Значение и смысл падежной формы в системно-лингвистической перспективе

Полный текст

Введение

Проблема разграничения значения и смысла языковых единиц не была центральной для традиционной лингвистики. Об этом свидетельствует, в частности, отсутствие статьи «Смысл» в основных энциклопедических словарях по лингвистике — «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (М., 1990) и «Русский язык. Энциклопедия» (М., 1997), при этом смысл упоминается в статьях «Понятие», «Семантика», «Сигнификат», «Функциональная грамматика», «Язык», «Языкознание». В то же время указанная проблема находилась в центре внимания системно-лингвистических теорий языка, выдвинутых В. фон Гумбольдтом, А.А. Потебнёй и Г.П. Мельниковым. Создатели названных теорий стремились показать, что четкое разграничение указанных терминов позволит решить многие спорные вопросы, касающиеся соотношения языка и мышления, языка и речи, субстанции и структуры в семантике.

Актуальность вопроса о соотношении значения и смысла языковых знаков различных типов и уровней обусловлена потребностью современной лингвистической семантики в использовании инструментов, позволяющих адекватно представить различие между языком как виртуальной системой потенциально известных и понятных знаков и текстом как реальной системой употребляемых и понимаемых знаков. Такое разграничение должно помочь уточнить научные представления о соотношении языковой и речевой семантики и выработать методы лингвистического анализа, позволяющие выявлять условия эффективности использования речевых знаков при указании на мыслительный образ внеязыковой действительности, подлежащий трансляции в речевом акте.

Проблема соотношения значения и смысла затрагивалась в трудах по общему языкознанию С.Д. Кацнельсона [1], ю.С. Степанова [2], работах по лексикологии и семантике В.В. Виноградова [3], В.Г. Гака [4], Н.Г. Комлева [5]. чаще всего лексическое значение слова сопоставляется с понятием как его языковое содержание с логическим (мыслительным) содержанием, а грамматическое — с более общими понятийными категориями, такими как предметность, качество, количество, процессуальность. Широко распространенным является понимание лексического значения как продукта мыслительной деятельности человека, тесно связанного с такими ее видами, как сравнение, классификация, обобщение [6. С. 261]. Исследование проблемы значения и смысла в грамматике на основе анализа общелингвистических трудов по этому вопросу было предпринято в монографии А.В. Бондарко [7].

В философском контексте проблема смысла и значения была впервые отчетливо сформулирована в работе Г. Фреге «Über Sinn und Bedeutung» (1892) (русский перевод [8]), однако смысл в ней рассматривается как объект самой действительности, а не ментальная сущность. Указанная работа оказала значительное влияние на такие философские направления как логический позитивизм (Б. Рассел, Р. Карнап) и аналитическую философию (Л. фон Витгенштейн), хорошо известна в лингвистике и семиотике, но не является основополагающей для лингвистической семантики, так как не решает вопрос о семантической субстанции языка. Здесь можно также отметить, что выдвинутое Г. Фреге разграничение получило в лингвистической семантике иное толкование — как разграничение сигнификативного и денотативного типов значений. В целом для основных направлений европейской философской мысли характерно увязывание смысла с понятиями ценности и значимости, и сам смысл выступает не только как атрибут знаков, но также вещей и явлений. Философская теория смысла получила специальное освещение в недавно вышедшей монографии [9].

Цель данной статьи состоит в исследовании возможностей использования терминов «значение» и «смысл», последовательно разграниченных в системной лингвистике относительно языкового знака, для частного случая — анализа семантики падежных форм как специфического типа грамматических знаков. Поставленная цель требует, во-первых, обоснования уместности использования указанных терминов не только в лексикологии, но и в грамматике, а, во-вторых, специализации общих понятий грамматической семантики применительно к категории падежа. Многогранность поставленной проблемы предполагает возможность ее более детального рассмотрения как в рамках других лингвистических теорий, так и на материале других категорий языка, однако, это было бы задачей явно выходящей за рамки одной статьи.

Значение и смысл языкового знака

Хотя В. фон Гумбольдт не формулирует специально определения значения и смысла, внимательное прочтение трудов основателя научного языкознания показывает значимость этого различия для его теории языка. В этом отношении наиболее показательными представляются следующие тезисы: «слово не просто вызывает в слушателе соответствующее значение <…>, но непосредственно предстает перед слушателем в своей форме как часть бесконечного целого, языка» [10. С. 78]; «как правило, слово получает свой полный смысл только внутри сочетания, в котором оно выступает» [10. С. 168]. Тем самым ученый трактует значение как уже имеющуюся в психике слушателя и возбуждаемую в речевом акте ментальную единицу, а смысл ‒ как контекстно обусловленное, актуальное для конкретного высказывание мыслительное представление, выражаемое говорящим. Здесь можно добавить, что В. фон Гумбольдт рассматривает слово не как знак («отпечаток») предмета самого по себе, но как его образ в мышлении человека [10. С. 80]; значение в понимании В. фон Гумбольдта не является всеобщим и неизменным, а обладает индивидуальной спецификой, характерной для внутреннего мира отдельного индивидуума, по отношению к представлению о содержании того же слова у других говорящих на этом же языке, и вместе с тем — национальной спецификой, характерной для говорящего коллектива, по отношению к похожим значениям других языков.

Разъясняя сущность акта коммуникации и опираясь на размышления В. Гумбольдта о синтетической деятельности языка, А.А. Потебня характеризует значение как смысл, общий для говорящего и слушающего, смысл, не ограниченный индивидуальным мышлением: «Слово одинаково принадлежит и говорящему, и слушающему, а потому значение его состоит не в том, что оно имеет определенный смысл для говорящего, а в том, что оно способно иметь смысл вообще» [11. С. 162]. Если у Г. Фреге рассматриваемые понятия разграничены как различные типы референции, то здесь они разграничиваются как различные степени коммуникативной общности содержания языкового знака.

И.А. Бодуэн де Куртенэ, анализируя лингвистические идеи Н.В. Крушевского, указывает на его заслугу, состоящую в подчеркивании различия генетического и индивидуального значения слова [12. С. 157], отмечает, что оно придается слову непрерывностью ассоциаций представлений [12. С. 179] и диалектически характеризует его как «элемент морфологически-семасиологический» [12. С. 182].

Опираясь на идеи указанных здесь основателей системного учения о языке, Г.П. Мельников дает следующее определение значения — «коммуникативно ориентированная абстракция, связанная с языковым знаком непосредственно и образующая вместе с этим знаком и связью монему языка» [13. С. 33], тем самым включая его в систему языка (как одну из сторон монемы) и в систему языкового мышления (как абстракцию, но не любую, а «коммуникативно ориентированную»). В этой же работе указывается на связь значения с действительностью, его структурированность и мотивированность: «значение, являясь, хотя и абстрактным, но все-таки образом объектов внешнего мира, имеет структуру, мотивированную внешним миром» [13. С. 28], а в другой публикации подчеркнуто, что значение должно быть отнесено к числу собственно языковых единиц, так как «его происхождение и использование связано только с потребностью в коммуникации с помощью знаков» [14. С. 233]. Таким образом, в [13] значение определено как один из типов означаемого языкового знака в отношении к понятию — структурной модели класса образов внешней действительности. Связь значения с отражением действительности можно представить таким образом: объект внешнего мира → его конкретный образ → класс образов → абстрактный образ (=структурная модель) класса (понятие) → понятие, непосредственно ассоциированное с означающим (значение). В [14] значение рассматривается по отношению к речи и взаимодействию коммуникантов в виде следующей динамической структуры: образ внешнего мира у говорящего = смысл передаваемого сообщения → значения как интегральная часть сознаний коммуникантов → смысл, возникающий у адресата под воздействием языковых значений. В обоих аспектах (коммуникативном и когнитивном) значение, с точки зрения системной лингвистики, оказывается собственно языковым, то есть социализированным психическим явлением, зависящим от детерминанты языка как системы, обеспечивающей коммуникативную деятельность человека.

Согласно системной теории языка и мышления «психические единицы, обеспечивающие мышление, имеют образную природу, то есть обладают многими характеристиками, аналогичными, подобными и сходными с объектами внешнего мира» [15, С. 227], то есть понятия, значения и смыслы являются психическими образами, тесно связанными друг с другом, но отличающимися по своим функциям.

По отношению к смыслу Г.П. Мельников определяет значение как ассоциированную со знаком абстракцию, «вариант, который сохраняется при обозначении любого смысла с помощью данного знака» [16. С. 224] и абстрактный образ коммуникативно выделенного класса мыслительных единиц [16. С. 272]. При этом смысл понимается как мыслимое содержание конкретного речевого знака в определенной ситуации, как внеязыковой мыслительный образ, а значение — как узуальный, общеизвестный и закрепленный в социальной коммуникации смысл знака: оно «во всех случаях инвариантно, обязательно, узуально и, таким образом, надситуативно» [17. С. 18–19]. «Смысл знака в любом акте коммуникации — величина вариативная, окказиональная, нередко абсолютно уникальная, представленная лишь в единственном случае употребления данного знака в данном смысле» [17. С. 19]. Таким образом, значение выступает как «общеизвестное языковое средство намека на смысл, и поэтому у него может быть не один узуальный, т. е. общеизвестный смысл и, тем более, — не один окказиональный, мотивированный лишь контекстом» [18. С. 20–21], то есть входит в язык как знаковую систему и в языковое мышление как его семантическую подсистему, а смысл характеризуется как «участок бесформенной массы» мыслей в конкретном акте речевой деятельности [19. С. 8], то есть находится уже за рамками языка как социализированной в результате многочисленных актов коммуникации системы знаков.

Об актуальности проблемы анализа коммуникации как феномена одновременно и психического, и социального, принципы которого наиболее четко сформулированы в системной теории языка, свидетельствуют современные психолингвистические и лингвопрагматические исследования в этой области: в частности, П.А. Щербо обращает внимание на то, что различным психологическим состояниям, выделяемым в рамках теории трансакционного анализа, «должен соответствовать определенный набор языковых средств, составляющих специфику идиолекта на вербальном уровне — для достижения максимального эффекта от коммуникации» [20. С. 84].

Значение и смысл грамматической формы

В лингвистике понимание грамматической формы как знака восходит к идеям Московской фортунатовской школы («звуковое выражение формального значения в слове называется его формой» [21. С. 69]) и является широко известным. Таково, например, ее определение в «Лингвистическом энциклопедическом словаре»: «языковой знак, в котором грамматическое значение находит свое регулярное (стандартное) выражение» [22. С. 116]. Следовательно, семантической стороной грамматической формы в языке будет выступать грамматическое значение, а в речи — грамматический смысл. При этом первый термин встречается в лингвистической литературе широко, а второй — значительно реже. Предметом специального исследования данная оппозиция стала в монографии А.В. Бондарко, который рассмотрел историю вопроса о языковом содержании в отечественной грамматической традиции [7. С. 7–35], проанализировал взгляды Г.П. Мельникова на разграничение значения и смысла относительно языка и мышления, языковой системы и речевой коммуникации на основе его системной теории языкового знака [7. С. 37–39] и сформулировал данную оппозицию через противопоставление понятийных категорий (смысл) и языковых семантических функций (значение) [7. С. 72–94].

В современной системной лингвистике грамматические значения определяются как специализированные исключительно для пояснения темной или ремной функции ономатических значений [23. С. 17–18]. При этом «грамматические значения могут выступать либо в «чистом виде», если они представлены специализированными морфемами («чисто реляционными»), либо «флексионно», если некоторая морфема представляет одновременно не только единицу грамматического значения, но и единицу «ономатического» (деривационно-реляционные морфемы)» [23, С. 18]. Как отметил А.Ф. Дремов, «Г.П. Мельников разграничивает значение (семантику морфемы) и смысл (семантику формы в контексте); иными словами, инвариантное значение морфемы, связанное с ней ассоциацией по смежности, может быть ассоциировано по сходству с единицами внеязыкового сознания, или смыслами, и обслуживать таким образом достаточно широкое поле актуальных смыслов» [24. С. 63].

Значение и смысл падежной формы

Наиболее общее значение падежной грамматической формы в системной лингвистике определяется как ее «коммуникативное амплуа» [25. С. 70], в соответствии с которым эти формы делятся на «притемные» и «приремные», то есть синтаксически зависимые от темы или ремы — главных компонентов коммуникативной структуры высказывания. Выполнение различных специализированных темных и ремных функций составляет грамматическое значение падежа. В конкретных речевых контекстах одна и та же падежная форма может обладать различными смыслами, которые составляют семантическое поле — «комплекс смыслов падежной формы, ассоциированный с ее инвариантным значением, и обычно рассматриваемый сторонниками неинвариантной семантики падежной формы в качестве набора самостоятельных значений самого падежа» [24. С. 63–64]. Идеи статьи Г.П. Мельникова [25], несмотря на перспективность выдвинутого в ней подхода к анализу падежа, в отношении конкретных языков использовались крайне редко — здесь можно отметить только работы по тюркским языкам М.Э. Дубровиной [26–28] и публикации А.Ф. Дрёмова, посвященные падежу в русском языке. А.Ф. Дрёмов, в частности, показал, что различные «значения» творительного падежа — объекта (запасаться одеждой), инструмента (ударить вожжами), материала (красить охрой), образа действия (наваливать грудами), сравнения (висели тонким кружевом) — являются контекстными смыслами, которые объединяются общим языковым значением формы этого падежа — ‘выявитель глагольного признака’ [24. С. 62], которое служит единой внутренней формой, узуальным средством намека на все перечисленные смыслы, то есть по отношению к смыслам выступает только как знак, указывающий на второстепенную приремную роль имени в коммуникативной структуре высказывания, но не как сам по себе логический, точнее, внеязыковой смысл, падежной формы. Смысл же лежит за пределами языка и тесно связан с объективными свойствами именуемых инструментов, материалов, субъектов.

Соотношение значение и смысла можно рассмотреть не только в направлении от формы к функциям, как показано выше, но и через сопоставление различных способов языковой репрезентации одной и той же ситуации. Рассмотрим примеры, данные в статье [29. С. 65]: (1) Мать наполняет чайник; (2) Вода наполняет чайник; (3) Мать наполняет чайник водой. В примере (2) вода выступает в роли подлежащего, имеет форму именительного падежа и, можно предположить, что выполняет функцию субъекта-агенса. При этом лексическое значение этой словоформы, то есть наши знания о мире подсказывают, что вода не может быть сознательным инициатором действия, однако указанное понимание относится к смыслу словоформы. что же касается значения, то именительный падеж является типичным выразителем темы в актуальном членении высказывании, и это значение темы в данном высказывании реализовано. Возникает вопрос — для чего языку нужны формы с таким широким кругом значения, какой имеется в русском языке у именительного, творительного и любого другого падежа? Системная лингвистика отвечает на этот вопрос, показывая, что естественный человеческий язык — это не жесткое логическое исчисление, основанное на однозначных символах, а коммуникативная знаковая система, которая дает возможность говорящему различным способом сфокусировать внимание адресата на различных гранях одной и той же ситуации в зависимости от целей конкретного сообщения и представить ее с различной степенью детализации. Так, в примере (3) вода представлена в типичной для нее роли средства через значение приглагольного признака. Такая гибкость позволяет языку представить как типичные, так и нетипичные ситуации, добавим такой пример: (4) Вода сильным потоком наполняет улицы. В этом примере вода уже выступает в качестве инициатора события, стихийной силы, самостоятельно совершающей действие, и ее выступление в роли подлежащего представляется более логичным, но и здесь возможны синтаксические трансформации: (5) Сильный поток наполняет улицы водой; (6) Улицы наполняются водой.

В результате этих трансформаций образуются вовсе не синонимы поверхностного уровня языка, отражающие один и тот же глубинный уровень языковой структуры, а различные коммуникативные структуры, выражающие один и тот же внеязыковой смысл, но для разных коммуникативных задач и при помощи узуальных смыслов, то есть смыслов, закрепленных в языке в качестве значений. Падежные формы выступают как активное средство формирования образа ситуации. Роль образа в семантической структуре знака для всех стилей речи раскрывается в работах основоположника современной системной лингвистики [13; 14; 16; 19; 30] и его последователей [31–34].

Заключение

Разграничение значения и смысла, предлагаемое в системной лингвистике, дает возможность в четких терминах решить задачу различения мыслительных единиц, используемых как в индивидуальном познании внешнего мира, так при коммуникативном взаимодействии, и единиц языковых (семантических), функция которых как раз и состоит в обеспечении коммуникации. Указанное различие касается не только лексического значения и смысла, но в равной мере и грамматического значения и смысла (в системной лингвистике также называемого служебным), в том числе и таких абстрактных служебных категорий, к каким относится падеж. Использование идей системной лингвистики в области грамматики позволяет избежать формально-логического подхода к грамматическим категориям и показать их коммуникативную природу, необходимо присутствующую в любом языковом явлении. Системное истолкование соотношения значения и смысла падежной формы позволяет объяснить как источник сужения и расширения функций падежной формы в диахронии, так и различное количество функций, выражаемых падежной формой, имеющей одинаковое название, в разных языках.

Об авторах

Михаил Анатольевич Рыбаков

Автор, ответственный за переписку.
Email: rybakov-ma@rudn.ru
ORCID iD: 0000-0001-9444-3889
SPIN-код: 6890-7000
Scopus Author ID: 57200527717
ResearcherId: D-6900-2019

кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры общего и русского языкознания филологического факультета

Список литературы