Этноконфессиональный фактор в арабских странах Восточного Средиземноморья

Обложка

Цитировать

Полный текст

Аннотация

В статье анализируется роль этноконфессионального фактора в общественно-политической жизни двух восточносредиземноморских арабских стран - Ливана и Сирии. Подчеркивается, что этническое и конфессиональное разнообразие в сочетании с культурно-цивилизационной спецификой предопределяет особенности политических процессов в странах региона и их внешнеполитические ориентации. Авторы отмечают тенденцию широкой вовлеченности в политические процессы в рассматриваемых странах различных этнических и конфессиональных групп. Делается вывод о значимости этнического и конфессионального факторов в развитии традиционных обществ ближневосточных стран, включая Сирию и Ливан. Этноконфессиональный фактор может как консолидировать и мобилизовать общество, так и усилить конфликтный потенциал и усложнить процесс урегулирования в полиэтничных и поликонфессиональных странах региона.

Полный текст

Этнический и религиозный факторы - структурообразующие элементы традиционных обществ В современном мире этнический и религиозный факторы не только предопределяют внутренние процессы в странах Ближнего Востока, но и оказывают существенное влияние на внешнюю политику, а порой приобретают транснациональный характер. Религия, и, прежде всего ислам, в значительной степени детерминирует политическую, культурную и социальную жизнь ближневосточных обществ. Она не только проникает во внутригосударственные институты, но и воздействует на разработку и реализацию внешнеполитического курса государств. Принадлежность к той или иной конфессии способствует формированию национальных идентичностей в регионе, а также определяет позиционирование государств на международной арене. Однако наличие в регионе разнообразных этнических и конфессиональных групп таит в себе конфликтогенный потенциал. Конфликты, возникающие между различными этническими и конфессиональными группами, зачастую мотивированы стремлением укрепить собственную идентичность, занять ключевые позиции в государственных структурах и оказывать определяющее влияние на политическую жизнь. Кроме того, катализатором этноконфессиональных противоречий нередко выступает внешний фактор - вмешательство внешних сил в политические процессы в странах региона, осуществляемое как международными акторами, так и ведущими региональными игроками. Активизация такого рода конфликтного потенциала играет на руку не только этническим или религиозным меньшинствам, стремящимся любыми средствами укрепить свои позиции, но и внерегиональным силам, претендующим на статус главного арбитра в регионе. В данном контексте противостояние на этноконфессиональной почве актуализируется и требует пристального внимания экспертов. Наиболее остро данная проблема стоит в странах Восточного Средиземноморья, в частности в Ливане и Сирии, где этноконфессионализм стал одним из мотивов гражданских войн. Деструктивный потенциал конфессионализма в Ливане На небольшой территории Ливана проживают представители почти двух десятков различных религиозных общин (12 христианских, 5 мусульманских и 1 иудаистская). Доминирующей является мусульманская община, представленная шиитами, суннитами, друзами, и христианская, в составе которой марониты, греко-католики, православные, последователи армяно-григорианской и униатской церквей и др. Кроме того, в поликонфессиональном ливанском социуме представлены алавитская, бехаитская и другие общины. История сосуществования на ливанской земле последователей различных верований представляется весьма интересной. В V-VII вв. в христианстве появились новые богословские течения, такие как несторианство, монофизитство и монофелитство, представители которых вели догматические споры относительно наличия у Христа божественной или человеческой природы. Преследуемые византийской церковью приверженцы различных христианских толков были вынуждены искать убежище и нашли его в Ливанских горах. В конце VII в. из внутренней Сирии в Ливан начали мигрировать христиане-монофелиты, к коим относились марониты, названные так в честь сирийского аскета Мар Маруна [1. C. 22]. Позже на этих территориях осели мусульмане-шииты. В XI в. шиитами-исмаилитами Южного Ливана была образована друзская община, приверженцы которой получили свое название от доверенного лица фатимидского халифа Хакима (996-1021 гг.) - перса Мухаммада ад-Дарази, выступавшего проповедником культа Хакима как окончательного телесного воплощения бога. Сами друзы называют себя «муваххидун», т.е. «приверженцы единого Бога», а слово «друз» содержит в себе коннотацию - на арабском языке «дурус» означает «уроки», т.е. уроки нового вероучения. Росту количества религиозных общин в Восточном Средиземноморье способствовала достаточно активная деятельность миссионеров. По итогам последней переписи населения, проведенной еще в подмандатном французском Ливане в 1932 г. (с тех пор официальная перепись не проводилась, причем Ливан является единственным государством-членом ООН, не проводившим перепись после Второй мировой войны), в стране насчитывалось более 51% христиан и около 48% мусульман. Крупнейшей христианской общиной были марониты, которые составляли 28,8% от всего населения страны, далее шли греко-православные - 10%, греко-католики - 6,3%, армяне - 6,2% и другие представители христианских общин. Мусульманскую общину составляли сунниты (22,4%), шииты (19,6%), а также друзы (6%) [2]. Демографический состав населения страны за прошедшие годы сильно изменился. Согласно данным американской службы Central Intelligence Agency за 2019 г., в Ливане проживает 66,3% мусульман (30,6% сунниты, 30,5% шииты, 5,2% друзы) и 33,7% христиан [3]. Исторически отношения между различными конфессиями в Ливане складывались не просто. После краха Османской империи Франция, получив мандат Лиги Наций на управление землями географического Леванта, в 1920 г. объявила о создании Большого Ливана. Именно тогда в основу социально-политической организации общества лег принцип конфессионализма, предопределивший доминирование маронитской общины. В 1943 г., сразу после провозглашения формальной независимости главами ведущих общин был достигнут компромисс - Национальный пакт, предусматривавший основные принципы организации ливанского оющества [4. C. 105]. Согласно так называемому «Джентльменскому соглашению» христиане признавали независимость Ливана и отказывались от покровительства Франции в обмен на обещание мусульман не выступать более с идеей арабского единства и присоединения Ливана к Сирии. Конфессионализм не утратил своей силы в ливанском обществе по сей день. Одной из ключевых составляющих этой системы стало распределение высших государственных должностей в стране по конфессиональному принципу: на пост президента может претендовать только христианин-маронит, пост премьер-министра отдан мусульманину-сунниту, спикером парламента может стать мусульманин-шиит, а министром обороны - представитель друзской общины. Что касается законодательной ветви власти, то согласно избирательному закону 1960 г. на каждые 6 христиан в ливанском парламенте приходилось 5 мусульман. В каждом избирательном округе было закреплено определенное число кандидатов в соответствии с религиозной принадлежностью. Принцип конфессионализма не обошел стороной и судебную ветвь власти, где судопроизводство относительно личного статуса ливанцев ведется в религиозных судебных органах соответствующих общин [5. C. 62]. Постепенное изменение демографической ситуации в Ливане, а именно - рост численности мусульман привел к тому, что последние стали требовать перераспределения должностей в государственных структурах, что вызывало тревогу у лидеров христианских общин, особенно маронитов, стремившихся сохранить свои доминирующие позиции. Этноконфессиональные разногласия в ливанском обществе во многом способствовали возгоранию пламени гражданской войны, затянувшейся на долгие 14 лет (1975-1989 гг.). Следует отметить, что противоречия и разногласия существовали не только между последователями двух монотеистических религий - христианства и ислама, но и между сторонниками их течений (суннитами и шиитами), а также внутри самих этих течений (например, противостояние в шиитском лагере между движениями «Хизбалла» и «Амаль»). Эскалации напряженности в стране накануне гражданской войны способствовали и внешние факторы, одним из которых стала миграция в Ливан палестинских беженцев. К началу 1980-х гг. в стране насчитывалось 400 тыс. палестинских беженцев, что составило более 11% населения страны [6. C. 383]. С территории Ливана они продолжали вести вооруженную борьбу с Израилем, что в итоге привело к разрушению ливанской инфраструктуры и огромным экономическим потерям. Страна фактически разделилась на два лагеря - антипалестинский и пропалестиский. Христианские общины при поддержке Израиля стремились «вывести из игры» на ливанской территории Палестинское движение сопротивления (ПДС), а мусульмане увидели в «палестинской проблеме» удобную возможность в борьбе за власть в Ливане. Страна погрузилась в длительное гражданское противостояние со значительным внешним участием. Система конфессионализма демонстрировала свою уязвимость. Стремление мусульманского населения получить больше рычагов власти в стране, с одной стороны, и попытки христианских верхов сохранить статус-кво стали его драйверами. В 1989 г. при посредничестве Саудовской Аравии, Алжира и Марокко в саудовском городе Ат-Таиф была подписана «Хартия национального примирения», известная как Таифские соглашения [7. C. 36]. В рамках этих соглашений предусматривалось равное представительство христиан и мусульман в парламенте, некоторое ограничение власти президента-маронита. В 1990 г. были внесены поправки в статьи ливанской Конституции о порядке формирования органов законодательной власти. Согласно этим поправкам достигалось равное представительство христиан и мусульман в парламенте и пропорциональное представительство от регионов. Было решено проводить выборы на общенациональной основе, что в итоге должно было привести к постепенному упразднению системы конфессионализма. Однако формально упразднявшийся конфессионализм де-факто существует по сей день, сея все новые и новые противоречия внутри ливанского общества [8. C. 110]. Стремление религиозных общин обладать решающим правом голоса в парламенте и отстаивать свои интересы в поликонфессиональном обществе привело к образованию многочисленных политических партий и организаций. Так, например, христиане-марониты представлены в таких партиях, как Национальный блок, Ливанская фалангистская партия «Катаиб», основателем которой являлся Пьер Жмайель, Ливанские силы, возглавляемые Самиром Джааджаа, и Свободное патриотическое движение (СПД) во главе с Джебраном Басилем. Среди партий «мусульманского блока» следует выделить шиитскую организацию «Хизбалла», идейным вдохновителем которой является Хасан Насралла, также шиитскую «Амаль» во главе с Набихом Берри, Прогрессивно-социалистическую партию (ПСП), созданную Камалем Джумблатом и представляющую интересы друзской части населения, а также партию суннитского толка «Аль-Мустакбаль», возглавляемую действующим премьер-министром Саадом Харири. В 70-е гг. XX в. бедные крестьяне-шииты переселялись в южные пригороды Бейрута, образовав там так называемый «пояс бедности» [9. C. 74]. Они создали социальную организацию «Движение обездоленных» («Харакят аль-махрумин»), на основе которой впоследствии сформировалась партия «Амаль». Идеологические постулаты «Амаль» зиждились на необходимости реформирования политической системы и решении социальных проблем шиитского меньшинства, что придавало партии светский характер. В силу разногласий внутри общины от «Амаль» откололся ряд группировок, которые впоследствии влились в проиранскую партию «Хизбалла», возникшую в 1982 г. и разделявшую антизападные и антиизраильские настроения [10. C. 50]. Будучи более радикальной военизированной шиитской группировкой, «Хизбалла» не признавала легитимность власти христианской общины в Ливане. Две шиитские партии до сих пор сохраняют достаточно прочные позиции в стране. Возникнув на волне отрицания существовавших в стране политических реалий, шиитские группировки избрали тактику борьбы - «против», не предлагая альтернативных путей решения межконфессиональных противоречий. В последние годы наблюдается тенденция постепенного наращивания «Хизбаллой» своего присутствия во власти, что происходило не без поддержки Ирина и Сирии. Так, на парламентских выборах 2005 г. «Коалиция 14 марта», представленная преимущественно либерально-суннитской партией «Аль-Мустакбаль» во главе с Саадом Харири, получила 72 места из 128. Второй блок - «Коалиция 8 марта» - был представлен СПД, «Хизбаллой» и «Амаль», он завоевал 56 мест в ливанском парламенте. Результаты парламентских выборов 2009 г. кардинально не изменили баланс сил и принесли победу блоку Саада Харири (71 место), а коалиция Хасана Насраллы получила 57 мест. Что касается выборов 2018 г., которые трижды откладывались под предлогом политической нестабильности, военного конфликта в соседней Сирии и наплыва сирийских беженцев в Ливан, то партия «Хизбалла» и ее союзники получили более половины мест в ливанском парламенте (67 из 128), в то время как поддерживаемая Саудовской Аравией и западными странами партия «Аль-Мустакбаль» потеряла треть своих мест - количество депутатских мандатов партии сократилось с 33 до 21 [11]. Упрочение позиций проиранской «Хизбаллы», безусловно, может способствовать усилению роли Тегерана в Восточном Средиземноморье, и в этом контексте создание «шиитской дуги» - линии военно-политического влияния Ирана от Ирака до Сирии и Ливана - неизбежно усилит его конфронтацию с Западом, Израилем и Саудовской Аравией. Тем временем в Ливане суннитская партия во главе с премьер-министром Саадом Харири с каждым днем утрачивает свое былое влияние, так как правительство не справляется ни с политическими, ни с экономическими трудностями. К началу 2020 г. инфляция в Ливане достигла почти 60%, государственный долг Ливана - 170% ВВП, или $90 млрд [12], что является одним из самых высоких показателей в мире. Более половины населения страны оказалось за чертой бедности. В результате этого недоверие суннитскому правительству и активная поддержка со стороны Ирана шиитского населения создает благоприятные условия для выдвижения на первый план партии «Хизбалла». Как христианское СПД, так и шиитские «Хизбалла» и «Амаль», суннитская «Аль-Мустакбаль» и друзская ПСП выступают с критикой существующей системы, настаивая на необходимости построения современного светского государства с равными правами для всех граждан, независимо от их вероисповедания [13. C. 18]. Однако конфессионализм, проникший буквально во все сферы жизни ливанцев, стал за многие годы неотъемлемой частью народного самосознания, а конфессиональная принадлежность продолжает доминировать и берет верх над общенациональной идентичностью, ослабляя горизонтальные общественные связи в ливанском обществе. Сирия: конфессионально-политические вызовы в контексте региональной нестабильности Еще одной страной Восточного Средиземноморья, которая в 2011 г. оказалась втянутой в гражданское противостояние, в том числе на межконфессиональной почве, и превратилась в эпицентр серьезного политического кризиса, который к тому же прошел стадию интернационализации, является Сирия. На внутриполитическую ситуацию в стране воздействует фактор многослойности ее этноконфессиональной структуры. По данным ООН на 2011 г., т.е на начало внутрисирийского конфликта, население САР составляло около 21 млн чел. Из них 71% - арабы, 8% - курды, а также здесь проживали туркоманы, армяне, черкесы, персы, турки. Самой большой по численности религиозной общиной в стране были сунниты (71%), затем шли шииты, алавиты и друзы, представлявшие конфессиональные меньшинства. К христианской общине принадлежали православные, армяно-григориане, греко-католики, марониты, халдеи, сиро-католики и др. На 2020 г. арабы составляют большую часть населения страны, курды - 10%, национальные меньшинства - ассирийцы, туркоманы, армяне, черкесы. Что касается религиозного состава, то мусульманская община представляет большинство - 87%, из которых суннитов - 74%, алавитов, исмаилитов, шиитов - 13%, около 10% населения являются христианами, 3% - друзами [14]. Таким образом, большая часть населения принадлежит к суннитской ветви ислама, в то время как алавиты и друзы традиционно занимают ключевые позиции в армии и спецслужбах, что явилось одной из серьезных причин протестных выступлений в стране. Основополагающими идеологическими принципами правящей партии БААС (Партия арабского социалистического возрождения), основанной в 1947 г., выступали арабский национализм и социализм. Ее создание послужило своего рода альтернативой исламскому варианту консолидации арабского общества. Идейные вдохновители партии БААС, среди которых был Мишель Афляк, выходец из православной семьи [15], не видели возможным объединение поликонфессионального сирийского общества на религиозной основе, поскольку тогда меньшинства в лице христиан, алавитов и друзов в значительной степени составляли сирийскую элиту. В этой связи компромиссным путем консолидации сирийского общества стало объединение на национальной основе, а не на конфессиональной, как это происходило в соседнем Ливане. К сожалению, в дальнейшем обстановка в стране накалялась, поскольку представители суннитской общины были не только не довольны доминирующим положением алавитов, но и скептически относились к светской модели государственного устройства в Сирии. В ходе антиправительственных выступлений 2011 г. лозунги демонстрантов о необходимости проведения реформ постепенно сменились требованиями об отставке правительства и уходе президента Башара Асада. Одной из его многочисленных уступок стала разработка новой Конституции 2012 г., которая провозгласила новые права и свободы граждан и изменения в государственной политике. Представляет интерес то обстоятельство, что в Конституциях и 1973 г. [16], и 2012 г., принятых баасистским руководством, религия упоминается лишь раз, а именно в третьей статье: «Религией президента республики является ислам. Исламская юриспруденция должна быть основным источником законодательства. Государство должно уважать все религии и обеспечивать свободу выполнения всех ритуалов, не нарушающих общественный порядок. Статус религиозных общин должен защищаться и уважаться» [17]. Естественно, приверженцев «чистого ислама» такое положение дел не устраивало, что вызывало обострение суннито-алавитских отношений. Вторая по численности неарабская этническая группа в САР - курды, которые, как и их соплеменники, проживающие в соседних странах, стремятся сохранить национальную идентичность посредством отделения от Сирии, Ирака, Турции и Ирана и образования собственного независимого государства. На протяжении многих лет курды подвергались различного рода притеснениям, в том числе арабизации, экономическим и социальным ограничениям. Наиболее болезненным вопросом для них долгое время оставалась проблема получения сирийского гражданства. Данный вопрос остро встал на повестке дня с 1962 г., когда в провинции Аль-Джазира, ныне Эль-Хасаке (пограничной с Турцией), был установлен особый ценз, лишивший гражданства около 120 тыс. курдов. Целью проведения такой политики, по официальной версии, было намерение выявить численность курдов, нелегально пересекающих границу. Де-факто такая политика имела целью установление полного контроля над северо-восточной частью страны, богатой энергоресурсами [18. C. 34]. Среди выдвигавшихся курдами требований было признание национальной идентичности, предоставление курдскому языку официального статуса и обеспечение равных прав и свобод. Не получив от сирийских властей желаемого, курды и по сей день встают на защиту своих интересов в зонах их компактного проживания и выступают за реализацию своих национальных чаяний. До начала внутриполитического конфликта у сирийских христиан был достаточно высокий уровень жизни, хотя они и испытывали определенные ограничения в правах - низкое представительство в парламенте, отсутствие возможности занимать высшие руководящие должности в государстве. Во время политического кризиса они подверглись массовым гонениям и жестокости со стороны исламистских группировок, в результате чего многим христианам пришлось эмигрировать в другие страны. Действующий президент Сирии Башар Асад предпринимал меры по демократизации государственной системы и проведению политических и экономических реформ с целью недопущения расширения революционной волны. В 2011 г. он отменил чрезвычайное положение в стране, введенное еще в 1963 г., провозгласил многопартийность (хотя монополия на власть оставалась за БААС), принял закон о предоставлении национального гражданства курдам в северо-восточной провинции Эль-Хасаке. Однако, несмотря на предпринятые сирийским руководством шаги, противники режима отвергли курс на демократизацию и либерализацию общества и заняли конфронтационную позицию. Появилась реальная угроза захвата власти исламистскими группировками. На юге и северо-западе страны наибольшую угрозу представляла террористическая группировка «Джабхат ан-Нусра», а на северо-востоке доминировало «Исламское государство» (запрещены в РФ). Сирийской армии с помощью ВКС Российской Федерации, Ирана и Хизбаллы удалось разгромить наиболее крупные группировки ИГ, вытеснить остатки вооруженной оппозиции и местных исламистов на северо-запад страны, в зону деэскалации Идлиб. Определенный вклад в борьбу с международным терроризмом внесли силы международной коалиции, а также курдские ополченцы. На 2020 г. можно констатировать, что террористическая организация «Исламское государство» в основном разгромлена, хотя, как полагают эксперты, говорить о скором прекращении военного противостояния и переходе к мирной фазе урегулирования сирийского конфликта пока преждевременно [19. C. 69]. Заключение Таким образом, очевидно, что вопрос об этнической и религиозной идентичности населения Ливана и Сирии стоит весьма остро. В Ливане вся социально-политическая структура общества пронизана духом конфессионализма. Его политическая элита оказалась неспособной выработать универсальную модель, под которую адаптировалось бы ливанское общество вне зависимости от этнической или конфессиональной принадлежности. А внешний фактор лишь усугубляет межобщинное разделение ливанского социума. В Сирии доминирующая позиция религиозного меньшинства привела к радикализации суннитского населения, а демократизация политической жизни, провозглашенная сирийским руководством в процессе борьбы с оппозицией, так и не смогла удержать страну от братоубийственной войны, остро поставившей вопрос о самом существовании «восточной колыбели человеческой цивилизации». В современном взаимозависимом мире разделение общества по этнорелигиозному принципу, а тем более формирование на этой основе государственно-политического устройства представляется не только неэффективным, но и деструктивным. До тех пор, пока не будет выработана единая надобщинная модель интеграции социума как в Сирии, так и в Ливане, острейший конфликтогенный потенциал будет сопровождать развитие этих восточносредиземноморских арабских стран.

×

Об авторах

Елена Михайловна Савичева

Российский университет дружбы народов

Автор, ответственный за переписку.
Email: savicheva@mail.ru

к.и.н., доцент кафедры Теории и истории международных отношений

117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6[4]

Нигина Сухбатовна Ахмедова

Российский университет дружбы народов

Email: akhmedova.de@gmail.com

студентка бакалавриата, кафедра теории и истории международных отношений, направление «Зарубежное регионоведение»

117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6[4]

Сомар Хафез Ганем

Российский университет дружбы народов

Email: somarghanem7@gmail.com

аспирант кафедры Теории и истории международных отношений

117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6

Список литературы

  1. Родионов М.А. Этноконфессиональная ситуация в арабском мире: истоки и перспективы. СПб, 2016.
  2. Central Administration for Statistics. Режим доступа: http://www.cas.gov.lb/. Дата обращения: 05.10.2020.
  3. The World Factbook. Lebanon. Режим доступа: https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/le.html. Дата обращения: 05.10.2020.
  4. Aboultaif E.W., Tabar P. National versus Communal Memory in Lebanon // Nationalism and Ethnic Politics. 2019. Vol. 25. No. 1.
  5. Иващенко А.С. Роль конфессионального фактора в общественно-политической жизни Ливана (1943-1990 гг.) // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 1: Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология. 2015. Выпуск 3 (163).
  6. Горбунова Н.М. Перманентный кризис в Ливане: роль этноконфессионального фактора // Нации и национализм на мусульманском Востоке. М., 2015.
  7. Савичева Е.М. Ливанский кризис: гражданская война и ненадежный мир // Вестник РУДН. Серия: Международные отношения. 2008. № 2.
  8. Сарабьев А.В. Ливан: обыкновенная «консоциональная демократия» в региональном контексте // Вестник МГИМО-Университета. 2019. № 12(4).
  9. Рассадин П.А. Этноконфессиональные процессы и международные отношения на современном Арабском Востоке // Вестник РГГУ. Серия: Политология. История. Международные отношения. 2009.
  10. Беренкова Н.А. Шиитские партии Ливана: общие и специфические черты // ПОЛИТЭКС. 2014. Том 10. № 10.
  11. Лидер «Хезболлы» объявил о победе на выборах в парламент Ливана. Режим доступа: https://www.rbc.ru/politics/07/05/2018/5af024639a794715402c984e. Дата обращения: 07.10.2020.
  12. Ливан объявил дефолт по евробондам из-за «сожравшей страну коррупции». Режим доступа: https://www.rbc.ru/economics/07/03/2020/5e63d3459a7947cc5cd55594. Дата обращения: 07.10.2020.
  13. Fakhoury T. Power-sharing after the Arab Spring? Insights from Lebanon’s Political Transition // Nationalism and Ethnic Politics, 2019, Vol. 25, No. 1.
  14. The World Factbook. Lebanon. Режим доступа: https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/sy.html. Дата обращения: 08.10.2020.
  15. Torrey G.H. The Ba’th: Ideology and Practice // Middle East Journal. Т. 23. 1969. №. 4.
  16. Конституция Сирийской Арабской Республики 1973 года (на арабском языке). Режим доступа: http://www.wipo.int/edocs/lexdocs/laws/ar/sy/sy011ar.pdf. Дата обращения: 09.10.2020).
  17. Конституция Сирийской Арабской Республики 2012 года (на арабском языке). Режим доступа: http://www.jadaliyya.com/pages/index/4410/. Дата обращения: 09.10.2020.
  18. Устинов Е. Сирия: этноконфессиональный аспект кризиса // Азия и Африка сегодня. 2014. № 6.
  19. Иванов С.М. Урегулирование сирийского конфликта - важный шаг на пути к региональной стабильности // Мировая экономика и международные отношения. 2020. Том 64. № 11.

© Савичева Е.М., Ахмедова Н.С., Ганем С.Х., 2021

Creative Commons License
Эта статья доступна по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License.

Данный сайт использует cookie-файлы

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.

О куки-файлах