Китай на Ближнем Востоке: стратегические приоритеты и особенности

Обложка

Цитировать

Полный текст

Аннотация

Актуальность темы исследования обусловлена ростом значения региона Ближнего Востока в экономическом развитии Китая в ХХI в., а следовательно, и распространением экономических и политических интересов последнего. Цель исследования - определить стратегические приоритеты Китая и основные направления его политического присутствия, нацеленные на балансировку угроз и возможностей в столь турбулентном регионе, каким является Ближний Восток. Учитывая нестабильность данного региона, интерес представляет специфика китайской политики на Ближнем Востоке и в Северной Африке, так как именно интересы Китая ставятся под угрозу. Авторы выявили факторы, влияющие на ближневосточную политику КНР, которая, безусловно, способствует трансформации регионального порядка. В исследовании делается вывод о том, что будущее китайского присутствия на Ближнем Востоке детерминировано глобальной стратегией Китая, а также его видением своей роли и будущем мироустройстве в целом.

Полный текст

Введение Китай является своего рода «новичком» в регионе Ближнего Востока. Ввиду географического фактора его значение для Пекина долгое время было невысоким, однако ситуация стала меняться в начале 2000-х гг. Благодаря бурному экономическому развитию, отмеченному вступлением во Всемирную торговую организацию в 2001 г., темпы роста потребления энергии в Китае резко возросли, выросла и значимость данного региона для энергетической безопасности Китая. Дестабилизация стран Ближнего Востока и Северной Африки, вызванная такими событиями, как глобальная война против терроризма, объявленная США в результате теракта 11 сентября, американское вторжение в Ирак и Афганистан, а также события «арабской весны», - поставили интересы Китая под угрозу. В стратегическом отношении Ближневосточный регион очень важен для Пекина; именно здесь Китай может сотрудничать и/или конкурировать с другими великими державами, здесь же обозначены стратегические при оритеты и возможности Пекина. Китайские эксперты считают Ближний Восток сложной политической реальностью, где на протяжении истории рухнули многие великие империи и где при определенных условиях политика и стратегия Китая могут потерпеть провал [1]. Соответственно, вызов, который стоит перед Китаем сегодня, заключается в той роли, которую он может сыграть в столь нестабильном регионе. Стратегические приоритеты Китая на Ближнем Востоке Многие китайские эксперты настаивают, что у Китая нет стратегии на Ближнем Востоке, поскольку Пекин публично о ней не заявлял, что связано со стремлением избежать споров и противостояний в регионе [2]. Анализ основополагающего документа, на котором базируется политика Китая в отношении арабских стран, изданного в 2016 г., свидетельствует об отсутствии конкретной и комплексной стратегии. В большей степени он отражает ключевые принципы политики Китая и указывает на важность экономического сотрудничества с арабскими странами[17]. Вместе с тем в нем присутствует новый акцент - на политику и сферу безопасности в той мере, в какой они связаны с целями экономики и развития[18]. То есть Ближний Восток следует рассматривать в контексте глобальной стратегии Китая. В реализации своих национальных интересов Китай исходит из основ, заложенных в документе «Национальная оборона Китая в новую эпоху» (ранее - Национальная оборона Китая), обнародованном в июле 2019 г.[19][20] Тим Ниблок, известный британский эксперт, считает этот документ исключительно важным для понимания китайской глобальной стратегии. Он выделяет шесть пунктов этой стратегии: защита суверенитета, безопасности и интересов Китая; отказ от политики, основанной на «доминировании, расширении или сферах влияния»; активный вклад в построение «человеческого сообщества единой судьбы» посредством поддержки ООН - основного института современного мирового порядка; развитие региональных и международных форматов и сетей, ориентированных на конкретные интересы, цели и ценности Китая; создание и совершенствование национальной обороны и сильной армии, соответствующих международному положению страны, ее интересам в области безопасности и развития; продвижение экономических интересов Китая на мировой арене. Ниблок заключает, что отношения со странами Ближнего Востока действительно важны для Китая, но, тем не менее, второстепенны по сравнению с более важными интересами китайского государства. Стратегический фокус останется на Восточной Азии, Центральной Азии и западной части Тихого океана [3]. До сих пор Китай сосредотачивался на продолжении экономического роста, обеспечении стабильных цен на энергоносители и поставок в Китай; поддержании глобального стратегического энергетического баланса и достижении своей энергетической безопасности; поддержании баланса сил в регионе для предотвращения монополизации ресурсов региона MENA любыми региональными и/или внешними силами; поддержании мира и стабильности в регионе и предотвращении политических потрясений, которые могут помешать китайским инвестициям и реализации инициативы «Один пояс, один путь». Однако Китай в то же время сосредотачивается на слабых сторонах американского влияния в регионе, возникших в результате войн в Ираке и Афганистане, неспособности найти урегулирование арабо-израильского конфликта и антиамериканских настроениях во многих странах арабского мира с целью ограничения американского влияния и расширения в нем китайского присутствия [4]. В рамках своей стратегии «гармоничного мира» на Ближнем Востоке Китай активно использует механизмы «мягкой силы»: контракты о свободной торговле, предоставление беспроцентных кредитов на экономические проекты, погашение долгов стран региона перед КНР; активное освещение в СМИ гуманитарной миссии Поднебесной и дипломатической поддержки государствам Ближнего Востока; продвижение китайского языка и китайской культуры в арабском мире; использование китайской диаспоры для решения экономических и политических проблем в регионе[21]. Реализацией этих задач КНР не только наращивает экономическое сотрудничество со странами Ближнего Востока, но и способствует вытеснению США с рынков региона [5]. Пекин постоянно наращивает взаимовыгодное сотрудничество со странами региона, в котором повторяющиеся политические и социальные кризисы, как правило, порождают неустойчивость и нестабильность. Так называемая «арабская весна» создала новые очаги нестабильности на Ближнем Востоке и в Северной Африке, и Китай оказался вынужден менять стратегию и тактику, искать новые возможности [6]. Именно с целью защиты своих ин тересов Китай традиционно стремился не втягиваться в крупные вооруженные конфликты, что позволяет ему избегать не только материальных, но и репутационных издержек [7. C. 162]. Однако игнорировать региональные конфликты, которые могут поставить под угрозу успех инициативы «Один пояс, один путь» и других важных экономических обязательств, становится все более затруднительным. Китай проводит взвешенную политику, стараясь балансировать возможности и риски. Ряд экспертов назвали его политику «стратегией хеджирования», которая обеспечит устойчивое присутствие, не нарушая конкурентный и хрупкий региональный порядок [8]. Стратегия хеджирования - вариант для региональной державы второго эшелона, которая хочет преследовать свои интересы, не нарушая выгодного статус-кво [9]. Посредническая дипломатия КНР Участие Китая в урегулировании региональных конфликтов свидетельствуют о новой роли Пекина в региональных международных отношениях[22]. Он выступил посредником в йеменском конфликте, организовав переговоры между Саудовской Аравией и Ираном в 2015-2016 гг.; в декабре 2017 г. Китай провел «палестино-израильский мирный симпозиум»[23], а в мае 2018 г. - международный симпозиум по сирийскому кризису[24][25]. В рамках посредничества спецпосланник Китая на Ближнем Востоке совершил визиты в обе страны для содействия мирным переговорам и политическим дискуссиям. Пекин выдвинул ряд дипломатических инициатив по урегулированию споров в регионе: инициативу по урегулированию палестино-израильского конфликта[26], инициативу по обеспечению безопасности и стабильности на Ближнем Востоке[27], инициативу по урегулированию кризиса в Сирии[28]. Несмотря на весьма заметную дипломатическую активность Пекина в регионе, он, тем не менее, избирательно и осторожно реагирует на различные события в зависимости от того, насколько они считаются жизненно важными или второстепенными для Китая. Несмотря на растущий интерес к Ближнему Востоку и Северной Африке и некоторое участие в политической жизни в регионе, Китай пока не занимается реальной посреднической дипломатией, а скорее стремится защищать свои интересы с помощью прагматичной дипломатии, или, как назвали такую политику эксперты - «полупосредничеством в китайском стиле», когда актор не стремится к установлению контроля, участвует в рассмотрении повестки дня, а не в ее определении, поощряет деэскалацию конфликта вместо принятия решительного участия в его разрешении [10]. Политика уравновешивания между конфликтующими сторонами достаточно четко проявляется в отношении Пекина к «иранскому досье» и напряженности между арабскими государствами Персидского залива и Ираном, поскольку он тесно взаимодействует с обеими сторонами без конкретных обязательств. Субрегион Залива переживает «маленькую холодную войну», в которой Иран и Саудовская Аравия являются главными действующими лицами [11]. В 2016 г. Си Цзиньпин подписал всестороннее стратегическое партнерство с Ираном всего через несколько дней после подписания аналогичного партнерства с Саудовской Аравией, что ясно указывает на его готовность не принимать чью-либо сторону [12]. Джонатан Фултон считает, что углубление отношений между Китаем и Ираном, отраженное в подписанном в 2021 г. Всеобъемлющем стратегическом партнерстве, не свидетельствует о ревизии подходов Китая к странам Персидского залива. Энергетические проекты, которые уже были активированы и реализованы как с Саудовской Аравией, так и с Объединенными Арабскими Эмиратами, достигли более зрелого уровня, соответствующего тесному уровню экономического и политического взаимодействия [8]. Позиция Китая в отношении палестино-израильского конфликта является еще одним примером уравновешивания. Хотя Китай последовательно поддерживает палестинскую сторону, он развивает дружеские отношения и прочные экономические связи с Израилем. В 2017 г. Пекин объявил об ин новационном партнерстве с Израилем[29], с которым заинтересован в сотрудничестве в области высоких технологий. Китай следует аналогичной логике в своих отношениях с Ираком. В то время, как Пекин поддерживает центральное правительство в Ираке и официально выступает против курдской независимости[30], он также установил хорошие контакты с Иракским Курдистаном, обладающим большими запасами нефти и в энергетический сектор которого идут крупные инвестиции. Можно предположить, что в случае получения Иракским Курдистаном суверенитета Пекин вряд ли будет очень активно выступать против его отделения от Ирака[31]. Растущее взаимодействие Китая с курдами также рассматривается как рычаг воздействия на Анкару, которая продолжает принимать уйгурских сепаратистских активистов и организации [13. C. 217]. В некоторых конфликтных ситуациях в регионе Китай столкнулся с деликатной задачей балансирования, казалось бы, непримиримых интересов. В йеменском конфликте, который можно рассматривать как опосредованное противостояние между силами, поддерживаемыми Ираном и Саудовской Аравией, Пекин был вынужден хоть как-то определиться. Во время исторического турне президента Китая по региону в 2016 г. Си Цзиньпин заявил о поддержке правительства Хади в его усилиях по воссоединению страны[32]. Хотя такое заявление могло вызвать некоторое недовольство со стороны Ирана, сильная зависимость Тегерана от поддержки Китая в решении множества других актуальных вопросов свело на нет негативную реакцию Ирана [14]. Однако, по некоторым данным, посол Китая в Йемене Кан Юн регулярно встречается с хуситами и представителями Южного переходного совета и даже пытался убедить их принять соглашение о разделе власти с правительством Хади[33]. Позиция Китая по сирийскому кризису может показаться поворотным моментом в его политике в регионе, поскольку она перешла границы недовольства политикой США на Ближнем Востоке к откровенному ее неприятию. До июля 2020 г. Китай использовал свое право вето в сирийском кейсе 10 раз[34], что является значительным числом, учитывая, что ранее Китай применял право вето всего пять раз за последние четыре десятилетия. Как представляется, такая позиция отнюдь не связана со сближением с сирийским президентом Башаром Асадом, который не является ближайшим союзником Китая в регионе. Решение, cкорее, было продиктовано не только ливийским опытом, но и желанием продемонстрировать солидарность с Москвой и отстаивать принцип невмешательства, особенно с учетом одновременного роста напряженности в Южном и Восточно-Китайском морях [15. C. 173]. Тем не менее, воздержание Китая в Совете Безопасности ООН в апреле 2017 г. [35] при рассмотрении вопроса о «предполагаемой сирийской химической атаке» еще раз свидетельствует о политике балансирования и прагматизме Пекина, политику которого на Ближнем Востоке следует оценивать с учетом его отношений с США. Остается вопрос, оправдана ли эта сбалансированная политика в долгосрочной перспективе, однако до сих пор она была выгодна интересам Китая и, вероятно, останется в его присутствии в регионе [16. C. 97]. Китай стремится сблизиться со странами Ближнего Востока посредством своей «дипломатии партнерства», а также членства в ряде многосторонних/региональных институтов. Форум китайско-арабского сотрудничества (CASCF), основанный в 2004 г., является важным региональным форумом, на котором регулярно и на высоком политическом уровне проходят встречи между Китаем и арабскими странами. Отсутствие у Китая восприятия региона MENA в целом подкрепляется тем фактом, что отсутствует формат регионального сотрудничества, который включал бы все арабские страны, Израиль, Иран и Турцию [17. C. 17]. Членство Китая в многосторонних/региональных организациях дополняется акцентом на партнерскую дипломатию [18]. Китай выстроил свои партнерские отношения с государствами региона с учетом типа партнерства и важности страны-партнера. Он имеет всестороннее стратегическое партнерство с Саудовской Аравией, ОАЭ, Египтом и Ираном как ведущими государствами. Продвижение развития и оказание помощи Китайские инвестиции в рамках инициативы «Один пояс, один путь» могут сыграть решающую роль в постконфликтном восстановлении в таких странах, как Сирия, Ливия, Ирак и Йемен, или в развитии столь необходимой инфраструктуры в регионе с долгосрочным воздействием на развитие этих стран. Многие кризисы и конфликты на Ближнем Востоке коренятся в социально-экономических причинах. «Ключ к преодолению трудностей - ускорение развития. Беспорядки на Ближнем Востоке проистекают из отсутствия развития, и окончательное решение будет зависеть от развития, которое затрагивает благополучие и достоинство каждого»[36] (из выступления Председателя КНР Си Цзиньпина на Лиге арабских государств в 2016 г.). Споры и конфликты, по мнению Китая, менее вероятны в регионах, которые выигрывают от экономического развития, и инициатива «Пояс и путь» является воплощением этой внешнеполитической позиции [19]. За последнее десятилетие Китай превратился в крупную движущую силу развития на Ближнем Востоке и в Северной Африке, осуществив инвестиции и контракты на сумму около 140 млрд долларов США[37]. Участие Китая в развитии стран региона принимает форму прямых инвестиций, помощи и кредитов на развитие. Китай выделил 15 млрд долларов в виде кредитов для продвижения процесса индустриализации на Ближнем Востоке до 2018 г., а непрерывные льготные кредиты составили 10 млрд долларов[38]. Было заключено соглашение «Нефть в обмен на восстановление» на 20 лет, согласно которому Китай будет получать 100 000 баррелей в день в обмен на свои инвестиции в восстановление Ирака[39]. В преддверии VIII министерской встречи Форума китайско-арабского сотрудничества председатель КНР объявил, что Китай предоставит Иордании, Сирии, Йемену и Палестине гуманитарную помощь на сумму 100 млн долларов[40]. В период пандемии коронавируса Пекин проводил так называемую «вакцинную дипломатию», которую можно рассматривать как часть более широких усилий Китая по повышению своего имиджевого гуманитарного статуса на глобальном уровне [20]. Заключение Приоритетное внимание, с точки зрения обеспечения безопасности, устойчивости экономики и политической системы, а также защиты территории и вод Китая в пределах его морских границ Китай по-прежнему уделяет странам-соседям. Значительных изменений в позициях Китая на Ближнем Востоке в краткосрочной или среднесрочной перспективе не предвидится, поскольку ключевые составляющие глобальной стратегии Китая относительно стабильны, а позиция Ближнего Востока в рамках этой стратегии важна, но никоим образом не критична. В военно-политическом плане Китай не пойдет на союзы c другими мировыми лидерами, опасаясь попасть в положение ведомого, и будет воздерживаться от союзов со слабыми, понимая, что таковые потребуют больших финансовых вливаний и, кроме того, с подозрительностью будут восприниматься международным сообществом с неблагоприятными имиджевыми последствиями для Китая [21. C. 9]. На Ближнем Востоке Китай, по-видимому, «ищет способы конкурировать, не становясь конкурентом» США [22]. Несмотря на это, совершенно очевидно, что Китай будет играть более важную роль в ближневосточных делах в ближайшие десятилетия. При этом Пекин не готов возложить на себя открытое лидерство в регионе, но его экономический вес постепенно бросает вызов стратегическим интересам других традиционных внешних игроков, прежде всего США и Европе. Вместе с Россией он стремится сформировать в регионе некую многополярность, которая предоставит локальным игрокам новый набор инструментов для их взаимодействия со странами Запада. Невхождение в альянсы и стратегия хеджирования в Персидском заливе привели к восприятию Китая как позитивной внерегиональной державы. Хотя Китай по-прежнему не желает глубоко вмешиваться в дела региона и стремится сохранять позицию нейтральной экономической державы, он должен реагировать на текущую ситуацию по мере того, как растет его авторитет и расширяются интересы. Стремительная динамика ситуации на Ближнем Востоке и в Северной Африке вынуждает Китай предпринимать определенные, но пока что малозаметные шаги для обеспечения собственной безопасности. Будущее присутствия Китая на Ближнем Востоке и степень его влияния здесь будут зависеть от ряда факторов, связанных, прежде всего, с глобальной стратегией Китая и видением им своей роли и будущем мироустройстве в целом и на Ближнем Востоке, в частности. На это, безусловно, влияет позиция Соединенных Штатов и то, как будут реализовываться обязательства Вашингтона в сфере безопасности в регионе, а также политика и взаимодействие мировых и региональных держав, таких как Россия, Индия и Япония, некоторые из которых стремятся составить конкуренцию Китаю на Ближнем Востоке. Безусловно, не следует сбрасывать со счетов и позицию самих ближневосточных государств и их политику. Как нам представляется, остается открытым вопрос о гарантиях сохранения экономических интересов Китая в долгосрочной перспективе при отсутствии четких и эффективных силовых и политических инициатив. Следует принять во внимание и внутрикитайский, и внешние факторы, оказывающие существенное влияние на позиции и роль Пекина на региональном и международном уровнях в столь быстро и неожиданно меняющемся мире.
×

Об авторах

Аммар Мухсен Бребдани

Российский университет дружбы народов

Автор, ответственный за переписку.
Email: ammarbre1@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-0808-7521

кандидат исторических наук, ассистент кафедры теории и истории международных отношений

117198, Российская Федерация, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6

Мухаммад Исмаел Нахро

Российский университет дружбы народов

Email: nahro.muhammad@su.edu.krd
аспирант кафедры востоковедения и африканистики 117198, Российская Федерация, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6

Список литературы

  1. Dorsey JM. China and the Middle East: Venturing into the maelstrom. DR-NTU [Preprint] 2016. https://doi.org/10.2139/ssrn.2735622 [Accessed 5th July 2022].
  2. Scobell А., Nader A. China in the Middle East: The Wary Dragon. Santa Monica : RAND Corporation, 2016. 101 p. URL: https://www.rand.org/content/dam/rand/pubs/research_reports/RR1200/RR1229/RAND_RR1229.pdf [Accessed 09.08.2022].
  3. Niblock T. China and the Middle East: A Global Strategy Where the Middle East has a Significant but Limited Place. Asian Journal of Middle Eastern and Islamic Studies 2020;14(4):481-504. https://doi.org/10.1080/25765949.2020.1847855 (2)
  4. Dunsmore M. Chinese Involvement in the Middle East. Implications for the United States. https://auislandora-stage.wrlc.org/islandora/object/1213capstones%3A69/datastream/PDF/view (дата обращения: 08.10.2022). [Accessed 8th October 2022].
  5. Морозов Ю.В. Подходы КНР, США и РФ в борьбе в сфере геополитики в регионах мира // Россия и Америка в ХХI веке. М., 2020. № 1. https://doi.org/10.18254/ S207054760009025-4. URL: https://rusus.jes.su/s207054760009025-4-1/ (дата обращения: 10.09.2022).
  6. Chaziza M. The Arab Spring: Implications For Chinese Policy. Middle East Review of International Affairs. 2013;17(2):73-83. https://ciaotest.cc.columbia.edu/journals/meria/v17i2/f_0029657_23972.pdf
  7. Евсеенко А.С. Политика США, России и Китая на Ближнем Востоке и в Центральной Азии // Взаимоотношения России- Китая - США в рамках стратегического треугольника. М.: ИДВ РАН. 2020. C.159-178.
  8. Fulton J. China between Iran and the Gulf Monarchies. Middle East Policy. 2021;28(3-4): 203-216. https://doi.org/10.1111/mepo.12589
  9. Tessman BF. System Structure and State Strategy: Adding Hedging to the Menu. Security Studies. 2012;21(2):192-231. https://doi.org/10.1080/09636412.2012.679203
  10. Sun D, Zoubir Y. China’s Participation in Conflict Resolution in the Middle East and North Africa: A Case of Quasi-Mediation Diplomacy? Journal of Contemporary China 2017;27(110):224-243. https://doi.org/10.1080/10670564.2018.1389019
  11. Gause FG. Beyond Sectarianism: The New Middle East Cold War. Bookings Doha Center. Report number: 11, 2014, p. 1-27. URL: https://www.brookings.edu/research/beyondsectarianism-the-new-middle-east-cold-war/). [Accessed 8th October 2022].
  12. Fulton J. China’s changing role in the Middle East. Atlantic Council Rafik Hariri Center for the Middle East. Report number, 2019. Wash: Atlantic Council, 2019, p. 1-27.
  13. Horesh N, Xu R. Conclusion: China’s Growing Presence in the Middle East. In: Horesh N. (ed.) Toward Well-Oiled Relations? Сhina’s presence in the middle east following the Arab spring. The Nottingham China Policy Institute series. Hampshire: Palgrave Macmillan; 2015. р. 261-231. https://link.springer.com/content/pdf/10.1057%2F9781137539793.pdf
  14. Rózsa EN, Peragovics T. China’s Political, Military and Cultural Engagement in the Mena region. The role of China in the Middle East and North Africa (MENA). Beyond economic interests? Barcelona : IEMed: European Institute of the Mideterranean, 2020, p. 58-87. URL: https://www.euroesou.net/we-content/uploads/2020/05/JPS Thé-Role-of-China-inthe-MENA.pdf
  15. Singh M. Chinese Policy in the Middle East in the Wake of the Arab Uprisings. In: Horesh N. (ed.) Toward Well-Oiled Relations? china’s presence in the middle east following the Arab spring. The Nottingham China Policy Institute series. Hampshire: Palgrave Macmillan; 2015. р. 261-231. https://link.springer.com/content/pdf/10.1057%2F9781137539793.pdf
  16. Andersen LE., Lons C. The geopolitics also implication of China’s presence in the Middle East and North Africa MENA. In: Sidło KW. (ed.) The Role of China in the Middle East and North Africa (MENA). Beyond economic interests? Barcelona: IEMed: European Institute of the Mideterranean, 2020. р. 88-108. https://www.euroesou.net/we-content/uploads/2020/05/JPSThé-Role-of-China-in-the-MENA.pdf
  17. Andersen LE, Lons C, Peragovics T, Rózsa EN, Sidło KW. China-MENA relations in the context of Chinese global strategy. In: Sidło KW. (ed.) (4) The role of China in the Middle East and North Africa (MENA). Beyond economic interests? Barcelona: IEMed: European Institute of the Mideterranean, 2020. р. 10-31. https://www.euro es ou.net/we-content/uploads/2020/05/JPSThé-Role-of-China-in-the-MENA.pdf.
  18. Strüver G. China’s partnership diplomacy: International alignment based on interests or ideology. The Chinese Journal of International Politics 2017;10(1):31-65. https://doi.org/10.1093/cjip/pow015.
  19. Andersen LE, Jiang Y. China’s engagement in Pakistan, Afghanistan and Xinjiang. Will China’s root cause model provide regional stability and security? : Danish Institute for International Studies. Report number: 06, 2018.
  20. Hirono M. Exploring the links between Chinese foreign policy and humanitarian action Multiple interests, processes and actors. Humanitarian Policy Group. L. : Overseas Development Institute, 2018, p. 1-36. https://www.odi.org/sites/odi.org.uk/files/resourcedocuments/12015.pdf [Accessed 7th August 2022].
  21. Прогноз стратегий стран транстихоокеанского пространства / под ред. Михеева В.В., Швыдко В.Г. М.: ИМЭМО РАН, 2017. 83 с. https://doi.org/10.20542/978-5-9535-0510-9
  22. Alterman JB. Chinese and Russian Influence in the Middle East. Middle East Policy 2019;26(2):129-136. https://doi.org/10.1111/mepo.12427.
  23. Yang C. China’s Potential Role in the Remaking of Regional Order in the Middle East: Motivations, Opportunities and Challenges. BRIQ: Belt and Road Initiative Quarterly. 2019-2020;1 (1):55-66. https://briqjournal.com/sites/default/files/yaziici-dosyalar/2021-04/China%E2%80%99s%20Potential%20Role%20in%20the%20Remaking%20of%20Regional%20Order%20in%20the%20Middle%20East%20Motivations%2C%20Opportunities%20and%20Challenges.pdf

© Бребдани А.М., Нахро М.И., 2024

Creative Commons License
Эта статья доступна по лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 4.0 International License.

Данный сайт использует cookie-файлы

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.

О куки-файлах