но при этом имеет очень низкую экономическую связанность. Китайско-российское партнерство  может коллективно создать гравитационное притяжение, которое позволит им захватить геоэкономические рычаги власти, создав  альтернативу западноцентричной модели»³³. Соответственно, акцент на многополярности дополняет видение Большого евразийского партнерства как уникального межцивилизационного мегапроекта (Яковец, 2018). Похожего мнения придерживаются исследователи из Латинской Америки, которые также  видят евразийскую интеграцию неотъемлемой частью движения к многополярности (Serbin, 2020).

Заключение

Подводя итоги, можно сделать ряд выводов. Китай имеет определенный интерес к ЕАЭС, при этом рассматривает российско-китайское сотрудничество как взаимовыгодное партнерство. Хотя существует вероятность превалирования синоцентризма во внешней политике Китая, в целях создания противовеса США и ЕС России выгодно  взаимодействовать с Пекином. Многовекторность подхода Москвы, включая стратегию «аутрич», может содействовать достижению внешнеполитических целей России. США и ЕС в большей или меньшей степени будут рассматривать ЕАЭС как конкурентоспособный проект, вуалируя реалистичные аналитические и экспертные оценки критикой о несостоятельности и чрезмерных геополитических амбициях России. В ЕС и США рассматривают ЕАЭС как возможный полюс многополярного мироустройства, который (в совокупности с ростом китайского могущества) значительно трансформирует глобальную экономическую и политическую систему. При этом ЕАЭС четко осмысляется как конкурирующий геополитический проект, инициированный Россией.

Несмотря на ряд отличий, общие оценки зарубежных экспертов по включению идей евразийства в текущие геополитические процессы сходятся и с мнением российских авторов, которые считают, что «концептуальное решение современной национальной политики России в русле евразийских идей определяет задачу модернизации и интеграции механизмов создания и передачи национальных ментальных парадигм, которые являются традиционными для нашей страны. Это позволит сохранить духовное и этнокультурное единство страны, консолидировать силы на основе общих ценностей и целей, обеспечит независимость и развитие Российского государства в сложных условиях глобализирующегося мира и восстановит утраченный паритет в мировой многополярной структуре» (Замараева, 2016, с. 154).

Вместе с тем позиция российских и  зарубежных авторов совпадает в том, что российское евразийство, а также его тюркские варианты (турецкий, казахстанский) и интерес Китая к евразийской интеграции в целом находятся в оппозиции современным западным ценностям и геополитическим  проектам.

 

^{1 Jayatilleka D. Toward a New Eurasian Geopolitics // Global-e Journal. 2019 (September 12). Vol. 12, no. 39. URL: https://globalejournal.org/global-e/september-2019/ toward-new-eurasian-geopolitics (accessed: 29.08.2021).}

^{2 См.: Barbashin A., Thoburn H. Putin’s Brain. Alexander Dugin and the Philosophy behind Putin’s Invasion of Crimea // Foreign Affairs. March 31, 2014. URL: https://www.foreignaffairs.com/articles/russia-fsu/ 2014-03-31/putins-brain (accessed: 04.08.2021); Gilbert J. Aleksandr Dugin Wants to See a Return to Russian Imperialism // Vice. April 28, 2014. URL: https://www.vice.com/en/article/3b7a93/aleksandr-dugin-russian-expansionism (accessed: 04.08.2021).}

^{3 MacCormac S. Aleksandr Dugin: Putin’s Rasputin? // Center for Security Policy. March 4, 2015. URL: https://centerforsecuritypolicy.org/aleksandr-dugin-putins-rasputin/ (accessed: 22.08.2021).}

^{4 Robinson P. Crackpoint Theories: Eurasianism // Irrussianality. September 30, 2014. URL: https://irrussianality.wordpress.com/2014/09/30/crackpot-theories-eurasianism/ (accessed: 17.08.2021).}

^{5 Johnson M. R. Russian Nationalism and Eurasianism: The Ideology of Russian Regional Power and the Rejection of Western Values // Rusjournal.org. URL: https://www.rusjournal.org/wp-content/uploads/2016/02/ Eurasianism.pdf (accessed: 30.06.2021).}

^{6 Rice-Cameron J. Eurasianism is the New Fascism: Understanding and Confronting Russia // Stanford Politics. February 2, 2017. URL: https://stanfordpolitics.org/2017/ 02/02/eurasianism-new-fascism/ (accessed: 25.07.2021).}

^{7 Gordon A. A New Eurasian Far Right Rising. Reflections on Ukraine, Georgia, and Armenia // Freedom House. 2020. URL: https://freedomhouse.org/report/ special-report/2020/new-eurasian-far-right-rising (accessed: 17.08.2021).}

^{8 Busygina I., Filippov M. Russia and the Eurasian Economic Union: Conflicting Incentives for an Institutional Compromise. WP BRP 31/IR/2018 // National Research University Higher School of Economics. 2018. URL: https://wp.hse.ru/data/2018/12/10/1145002418/ 31IR2018.pdf (accessed: 30.01.2022).}

^{9 Tormsen D. 10 Obscure Ideologies Influencing The World Today // Listverse. March 29, 2015. URL: https://listverse.com/2015/03/29/10-obscure-ideologies-influencing-the-world-today/ (accessed: 17.08.2021).}

^{10 Fox T. Eurasianism, History, and the Narrative Space: Why Russian Information Operations Are so Effective // Modern War Institute. December 3, 2018. URL: https://mwi.usma.edu/eurasianism-history-narrative-space-russian-information-operations-effective/ (accessed: 26.08.2021).}

^{11 U.S. Air Force Global Futures Report: Alternative Futures of Geopolitical Competition in a Post-COVID-19 World // Air Force Warfighting Integration Capability (AFWIC), Strategic Foresight and Futures Branch. June, 2020. P. 10. URL: https://www.afwic.af.mil/Portals/72/ Documents/AFWIC%20Global%20Futures%20Report_ FINAL.pdf?ver=2020-06-18-124149-070 (accessed: 30.01.2022).}

^{12 Fuller G. E. What is Eurasianism? // Graham E. Fuller. September 14, 2016. URL: https://grahamefuller.com/ 2520-2/ (accessed: 23.07.2021).}

^{13 Mankoff J. What a Eurasian Union Means for Washington? // The National Interest. April 19, 2012. URL: https://nationalinterest.org/commentary/what-eurasian-union-means-washington-6821?page=2 (accessed: 24.08.2021).}

^{14 Ibid.}

^{15 Stronski P., Sokolsky R. Multipolarity in Practice: Understanding Russia’s Engagement with Regional Institutions // Carnegie Endowment for International Peace. January 8, 2020. URL: https://carnegieendowment.org/ 2020/01/08/multipolarity-in-practice-understanding-russia-s-engagement-with-regional-institutions-pub-80717 (accessed: 17.08.2021).}

^{16 Halbach U. Vladimir Putin’s Eurasian Union. A New Integration Project for the CIS Region? // German Institute for International and Security Affairs. January, 2012. P. 2. URL: https://www.swp-berlin.org/publications/products/ comments/2012C01_hlb.pdf (accessed: 25.08.2021).}

^{17 Ibid. P. 4.}

^{18 Владимир Путин принял участие в работе Делового саммита АТЭС // Президент России. 07.09.2012. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/ comminity_meetings/16410 (дата обращения: 30.01.2022).}

^{19 Dragneva R. The Eurasian Economic Union: Putin’s Geopolitical Project // Foreign Policy Research Institute. October 15, 2018. P. 14. URL: https://www.fpri.org/ article/2018/10/the-eurasian-economic-union-putins-geopolitical-project/ (accessed: 30.01.2022).}

^{20 Формат «аутрич» (outreach) предполагает привлечение к сотрудничеству региональных соседей государства, состоящего в каком-либо объединении. Изначально этот формат начал применяться в рамках БРИКС.}

^{21 Emerson M. Prospects for ‘Lisbon to Vladivostok’: Limited by a Double Asymmetry of Interests // CEPS.  June 12, 2018. URL: https://www.ceps.eu/publications/ prospects-lisbon-vladivostok-limited-double-asymmetry-interests (accessed: 20.06.2021).}

^{22 Speech by President Barroso at the Russia — European Union — Potential for Partnership conference: “Moving into a Partnership of Choice” // European Commission. March 21, 2013. URL: https://ec.europa.eu/ commission/presscorner/detail/en/SPEECH_13_249 (accessed: 20.06.2021).}

^{23 Dragneva R., Delcour L., Jonavicius L. Assessing Legal and Political Compatibility between the EU Engagement Strategies and Membership of the EAEU // EU-STRAT. Working Paper. 2017. No. 07. URL: http://eu-strat.eu/wp-content/uploads/2018/01/EU-STRAT-Working-Paper-No.7.pdf (accessed: 30.01.2022).}

^{24 Devonshire-Ellis C. Xi and Putin Place the Greater Eurasian Partnership on the Path to Realization // China Briefing. June 14, 2019. URL: https://www.china-briefing.com/news/xi-putin-place-greater-eurasian-partnership-path-realization/ (accessed: 15.08.2021).}

^{25 Ibid.}

^{26 Ibid.}

^{27 Rozman G. Multipolarity versus Sinocentrism: Chinese and Russian Worldviews and Relations // The Asan Forum. 2020. URL: https://theasanforum.org/ multipolarity-versus-sinocentrism-chinese-and-russian-worldviews-and-relations/ (accessed: 04.08.2021).}

^{28 Charap S., Massicot D., Priebe M., Demus A., Reach C., Stalczynski M., Han E., Davis L. Russian Grand Strategy. Rhetoric and Reality // RAND Corporation. 2021. Р. 22. URL: https://www.rand.org/content/dam/ rand/pubs/research_reports/RR4200/RR4238/RAND_RR4238.synopsis.pdf (accessed: 30.01.2022).}

^{29 Ibid.}

^{30 Charap S., Shapiro J., Drennan J., Chalyi O., Krumm R., Nikitina Y. Sasse G. A Consensus Proposal for a Revised Regional Order in post-Soviet Europe and  Eurasia // RAND Corporation. 2019. P. 43. URL: https://www.rand.org/pubs/conf_proceedings/CF410.html (accessed: 30.01.2022).}

^{31 Charap S., Shapiro J., Demus A. Rethinking the Regional Order for post-Soviet Europe and Eurasia // RAND Corporation. 2018. P. 6. URL: https://www.rand.org/ pubs/perspectives/PE297.html (accessed: 30.01.2022).}

^{32 Ibid. P. 33.}

^{33 Roberts G. The Rise of Multipolarity through Greater Eurasia // Covert Geopolitics. November 7, 2019. URL: https://geopolitics.co/2019/11/07/the-rise-of-multipolarity-through-greater-eurasia/ (accessed: 15.06.2021).a}

Об авторах

Сергей Викторович Базавлук

Российский университет дружбы народов

Email: bazavluk-sv@rudn.ru
ORCID iD: 0000-0002-9739-2594

старший преподаватель кафедры теории и истории международных отношений

Москва, Российская Федерация

Константин Петрович Курылев

Российский университет дружбы народов

Email: kurylev-kp@rudn.ru
ORCID iD: 0000-0003-3075-915X

доктор исторических наук, профессор кафедры теории и истории международных отношений

Москва, Российская Федерация

Леонид Владимирович Савин

Фонд мониторинга и прогнозирования развития культурно-территориальных пространств

Автор, ответственный за переписку.
Email: editor@monitorfund.ru
ORCID iD: 0000-0002-0109-4200

генеральный директор

Москва, Российская Федерация

Список литературы