Аннотация
Статья представляет собой вторую часть заключительной публикации по результатам трехлетнего исследовательского проекта, который реализовывался сотрудниками кафедры социологии Российского университета дружбы народов совместно с зарубежными коллегами в целях сопоставительного анализа мировоззренческих приоритетов современной студенческой молодежи. В первой части авторы сосредоточились на обозначении акцентов в ценностях студентов трех стран в сопоставительном контексте. Во второй части авторы продолжают характеризовать ценностную сферу молодых поколений постсоциалистических стран, однако опираясь на эмпирические данные, собранные посредством другого опросного инструментария - посвященного страхам, надеждам и опасениям. Несмотря на активную проработку проблематики катастрофического/кризисного сознания в последние десятилетия и институционализацию социальных страхов как предмета социологического анализа, тематики ценностей и массовых страхов редко взаимоувязываются в эмпирических исследованиях, хотя реальные и «нормальные» страхи (тотальные и рутинизированные в «обществе риска» в терминологии У. Бека) выступают ключевым индикатором ценностных ориентаций, даже если не актуализированы, но презентуются в качестве таковых средствами массовой информации. Серьезные модификации исходного инструментария в чешском и казахстанском опросах ограничили масштаб обобщений данных, но позволили выявить и сопоставить смысложизненные приоритеты и ключевые страхи студентов (в сфере трудоустройства, доходов, личной жизни, здоровья, учебы), общий уровень тревожности молодежи, предпочитаемые стратегии преодоления дискомфортных ситуаций и факторы, обусловливающие состояние тревоги. Полученные данные свидетельствуют, что (а) социальное самочувствие студенческой молодежи весьма амбивалентно во всех трех странах; (б) опасения и надежды российской молодежи схожи скорее с казахстанскими, чем с чешскими сверстниками; (в) оценки чешского студенчества демонстрируют б о льшую определенность и консолидированность молодежного самосознания, а также, по ряду вопросов, тот стереотипный индивидуализм, о котором часто говорят, сравнивая российское «традиционное» общество с западным.