Идея халифата в контексте Первой мировой войны: диалог и противостояние Востока и Запада


Цитировать

Полный текст

Аннотация

Значимость темы исследования предопределяется актуальностью халифатизма как феномена общественной мысли в истории ислама. Цель данного исследования - анализ региональной специфики восприятия института халифской власти в цент ре и на периферии исламского мира в ходе Первой мировой войны (1914-1918 гг.). Военные неудачи Османской империи и торжество западных колониальных держав по-новому поставили перед мусульманскими мыслителями вопрос о контурах идеи общины-уммы как формы духовного и политического объединения правоверных. Авторы сосредоточили внимание на развернувшихся в этой связи дискуссиях о самой возможности единства уммы и перспективах халифата в изменившихся условиях мировой геополитики. В содержательном идейном диалоге защитников и противников османской власти проявились оригинальные модели «арабского халифата» и «османского халифата», позже противопоставленные халифатистами идеям секулярной государственности. Опираясь на материалы исторических источников, авторы проанализировали интеллектуальное творчество и политические позиции Мухаммада Рашида Риды (1865-1935), Али Баш Хамбы (1876-1918), Абул Калам Азада (1888-1958) и выявили эклектический характер их идеологических и политических реакций на ослабление власти османского султана-халифа. Доказано, что особенности традиционной политической культуры Ближнего Востока, Северной Африки, Южной Азии стали решающим фактором, обусловившим различную трактовку задач халифата в основных ареалах распространения ислама. Кроме того, уточнены характер и механизмы влияния османских разведывательных служб на развитие философско-идеологического оправдания халифской власти в среде мусульманских интеллектуалов.

Полный текст

Введение В первые десятилетия XX в., на заре формирования контуров современного исламского мира халифат[1] как политико-идеологический конструкт встал перед лицом двух вызовов со стороны колониальных европейских держав. В годы Первой мировой войны правительство Франции попыталось спроектировать подконтрольный ему «магрибинский халифат» на западе арабского мира, тогда как на Ближнем Востоке колониальная элита Великобритании планировала претворить в жизнь идею создания «арабского халифата», используя наработки арабских идеологов реформаторского или националистического толка и антиосманской направленности. Со своей стороны, османские власти в противостоянии британскому натиску сосредоточились на выстраивании линии обороны путем защиты законности и авторитета «османского халифата», век которого неминуемо подходил к концу[2]. Колониальный вызов предвоенных и военных лет поставил перед сложным выбором и жителей восточного крыла мусульманской ойкумены - индийских мусульман. На формирование их идентичности значительное воздействие оказали панисламские идеи, распространившиеся в южноазиатском регионе в последней четверти ХIХ в. Они помогали преодолеть комплекс отдаленности от традиционных центров мусульманской культуры на Ближнем и Среднем Востоке и утерянности некогда высокого статуса в самой Южной Азии во времена Делийского султаната и державы Великих Моголов [1]. Политическая «игра в слова»: национальное и религиозное содержание представлений о халифате Султан Абдул-Хамид II (1842-1918), который на протяжении своего длительного правления (1876-1909 гг.) неизменно подчеркивал неизбывную значимость института халифата, применял для легитимации своей власти как падишаха и халифа все возможные средства, в том числе мощную общегосударственную пропагандистскую машину, лояльные исламские институты, включая корпус улама[3] и суфийские братства, а также влиятельных интеллектуалов. Халифат служил основой для его генеральной стратегической установки на реализацию идеи единения ислама (иттихад-и ислам), основанной на панисламской платформе и нацеленной на политическую и культурную интеграцию мусульман - как османских подданных, так и тех, кто проживал за пределами Османского государства [2. P. 9-12; 3]. Не менее важным элементом стратегии Абдул-Хамида II в направлении сплочения дар аль-ислама[4], узаконивания своего лидерства в мусульманском мире и укрепления ключевого для халифского звания статуса «хранителя двух священных запретных городов» (хадим аль-харамайн аш-шарифайн) Мекки и Медины стали его неустанные усилия по защите святой земли ислама в Западной Аравии. Это нашло выражение в строительстве Хиджазской железной дороги (1900-1908 гг.) - мегапроекта, воплощавшего панисламские амбиции султана и направленного на расширение хаджа, а также в наращивании инвестиций в экономику аравийской «колыбели ислама» (подробнее см.: [4; 5]). Тот факт, что Абдул-Хамид II, задействовав институт халифата и умело маневрируя между европейскими державами, упорно продвигал идею исламского единения, вызывал в Европе все возрастающую обеспокоенность. При этом главным оппонентом османского султана-халифа выступила Великобритания, которая наряду с Францией рассматривала халифат как реальную угрозу своему колониальному присутствию в мусульманском мире. В 1908 г. в Османской империи победила младотурецкая революция. В апреле 1909 г. Абдул-Хамид II был низложен и лишен сана халифа, а на его место заступил безвольный и апатичный Мехмед V Решад (1844-1918; даты правления: 1909-1918 гг.), который уже никак не влиял на политическую ситуацию в метрополии. Однако после свержения самодержавия младотурки, осознавая весомость фигуры халифа в международной политике, предпочли сразу не отказываться от использования халифской титулатуры - по крайней мере, при заключении международных договоров. Последней попыткой младотурок подчеркнуть идеологическую ценность статуса халифа стала их санкция Мехмеду V Решаду издать в начале Первой мировой войны фетву[5] об объявлении священной войны (джихада) державам Антанты (11.11.1914) В ней он как халиф призвал всех мусульман выполнить свой священный религиозный долг и сражаться против англо-франко-российского альянса. Однако эта фетва, оглашенная в мечетях и распространенная по дар аль-исламу, была встречена с явным равнодушием. Так, в арабском мире мусульмане не испытывали никакого желания участвовать в Первой мировой войне и жертвовать собой во имя чуждых им европейских и турецких интересов. Тем не менее союзники по Антанте, встревоженные тем, что османский халиф продолжал оставаться авторитетом в глазах последователей ислама, в общих чертах договорились о том, что халифат в его османском варианте должен уйти в небытие, а пост халифа следует «вернуть» арабам. Как промежуточный вариант в 1915 г. в британском и российском посольствах в Стамбуле даже обсуждался утопический проект преобразования халифата в лишенное светской власти карликовое государственное образование наподобие Ватикана, базирующееся либо в Стамбуле, либо в Дамаске [6. C. 343]. Среди союзников именно Великобритания проявила наибольший энтузиазм в отношении проекта создания «арабского халифата» под ее непосредственным надзором. Она контролировала гигантские территории с мусульманским населением на Индийском субконтиненте и в Северной Африке, а именно в Египте, который в канун британской оккупации в 1882 г. был одной из богатейших и обширных арабских провинций Османской империи. В последней четверти XIX и в первой четверти XX в. британские правительственные чиновники, их советники по внешнеполитическим вопросам, так же, как спецслужбы, работавшие на Форин-офис представители академического востоковедного сообщества и журналисты развернули кампанию по дискредитации «османского халифата» как «незаконного» с точки зрения мусульманского права института. Они делали упор на том, что Османы силой «захватили» халифат, придав ему наследственный, а не выборный характер, а также на том, что халифом должен быть непременно араб-курайшит - выходец из родного племени пророка Мухаммада, а не представитель дома Османов. В русле антиосманской и проарабской парадигмы действий Великобритания взяла курс на поддержку сепаратистских устремлений в арабском мире, патронируя прежде всего мекканского шерифа Хусейна ибн Али[6] и Саудидов, вождь которых Абд аль-Азиз (Ибн Сауд)[7] при активном содействии Лондона стал самым могущественным лидером уже в послевоенной Аравии[8]. Еще накануне «Великого арабского восстания» 1916-1918 гг. Хусейн ибн Али, на которого Британия уповала как на союзника в деле подрыва «османского халифата», строил тайные планы по отделению Западной Аравии от Османской империи. В 1916 г. он провозгласил себя «королем Хиджаза», также объявив себя «потомственным хранителем священных городов (Мекки и Медины)». Хотя вплоть до конца своего нахождения во власти Хусейн не упоминал о реставрации «арабского халифата», современникам было ясно, что принятая им титулатура «служитель священных городов» (хадим аль-харамайн аш-шарифайн) была ничем иным, как важной прерогативой халифа. В 1924 г., в последний год своего правления, уже после отмены османского халифата, он все же титуловал себя «халифом мусульман», что, впрочем, не вызвало резонанса в арабском мире. Саудовские отряды, изгнавшие Хусейна из Мекки, положили конец притязаниям Хашимитов на халифат. В предвоенные годы «арабский халифат» как политико-идеологический конструкт явился продуктом, с одной стороны, британской колониальной политики на арабской периферии Османской империи, а с другой - зарождавшегося арабского национализма. Направленная на сохранение целостности империи политика младотурок, которая основывалась на доктрине османизма с турецким националистическим подтекстом и перспективой отуречивания народов империи, оттолкнула арабских интеллектуалов Сирии, а позднее и Египта, усиливая их националистические умонастроения. После государственного переворота 1913 г. и перехода власти в Турции в руки младотурецкого «триумвирата» - Энвер-паши, Талаат-паши и Джемаль-паши - арабские националисты полностью разочаровались в «благоначинаниях» младотурецкого режима. В том же году на состоявшемся в Париже первом Арабском конгрессе они приняли политическую программу арабского национального движения и высказались в пользу административной автономии арабских провинций Османской империи [8. P. 283-284]. В это же время жившие в более свободном в отношении цензуры Египте видные арабские идеологи, чьи взгляды представляли собой амальгаму исламских реформаторских и националистических идей, активно пропагандировали тезис, согласно которому халифом может быть избран только арабский лидер, а сам халифат - это прежде всего политический институт. Среди них особо выделялся египетский алим Мухаммад Рашид Рида (1865-1935), неистовый опровергатель османской трактовки халифата. Суммировав и систематизировав свои халифатиcтские предпочтения, он в 1922 г. опубликовал свой программный трактат - «Аль-Хилафа ау аль-имама аль-‘узма» (Халифат, или Верховный имамат) [9], который стал настоящим манифестом халифатистов. В нем Рида призывал восстановить «подлинную» концепцию халифата, которой, как он считал, нет равных среди других форм правления [10. P. 153-186; 11. C. 69-83], и подчеркивал неоспоримые преимущества арабов перед турками в деле его возрождения [12]. По его убеждению, османы, не будучи курайшитами, узурпировали халифский титул и превратили халифат в институт репрессий и насилия. Египетский теолог рассматривал как возможные кандидатуры на халифский пост ваххабитского предводителя Абд аль-Азиза (Ибн Сауда), йеменского имама Яхью[9] и мекканского шерифа Хусейна, с которым лично встречался как член египетской делегации, прибывшей в Западную Аравию в 1916 г., чтобы выразить солидарность с его решительным шагом - провозглашением независимости Хиджаза [13. C. 198]. В итоге бурных событий Первой мировой войны, несмотря на все дружные усилия арабских халифатистов, успех «Великого арабского восстания», вынужденное провозглашение Великобританией в 1922 г. независимости Египта и достижения Саудидов на пути объединения Аравии проекту «арабского халифата» так и не было суждено воплотиться в жизнь. Это, однако, не привело к тому, что вопрос о халифате был окончательно снят с международной повестки дня - как на Востоке, так и на Западе. Идея халифата в Магрибе: тайная война османских специальных служб и французской дипломатии В Магрибе вопрос о необходимости и легитимности халифата с начала Первой мировой войны приобрел характер противостояния разведывательных и политико-дипломатических структур Франции и Османского государства. Здесь концепция «арабского халифата» использовалась французскими колониальными кругами для дискредитации османских оппонентов и улучшения облика Франции во мнении мусульман Северной Африки и Сахеля. Наиболее удачной кандидатурой на пост халифа в Париже полагали султана Дальнего Магриба (Марокко) Мулай Юсуфа ибн Хасана (1912-1927 гг.). Этот правитель, согласно условиям Фесского договора о протекторате (1912 г.), сохранил свои формальные прерогативы и принадлежал к шерифской[10] династии Алауитов. Между Алауитами и Османами в XVII-XIX вв. сложились неоднозначные отношения, приводившие к дипломатическому соперничеству и оспариванию суверенитета друг друга [14]. Относительная неудача османских призывов к джихаду против войск Антанты, бурные перипетии схватки британцев и турок за Дарданеллы, перспектива скорого, как тогда казалось, захвата Стамбула войсками Антанты побуждали Париж к формированию альтернативного халифата под своим патронажем. Эту идею в 1914 и начале 1915 г. продвигал маршал Франции и основатель протектората в Марокко Л.-Ю. Лиотэ[11] при поддержке министра иностранных дел Т. Делькассе[12]. В пользу такого решения говорила и активная политическая работа британского правительства с Хусейном ибн Али и Саудидами на Ближнем Востоке. Однако проект создания «арабского халифата» на западных рубежах мусульманского мира так и не удалось реализовать. К этой неудаче привели провал Дарданелльской операции Антанты зимой 1915-1916 гг., осторожная политика Мулай Юсуфа, не желавшего ассоциировать свои халифские претензии с покровительством французских колонизаторов, слабая реакция на пропаганду «марокканского халифата» у населения Алжира и Туниса, и даже терминологическая неоднозначность понятия халиф/халифа в магрибинских диалектах арабского языка[13]. Косвенным свидетельством отказа Л.-Ю. Лиотэ и французского правительства от провозглашения халифата в Магрибе стало тайное соглашение Сайкса-Пико (1916 г.), которое передало Франции контроль над Сирией и Ливаном в обмен на предоставление Британии свободы маневра (в том числе и в реализации планов создания «арабского халифата») в Египте, Аравии, Ираке и других восточных арабских территориях. Тем не менее, попытка Парижа придать духовное руководство миллионам мусульман Магриба и Сахеля была всерьез воспринята младотурецким руководством в Стамбуле. В 1914 г. комитет «Единение и прогресс» учредил «Особое формирование» (Тешкилят-и махсуса) под общим руководством одного из триумвиров - Энвер-паши. Агенты этой разведывательной и пропагандистской структуры распространяли воззвания Мехмета V как в османских провинциях, так и в мусульманских странах, находившихся под контролем Антанты. Османские военные миссии с 70-х гг. XIX в. тесно сотрудничали с Сенусийей - основанным Мухаммадом ибн Али ас-Сенуси (1787-1859) обновленческим религиозным братством, которое пользовалось влиянием в Алжире, Тунисе, Ливии и сахарских территориях (Чад, Борну и др.) [16. C. 264]. Энвер-паша, командовавший османскими войсками в Ливии в ходе Триполитанской войны (1911-1912 гг.), и вождь сенуситов Ахмад аш-Шариф поддерживали дружеские отношения. Более 300 «братьев»-сенуситов прошли подготовку в османских военных училищах и руководили нападениями на британские силы в Египте из Ливийской пустыни [17. P. 321-322; 18. P. 55]. Сотрудники османской миссии, секретно расположившиеся на юге Испании, содействовали марокканским партизанам Ахмада ар-Райсуни[14] в их вооруженном сопротивлении французской колонизации [19. P. 457-461]. В своих операциях, направленных против задуманного в Париже «арабского халифата», османская разведка сделала ставку на симпатии к стамбульскому султану-халифу со стороны жителей Северной Африки. В алжирском и тунисском обществах начала XX в. образ Османской империи как глобальной защитницы дела ислама еще далеко не померк. Об этом говорит примечательное событие, произошедшее в 1911 г. в Алжире. Здесь из-за налоговых злоупотреблений колониальной администрации тысячи жителей г. Тлемсен, а также крестьян-феллахов из регионов Тебесса и Айн-Бейда повторили маршрут последних алжирских янычар XIX в. и героя антифранцузского сопротивления Абд аль-Кадира Алжирского (1808-1883). Они добровольно выселились в Малую Азию и Сирию [20. C. 435]. Другим кадровым резервом Тешкилят-и махсуса для подрывной работы в Магрибе оставались те местные мусульманские интеллектуалы, которые придерживались националистических и проосманских взглядов. Среди них выделялись своими знаниями и политической культурой лидеры младотунисского движения, по своим ценностям и устремлениям родственные младотуркам. Наиболее известным противником «арабского халифата» в Магрибе зарекомендовал себя тунисский адвокат и активист движения младотунисцев Али Баш Хамба (1876-1918), который активно выступал против французского господства. В марте 1912 г. администрация протектората добилась его ареста и высылки из Туниса. Али выехал в Стамбул, где к нему присоединился его младший брат Мухаммад. Их имущество в Тунисе было конфисковано бейской полицией. Первоначально братья отказались от контактов с родиной, заявив, что «есть растения, которые можно сломать, но не согнуть» (цит. по: [21. C. 139]), и публиковали статьи антиколониального содержания в турецкой прессе. Однако с началом мировой войны Али выдвинул лозунг вооруженной борьбы и создания Североафриканской республики [22. C. 31]. В 1915 г. младотурецкое руководство назначило Али Баш Хамбу главой Тешкилят-и махсуса, и в османской спецслужбе возросло количество агентов и сотрудников из Северной Африки. Часть из них во главе с Мухаммадом Баш Хамбой обосновалась в Женеве, где они в 1916-1918 гг. издавали проосманский «Магрибинский журнал» (La Revue du Maghreb). Другая часть магрибинцев на османской службе подвизалась в Берлине. Здесь они трудились на благо германской разведки, разрабатывавшей планы «революционизации» исламского мира и антиколониального джихада [23. C. 39-40; 24. C. 98-99]. В берлинской диаспоре авторитетом пользовались тунисские богословы, преподаватели столичного исламского университета аз-Зейтуна - шейхи Исмаил ас-Сафайихи (1856-1918) и Салих Шариф ат-Туниси (1869-1920), а также египетский журналист и публицист тунисско-турецкого происхождения Абд аль-Азиз Джавиш (Шавиш) (1876-1929). Их воззвания, памфлеты и трактаты носили пропагандистский характер и восхваляли османский халифат, а сами авторы усматривали преступный умысел в любых попытках оспорить его руководство мусульманами. Так, ат-Туниси в своей брошюре «Правда о Священной войне», опубликованной в Берне в 1916 г., именовал руководителей держав Антанты «подлинными варварами, слугами Сатаны» и призывал мусульман Северной Африки «подняться всем как один и следовать за знаменем халифа из блистательной семьи Османа вместе с его верными союзниками-немцами» (цит. по: [25. P. 158-159]). В сентябре 1916 г. магрибинские сотрудники Тешкилят-и махсуса приняли участие в берлинском слете панисламистов. Здесь под патронажем германских востоковедов исламские ученые из Ирана, Центральной Азии, Афганистана и Северной Африки коллективно «переиздали» фетву османского шейх-уль-ислама Хейри-эфенди от 11 ноября 1914 г., призывавшую мусульман к борьбе за дело османского халифа [26]. Параллельно братья Баш Хамба организовали в южных провинциях Туниса несколько племенных бунтов под эгидой шейхов Сенусийи и при технической помощи кайзеровской агентуры (осень 1915 и весна 1916 г.). В 1917 г. Али Баш Хамба начал формировать в Стамбуле «североафриканскую бригаду» джихадистов и предпринял дипломатические шаги по перспективному признанию будущей Североафриканской республики. Однако военно-политический крах «центральных держав» обесценил все его усилия. Столкновение представлений об «арабском халифате» у французских колонизаторов и об «османском халифате» на службе османских и германских военных не привело в Северо-Западной Африке к значительным военным успехам. Как Франция, так и Османское государство стремились использовать мобилизационный потенциал халифского призыва для сплочения магрибинцев и координации их оппозиции. Однако успех восстания Хусейна (1916-1918 гг.) и фактический раздел османских ближневосточных провинций по договору Сайкса-Пико предопределили маргинальный характер и низкую результативность халифатистского призыва с обеих сторон. Сторонники халифата Южной Азии в выборе ориентиров: лавирование между Османской и Британской империями Направления поисков историко-культурной идентичности мусульманской общины Южной Азии предопределили два обстоятельства: падение Могольской империи и превращение Индии в британскую королевскую колонию вслед за подавлением сипайского восстания 1857-1859 гг. Потеря высшей государственной власти, освященной исламом, сделала актуальным обращение южноазиатских мусульман к идейному наследию и общественной мысли Ближнего и Среднего Востока. Идеи халифатизма послужили источником вдохновения для исламских мыслителей Индии, сыграли заметную роль в становлении мусульманских общественно-политических движений и выработке принципов консолидации общины. Как и на Ближнем Востоке, исламская община Южной Азии была этнически разнородной и регионально разъединенной, политически пестрой и конфессионально не единой. Она включала в себя суннитов и шиитов, а также представителей мистико-аскетического течения в исламе (суфиев), что предопределило идейный спектр исламских движений Индостана. Сунниты составляли большинство [27; 28]. Начиная с последней четверти ХIХ в., политическое развитие Османской империи вызывало живой интерес в Британской Индии. На поддержку Османов были сориентированы самые различные мусульманские движения и организации [29]. Их стремление к интеграции с мусульманским миром усилилось в результате Триполитанской и Балканских войн (1911-1913 гг.) на фоне вовлечения Великобритании в антиосманскую деятельность Антанты накануне и во время Первой мировой войны (1914-1918 гг.). Впоследствии расчленение территорий Османской империи по Севрскому договору (1920 г.) вызвало в Индии опасения по поводу судьбы халифа как главы суннитов и хранителя мусульманских святынь. Идея признания законности прав османских халифов на верховенство в общине суннитов получила широкое распространение среди мусульман Британской Индии. Она соединила в себе панисламские и антибританские мотивы и стала составной частью борьбы индийских мусульман за создание независимой государственности [30; 31]. Ориентация индийских мусульман на османского падишаха как на духовного главу была вызвана историческими и политическими причинами и содержала внутренние противоречия. С одной стороны, она предопределила настрой исламских лидеров Южной Азии в пользу халифатизма на «османской», а не на «арабской» культурной основе. С другой стороны, приоритетный характер связей исламской общины Индии с Османами нес в себе антибританскую направленность, но судьбы индийских мусульман находились в руках британских колониальных властей. Для многих представителей общины диалог с Великобританией и лояльность короне сулили реальные выгоды и представлялись залогом процветания мусульман Британской Индии. Соответственно, индийские мусульмане, принадлежавшие к различным идейным течениям в исламе, занимали неодинаковые позиции в вопросе о правах османских султанов на звание халифа и духовное главенство в суннитском мире. Последователи Барелвийской школы[15] и Алигархского движения[16] были против признания этих прав. Мнения в Деобандском движении[17] разделились: значительная часть деобандцев скептически отнеслась к притязаниям турок, в то время как близкие к Деобанду «Общество улама Индии» (Джамиат ул-улама-и Хинд) и «Собрание ученых» (Надват ул-улама) заняли проосманскую позицию и примкнули к халифатистскому движению [32]. В Мусульманской лиге[18] и других мусульманских кругах накануне и в годы Первой мировой вой ны возобладало леворадикальное крыло в лице его ведущих идеологов, таких, как Абул Калам Азад[19], Мухаммад Али Джаухар[20] и Шаукат Али[21], что привело к существенному распространению идей панисламизма, особенно посредством созданных или поддерживаемых ими печатных органов, таких, как «Мусульманская газета», «Комрад», «Заминдар», журнал «Аль-Хилаль» (Полумесяц). Используя вовлеченность индийских мусульман в дела Османского государства, британские власти привлекли исламских деятелей Индии для того, чтобы предотвратить вступление османов в войну на стороне Германии. Так, лидер мусульман-исмаилитов и основатель Мусульманской лиги Ага-хан III (1877-1957) был приглашен в качестве посредника на переговоры с турецким послом в Лондоне Тевфик-пашой [33. P. 132-133]. Президент мусульманской организации «Слуги Каабы» Абдул Бари 31 августа 1914 г. направил султану Мехмеду V Решаду телеграмму, в которой указывалось: «Учитывая веру и преданность индийских мусульман халифату, мы почтительнейше просим Ваше Величество или поддержать Британию, или сохранять нейтралитет в этой войне» (цит. по: [34. C. 51]). Когда же Османская империя все же вступила в войну на стороне Германии, панисламские организации в Британской Индии выступили с критикой младотурецкого правительства и позиционировали свою лояльность британской короне. Вскоре радикальные панисламисты из Деобандского дар ул-улума, руководимые его главой Махмудом аль-Хасаном (1851-1920) и его ближайшим сподвижником и учеником Убайдуллой Синдхи (1872-1944), занялись подготовкой вооруженного антианглийского восстания среди пуштунских племен. Они получили в этом поддержку со стороны Германии и Афганистана. В августе 1915 г. Убайдулла Синдхи направился в Кабул по поручению Махмуда аль-Хасана с целью убедить афганского эмира Хабибуллу поддержать османов в войне. Халифатисты Мухаммад и Шаукат Али оказывали финансовую поддержку руководителям заговора. Из воспоминаний деятеля Мусульманской лиги Чоудхури Халикуззамана известно, что после вступления Стамбула в войну братья Али отправились в зону расселения пуштунских племен на северо-запад Индостана и выступали там с призывами к вооруженной борьбе против англичан [35. P. 30-32]. Панисламизм нашел сторонников не только в среде мусульманских деятелей провинций Британской Индии, но и среди правителей мусульманских княжеств на территории Южной Азии. Мусульманские князья, которые (как и абсолютное большинство их подданных) были суннитами, после исчезновения Могольской империи считали османского султана-халифа высшей религиозной инстанцией. Мусульманские правители княжеств Индостана (навабы, султаны, ханы, вали, мехтары, джамы) ежегодно делали богатые пожертвования для поддержания святынь Мекки и Медины, регулярно совершали хадж. Особой поддержкой идеи панисламизма пользовались в крупнейшем индийском княжестве Хайдарабад, а вслед за ним и в Рампуре, Бхопале, Наванагаре, Калате и в ряде других княжеств, ориентированных на политику правителя (низама) Хайдарабада. Низам Осман Али-хан (1886-1967, правил в 1911-1948 гг.) был приверженцем защиты прав халифа и османской государственности. Он стремился во всем подражать османским порядкам и следовал культурным стереотипам абдулхамидовской эпохи. Низам Хайдарабада де-факто считался главой общины суннитов в Индии, и именно к нему обратился в 1914 г. вице-король лорд Ч. Хардинг (1858-1944, вице-король в 1910-1916 гг.) с просьбой призвать своих единоверцев проигнорировать призыв османского халифа к джихаду и выступить на стороне Великобритании. Низам, как и другие князья-мусульмане, оказался в трудном положении. «Первая мировая война была периодом испытаний для мусульман, так как Турция была на другой стороне. Они чувствовали себя беспомощными и не могли ничего поделать», - отмечал Джавахарлал Неру [36. C. 104]. Интересный комментарий по этому поводу дает американский историк С. Уолперт в биографическом очерке о М.А. Джинне[22]: «В ноябре 1914 г., когда султан Османской империи решил связать судьбу и могущество своей страны с державами, противостоящими Великобритании, лояльность мусульман Индии подверглась серьезному испытанию. Султан, считавшийся главой исламского мира и „наместником Аллаха»“, почитался далеко за пределами Османской империи. Британская разведка опасалась, что низам Хайдарабада, ведущий князь Индии, вскоре попытается закупить турецкие винтовки для возможного использования в ходе „панисламского восстания“ в Южной Азии. Однако подобные слухи оказались беспочвенными» [37. C. 37]. Низам, заинтересованный в сохранении близких и доверительных отношений с британским королевским домом, с одной стороны, и недовольный изменениями во внутренней политике Османской державы с приходом младотурок - с другой, занял проанглийскую позицию, чем снискал особое расположение короля Георга V [38. C. 35]. Он издал манифест, ориентировавший мусульман Индии на полную поддержку британской короны в вой не, и обеспечил успех вербовочной кампании среди мусульманской части населения. В манифесте, в частности, говорилось: «В связи с начавшейся войной в Европе да будет всем известно, что мусульмане Индии готовы всецело поддержать усилия британской короны, которая неизменно обеспечивала им стабильность и процветание. Британское правительство всегда было и будет самым надежным другом ислама, защищающим интересы своих подданных-мусульман» [39. C. 6]. В конечном итоге мусульмане Южной Азии, хранившие память о временах своего былого величия, когда они держали под контролем просторы субконтинента и диктовали свою волю численно превосходившим их индусам, а также другим конфессиональным группам региона, трансформировали этот опыт предков в концепции возрождения могущества мусульманских династий и расширения их участия в управлении мусульманским миром. Заключение Бурные перипетии и многослойные интриги эпохи Первой мировой войны способствовали концептуализации двух противостоящих версий идеи халифата. Даже тогда, когда Османская держава встречала свои последние дни, стамбульский двор и младотурецкие лидеры непрерывно держали в поле зрения непрекращавшиеся нападки на «османский халифат». Османские элиты в 1914-1918 гг. расценивали поборников «арабского халифата» как марионеток европейских спецслужб, неблагонадежных подданных, если не заговорщиков. В Стамбуле полагали, что арабский национализм не только расшатывает основы империи или нацелен на ее расчленение и уничтожение, но и намеренно препятствует интеграционным процессам в дар аль-исламе в целом. На деле, как это случилось в Магрибе, происходило и обратное - так, неприятие младотунисцами излишеств французского господства привело их в ряды османской разведки, с которой они быстро нашли общий язык. Как бы отвечая на духовно-политические вызовы военных лет, Южная Азия породила исламских мыслителей, получивших отклик за пределами своего субконтинента. Их идейное наследие уже после войны обрело трансграничное звучание и оказалось востребованным как при их жизни, так и до настоящего времени. Тем не менее, следует отметить растущее расподобление панисламистов-халифатистов, приверженцев идеи всемирного халифата, и сторонников «мусульманского национализма», выступавших за создание отдельной государственности для мусульман Южной Азии. Проосмански настроенные интеллектуалы - защитники «османского халифата» приложили много сил и энергии для того, чтобы опротестовать аргументы своих оппонентов и с помощью извлечений из священных исламских текстов доказать их слабость или несостоятельность. Их призывы к опоре на халифат Османов как на единственный институт, способный сплотить разноликие мусульманские народы в единую умму, канули в лету, как только сам османский халифат ушел в небытие. Но даже в «темный исторический час», когда европейцы вступали в Стамбул, колониализм находился в зените, а безвольные султаны-халифы готовились уступить свое место вождям республиканского секуляризма, идея халифата оставалась болевой точкой мусульманской идентичности. Универсализм представлений о халифате и многозначность священных текстов дали возможность новым исламским идеологам выразить свои чаяния в их ближневосточном, североафриканском и южноазиатском вариантах.
×

Об авторах

Светлана Алексеевна Кириллина

Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Автор, ответственный за переписку.
Email: kirillina@iaas.msu.ru
ORCID iD: 0000-0001-5769-3715
SPIN-код: 2492-5979

доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой истории стран Ближнего и Среднего Востока, Институт стран Азии и Африки

Российская Федерация, 125009, Москва, ул. Моховая, д. 11, стр. 1

Александра Львовна Сафронова

Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Email: alsafronova@iaas.msu.ru
ORCID iD: 0000-0003-1554-3449
SPIN-код: 6189-7121

доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой истории Южной Азии, Институт стран Азии и Африки

Российская Федерация, 125009, Москва, ул. Моховая, д. 11, стр. 1

Владимир Викторович Орлов

Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Email: orlov@iaas.msu.ru
ORCID iD: 0000-0002-2649-5422
SPIN-код: 6318-4102

доктор исторических наук, профессор кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока, Институт стран Азии и Африки

Российская Федерация, 125009, Москва, ул. Моховая, д. 11, стр. 1

Список литературы

  1. Ланда Р.Г. Политический ислам: предварительные итоги. М.: Ин-т Ближнего Востока, 2005. 286 c.
  2. Landau J.M. The Politics of Pan-Islam: Ideology and Organization. London: Clarendon Press, 1990. 438 p.
  3. Deringil S. The Well-Protected Domains: Ideology and the Legitimation of Power in the Ottoman Empire, 1876-1909. London; New York: I.B. Tauris, 1998. 260 p.
  4. Landau J. The Hejaz Railway and the Muslim Pilgrimage: A Case of Ottoman Political Propaganda. Detroit: Wayne State University Press, 1971. 294 p.
  5. Özyüksel M. The Hejaz Railway and the Ottoman Empire: Modernity, Industrialisation and Ottoman Decline. London; New York: I.B. Tauris, 2014. 300 p.
  6. Ardıç N. Islam and the Politics of Secularism: The Caliphate and Middle Eastern Modernization in the Early 20th Century. London; New York: Routledge, 2012. 390 p.
  7. Кириллина С.А., Сафронова А.Л., Орлов В.В. В поисках потерянного времени: Конгресс исламского мира 1926 года в Мекке // Электронный научно-образовательный журнал История. 2023. Т. 14. № 10. C. 1-20.
  8. Hourani A. Arabic Thought in the Liberal Age, 1798-1939. Cambridge; London; New York: Cambridge University Press, 1983. 406 p.
  9. Рида Мухаммад Рашид. Аль-Хиляфа ау аль-Имама аль-‘узма (Халифат, или Верховный имамат). Каир: Аль-Матба‘а аль-джадида, 1975. 246 с.
  10. Kerr M.H. Islamic Reform: The Political and Legal Theories of Muhammad ‘Abduh and Rashid Rida. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1966. 249 p.
  11. Enayat H. Modern Islamic Political Thought. The Response of the Shi‘i and Sunni Muslims to the Twentieth Century. London: Macmillan Press, 1982. 225 p.
  12. Кириллина С.А., Сафронова А.Л., Орлов В.В. Халифатизм в эпоху крушения Османской империи // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Всеобщая история. 2018. Т. 10. № 4. C. 327-337.
  13. Kayalı H. Arabs and Young Turks: Ottomanism, Arabism and Islamism in the Ottoman Empire, 1908-1918. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1997. 291 p.
  14. El-Moudden A. The Idea of the Caliphate between Moroccans and Ottomans: Political and Symbolic Stakes in the 16th and 17th Century-Maghrib // Studia Islamica. 1995. Vol. 8. № 2. P. 103-112.
  15. Ardiç N. The «Maghreb Caliphate» between Colonialism and Panislamism // Proceedings of the International Congress on «The Maghreb and the Western Mediterranean in the Ottoman Era». Rabat, 12-14 November 2009. İstanbul: IRCICA, 2013. P. 21-33.
  16. Karpat K. The Politicization of Islam: Reconstructing Identity, State, Faith, and Community in the Late Ottoman State. New York: Oxford University Press, 2001. 533 p.
  17. Abun-Nasr J. A History of the Maghrib in the Islamic Period, Cambridge: Cambridge University Press, 1987. 455 p.
  18. Kramer M. Islam Assembled. The Advent of the Muslim Congresses. New York: Columbia University Press, 1986. 250 p.
  19. Burke E. Moroccan Resistance, Pan-Islam and German War Strategy, 1914-1918 // Francia. Munich, 1975. Vol. 3. P. 434-464.
  20. Lacoste Y., Nouschi A., Prenant A. L’Algérie: passé et présent. Le cadre et les étapes de la constitution de l’Algérie actuelle. Paris: Éditions sociales, 1960. 462 p.
  21. Mahjoubi A. Les origines de mouvement national en Tunisie. 1904-1934. Tunis: Publications de l’Université de Tunis, 1982. 698 p.
  22. Видясова М.Ф. Тунис. Маршрут в XXI век. М.: Садра, 2018. 696 с.
  23. Жерлицына Н.А. Страны Магриба в Первой мировой войне: между лояльностью метрополии и панисламистскими симпатиями // Военно-исторический журнал. 2017. № 2. C. 39-45.
  24. Tlili B. La Grande Guerre et les questions tunisiennes: le groupement de la Revue du Maghreb (1916-1918) // Cahiers de Tunisie. 1978. № 26 (101-102). P. 91-108.
  25. Abd al-Mawla M. Jihad et colonialisme. La Tunisie et la Trpolitanie (1914-1918): de la guerre sainte à la guerre juste. Tunis: Éditions Tiers-Monde, 1987. 180 p.
  26. Heine P. Salih ash-Sharif at-Tunisi, a North African Nationalist in Berlin during the First World War // Revue de l’Occident musulman et de la Méditerranée. 1982. Vol. 33. P. 89-95.
  27. Ahmad A. Studies in Islamic Culture in the Indian Environment. Oxford: Clarendon Press, 1964. 311 p.
  28. Hardy P. The Muslims of British India. Cambridge: Cambridge University Press, 1972. 315 p.
  29. Shukla R.L. Britain, India and the Turkish Empire. 1853-1882. New Delhi: People’s Publishing House, 1973. 262 p.
  30. Communal and Pan-Islamic Trends in Colonial India. Ed. by M. Hasan. New Delhi: Manohar, 1985. 444 p.
  31. Islam and Indian Nationalism: Reflections on Abul Kalam Azad. Ed. by M. Hasan. New Delhi: Manohar, 1992. 189 p.
  32. Minault G. The Khilafat Movement: Religious Symbolism and Political Mobilization in India. Delhi: Columbia University Press, 1982. 294 p.
  33. Aga Khan. The Memoirs of the Aga Khan: World Enough and Time. New York: Simon and Schuster. 1954. 367 p.
  34. Пономарев Ю.А. История Мусульманской лиги Пакистана. М.: Наука, 1982. 302 c.
  35. Khaliquzzaman Ch. Pathway to Pakistan. Lahore: Longmans, Pakistan Branch, 1961. 432 p.
  36. Неру Дж. Открытие Индии / пер. с англ. В 2 кн. Кн. 2. М.: Политиздат, 1989. 507 c.
  37. Wolpert S. Jinnah of Pakistan. Karachi: Penguin Books, 2005. 480 p.
  38. Copland I. The Princes of India in the Endgame of Empire. 1917-1947. Cambridge: Cambridge University press, 2002. 391 p.
  39. Ruling Princes and Chiefs of India. A Brief Historical Record of the Leading Princes and Chiefs of India together with a Description of Their Territories and Methods of Administration. By Sir W. Lawrence. Reprint Edition. Lahore: Sang-e-Meel Publications, 2005. 416 p.

© Кириллина С.А., Сафронова А.Л., Орлов В.В., 2024

Creative Commons License
Эта статья доступна по лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 4.0 International License.

Данный сайт использует cookie-файлы

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.

О куки-файлах