Когнитивно-прагматический потенциал загадки в художественном дискурсе

Полный текст

Введение

Феномен загадки становился объектом изучения ученых с разных позиций: лингвистических [см. 1–5]; культурно-семиотических [6–8]; когнитивных [9–12]; философских [13: 14]; педагогических [15; 16] и др.

Традиционно под загадкой понимают особый жанр народно-поэтического творчества, происхождение которого напрямую связано с мифологическими представлениями различных народов об окружающем мире. По определению Н.Г. Титовой, «загадки представляют собой своеобразный способ отражения национальной картины мира, раскрывая перед нами логику, мышление, мировосприятие и мироощущение того или иного этноса [17. С. 198]. Структурно загадка представляет собой двухчастное (кодирующая часть/ означающее и отгадка/означаемое) единство, характеризующееся коммуникативной направленностью на собеседника, имеющее целью трансляцию накопленных знаний при помощи постановки проблемного вопроса [18; 19]. В основе загадки лежит принцип непрямой номинации, т. е. завуалированное, иносказательное обозначение объекта действительности (часто посредством метафоры или метонимии), с помощью которой «загадка провоцирует познавательную активность адресата» [20. С. 69]. Загадка может быть представлена в вопросительной или повествовательной форме; может состоять из одного-двух слов или занимать целую страницу (см. The Exeter Book 1995).

Данные паремии являются носителями культурнозначимой информации и «в процессе восприятия “считываются” одновременно двумя разными кодами — кодом языка и кодом культуры» [21. С. 5]. Исследователи признают загадку репрезентатором национального менталитета, средством выражения сущности концептуальной структуры этнокультурного сознания, способным стереотипизировать важные для этнокультуры представления [22. С. 169]. Являясь фольклорным жанром, загадка, представляет собой исторически сформировавшуюся систему коллективных знаний о мире, которая сохраняется традицией. Загадки строятся на ассоциативных связях, метафорических образах, несущих в себе народный юмор и наблюдательность, через них, эта система выражает самобытность народа и поэтому ориентирована на самосохранение [20. С. 71]. При помощи данных паремий можно определить, принадлежит ли отгадывающий к данной традиционной культуре, через проверку овладения им мифопоэтической картиной мира. Таким образом, можно говорить о «метаязыковой» функции загадки [23. С. 193–230]. Кроме этого, к функциям загадки относят познавательную (активизация познания окружающего мира), развивающую (развитие наблюдательности, логического мышления), художественную (формирование образного мышления), развлекательную/игровую (моделирование игрового языкового пространства, разрушающего стереотипы восприятия существующего мира).

Сегодня можно наблюдать всевозрастающий интерес лингвистов к загадке как языковому феномену, обладающему определенным когнитивно-прагматическим потенциалом, который до сих пор в недостаточной мере исследован. Так, цель предпринятого исследования заключается в описании способов функционирования загадки в художественном дискурсе, а именно в литературной сказке и детективе.

Изучение загадки с когнитивных позиций направлено на исследование ментальных процессов, которые имеют место при восприятии, осмыслении. Здесь важным оказывается не только ход мыслей загадывающего, его манипулирование картиной мира, но и реакция отгадывающего. В процессе загадывания загадывающий особым образом трансформирует некий факт действительности в выдуманный, не имеющий прямого аналога в окружающем мире. При этом отгадывающий выстраивает в своем сознании некий искусственный мир, который был бы адекватен закодированному миру, созданному загадывающим. Затем из всей системы созданного загадывающим «загадочного» мира, отгадывающий должен суметь выбрать ту конструкцию, которая оптимально соотносится с денотатом загадки. При этом наблюдается «особая ментальная организация речи-мысли, которая представляет специфический речевой акт со своими закономерными параметрами, объединяющими разные формы мышления» [24. С. 142].

Учеными доказано, что загадка порождена не конкретным денотатом, а соответствующим ему концептом в сознании человека, объективирующийся в языке различными способами [9. С. 108], «отгадки всегда являются номинациями концептов, а не именами предметов и явлений в их словарном понимании» [24. С. 141]. Концептное содержание загадки состоит из 1) денотатного слова, 2) его метафорических превращений, 3) понятия, возникшего в сознании отгадывающего.

Таким образом, важным для понимания сущности загадки становится понятие «когнитивного контекста», который включает в себя совокупность убеждений, моделей рассуждения и знания, собственно формирующих высказывание — загадку. Лингвистический контекст не всегда оказывается достаточным для получения ответа в таком сложном языковом знаке, каким является загадка, большую значимость имеет знание когнитивных реалий, которые генерируют лексемы языка [25].

Особенность прагматики загадки состоит в том, что она ориентирована на «универсальное знание», на концептуальные свойства объектов, на стереотип [26. С. 195]. Прагматической задачей загадки является идентификация загаданного концепта (преимущественно через его свойства); поэтому в пресуппозиции загадки содержится фрагмент картины мира (системы знаний о мире), что составляет репрезентативный аспект загадки.

Побудительный аспект загадки заключается в том, что любая загадка подразумевает диалог, требуя отгадки и вовлекая тем самым участников коммуникации в игру, образуя «интеракционное единство в виде загадки как инициативного действия и отгадки как реакции на него» [20. С. 67]. Жанровая специфика, коммуникативная направленность и композиционная структура загадки позволяют ей функционировать как в качестве самостоятельного коммуникативного события, так и в качестве разного рода включений в более сложные жанры (ритуалы, фольклорные и литературные тексты). Например, в качестве сюжетообразующего элемента загадки инкорпорируются в сказочный дискурс как испытание героя, при этом сама сказка может служить «сюжетным оформлением загадки» [27. С. 138].

Использование загадок в художественном дискурсе имеет давнюю историю, поскольку существует признанный поджанр «загадок — сказок», уходящий корнями в древний Египет. Они, как правило, принимают форму «состязания на мудрость» между соперничающими правителями или иногда в качестве испытания для жениха. Игры в загадки, которые предстают своеобразным конкурсом знаний и рассуждений, появляются во многих известных художественных произведениях разных жанров и временных периодов: от загадки Сфинкса в трагедии «Царь Эдип» Софокла и состязания Одина и земного короля в скандинавской мифологии до игр-загадок в турнире Triwizard Tournament в «Гарри Поттере и Кубке Огня» Дж. Роулинг.

Материал и методы исследования

Материалом исследования в рамках данной работы послужили художественные произведения английских писателей, относящиеся к жанрам литературной сказки и детектива: сказочные повести Л. Кэрролла «Приключения Алисы в Стране Чудес» и Дж. Толкина «Хоббит, или туда и обратно», детективный рассказ Р. Остина Фримена «Таинственный посетитель». Функционирование загадки в текстах выбранных для анализа произведений представляет три разных варианта трансформации когнитивной модели загадки, обусловленной как жанровой спецификой, так и индивидуальной установкой автора художественного текста.

Отметим, что авторы статьи рассматривали загадку как малый жанр английской лингвокультуры с разных точек зрения. Изучали жанрово-композиционные характеристики, логико-смысловую и когнитивно-семантическую структуру, а также функциональное своеобразие как древнеанглийских поэтических загадок, так и современных литературных (общим количеством более 200 единиц). В предлагаемой статье авторы сосредотачивают внимание на загадках, функционирующих в художественном дискурсе современного детектива и литературной сказки. Обосновывая выбор материала исследования, следует так же отметить, что и в сказочном, и в детективном дискурсах загадка выполняет важнейшую коммуникативную функцию выстраивания диалога по оси автор — читатель. В литературной сказке адресатом может выступать как ребенок, чей когнитивный опыт еще формируется, так и взрослый интеллектуал, чья когнитивная база строится на знании накопленных человечеством культурных традиций [28]. Эта специфика неоднородности адресата влияет на выбор и способы включений, связанных с загадкой: это и унаследованный от фольклорной сказки ритуал испытания героя загадкой, но в более усложненной форме, обусловленной внутрижанровой спецификой литературной сказки (сказка-фэнтези, сказка — нонсенс, авантюрная сказка и т.д.); это и использование загадки в качестве игры с четкой целью и установленными правилами, игры, в которую автор вовлекает не только своих героев, но и читателя. Являясь продуктом индивидуального, а не коллективного творчества, литературная сказка отличается многоплановой формой коммуникации, характеризуется более сложной содержательной, композиционной, и языковой системой. Вполне закономерно, как показывает анализ жанра литературной сказки, в той или иной форме загадка используется авторами многих литературных сказок для вовлечения читателя в игровую коммуникацию [28]. К таким произведениям относятся сказочные повести «Alice’s Adventures in Wonderland» Л. Кэрролла и «The Hobbit or There and Back Again» Дж. Толкина, на материале которых ниже представлен анализ функционирования загадки.

В отношении произведений жанра детектива следует заметить, что динамическая структура детективного дискурса строится на двух взаимосвязанных стратегиях — умозаключениях автора и читателя в ходе расследования преступления и создании интригующей, таинственной атмосферы. В этом, безусловно, ключевую роль играет загадка, заимствованная им у своего предшественника — готического романа. Проведённый авторами анализ семнадцати литературных произведений детективного жанра убедительно продемонстрировал, что «интеллектуальная загадка, или головоломка — один из основных игровых элементов в детективе» [29. С. 97]. Вокруг загадки строятся как сценарный контур, или сюжетная схема, так и персонажный контур, поскольку, в силу особенностей жанра, все персонажи имеют отношение к таинственному преступлению. Основная функция детективной загадки — это функция текстопостроения, ею также реализуются практически все функции блока, связанного с крайними состояниями, такие как магическая, сакральная, символическая и развлекательно-игровая [29. С. 98]. Детектив ориентирован на развлечение читателя, игру с ним, при этом его сверхлогичный характер позволяет алгоритмизировать и предсказать развитие сюжета.

Загадка в детективе сочетает в себе свойства задачи, загадки и головоломки, так как ее интерпретация осуществляется либо путем решения (как это характерно для задачи и головоломки), либо разгадывания, угадывания, инсайта (загадка и головоломка). Очевидно, что детективная загадка ближе всего к головоломке, так как для ее интерпретации требуются как логические рассуждения, приводящие к определенным выводам, так и некое «озарение», «всплеск интуиции», не подчиняющийся логике.

Как поддающаяся решению логическая задача, детективная загадка часто затрагивает не один, а несколько основных элементов его сюжетной схемы — само преступление (оно может быть замаскировано под несчастный случай или самоубийство), время и способ совершения преступления (фальсифицируются с целью запутать следствие), а также преступника, установление которого, как правило, является основной целью следствия.

Как обычная загадка и головоломка, детективная загадка имеет двухчастную композицию, однако ее кодирующую часть составляет не единый связанный текст, а рассредоточенные по всему тексту произведения компоненты.

В качестве эксплицитного ключевого знака интерпретации любой загадки, рассматриваемой с позиции загадчика-исполнителя и наблюдателя, выступает отгадка. И текст загадки, и исполнитель-загадчик, и получатель-отгадчик равно подчиняются коллективной традиции [30]. В детективе роль традиции берут на себя так называемые законы жанра, которым автор должен следовать при создании текста и которые обусловливают также схему построения загадки.

Манипулируя системой подставных номинаций, автор детективного текста создает ложную картину мира и предлагает ее читателю для разгадывания, при этом обращается к нему через сыщика, расследующего преступление, и его помощника. Идентификация загаданного концепта происходит как путем апелляции к имеющимся в когнитивной базе читателя концептам добра и зла, так и посредством активизации стереотипных представлений читателя о логике построения детективной загадки, что в целом влияет на процесс восприятия и оценивания детективного текста как простого (и, следовательно, неинтересного), либо сложного (а потому увлекательного). Манипуляции уликами, осуществляемые преступником («загадывающим») с целью искажения истинной картины мира, способствуют трансформации факта действительности в выдуманный.

Накопление данных приводит к расширению референтной области загадки. Под референтной областью мы, вслед за В.А. Лукиным, понимаем обладающее спецификой организации и мерой системности разной для различных текстов множество референтов текстовых знаков [30. С. 319]. Из разрозненных элементов путем логических умозаключений сыщик воссоздает истинную картину мира и таким образом выполняет свою основную когнитивную функцию — выведение в мир преступника, скрытого за границами ложной картины мира. Ложная картина распадается, как только все элементы головоломки встают на свои места.

Особенностью детективной загадки является также наличие в ней мистического, таинственного элемента, что, несомненно, связано с развлекательным характером детективного дискурса и служит реализации одной из его основных стратегий — создании атмосферы интриги и тайны.

В ходе исследования были использованы методы и приемы лингвистического анализа (приемы структурного и филологического анализа, приемы семантического, контекстуального анализа), а также метод лингвокогнитивного анализа.

Результаты исследования

Смысловой парадокс и нарушение когнитивной модели загадки в сказочной повести Л. Кэрролла «Приключения Алисы в Стране Чудес»

Произведение английского писателя Л. Кэрролла «Приключения Алисы в Стране Чудес», написанное в 1865 году, до сих пор волнует умы ученых. Не только жизнь и творчество писателя подвергаются многочисленным исследованиям, но и различные аспекты всем известной сказочной повести: Алиса как персонаж и как языковая личность; стихотворные пародии, которыми изобилует произведение; прототипы персонажей и многое другое. Сказочная повесть рассматривается с философско-лингвистических позиций, с позиций психоаналитического и историко-социологического подходов.

Английские писатели-романтики, для которых мир — хаос без заданного направления движения, какого-либо образца или причины, основывали свои произведения на философском скептицизме и иронии. Так, Л. Кэрролл превращает реалии в игру — в игру в карты, в игру со словами, в игру с загадками.

Знаменитая абсурдная загадка, которую Шляпник загадывает Алисе — “Why is a raven like a writing desk?” (‘Почему ворон похож на письменный стол?’) — на первый взгляд, кажется, не имеет ответа, так как представляет собой сравнение объекта с другим предметом, полностью от него отличающегося. Однако, согласно жанру загадки, в ней должен присутствовать некий элемент, который выбивается из общей картины абсурда и наводит отгадывающего на правильный ответ.

Относительно загадки Шляпника имеется несколько размышлений. Одни исследователи считают, что ответ заключается в аллитерации, т. е. схожем произношении начального звука двух слов [reivn] — [raitiŋ]. Таким образом, автор делает отсылку к аллитерационному стиху, характерному для древнегерманского (англосаксонского) стихосложения. Организующим моментом подобного стиха является прием, при котором в каждой строке два слова начинаются с одного и того же звука, при этом ударение в древнеанглийском языке обычно падало на первый слог корня. Таким образом, два ударных слога, как метроном, отбивали такт. В «Алисе в Стране Чудес» имеется целый ряд подобных аллитераций: Fish Footman, Frog Footman, Hare — Hatter, Duck — Dodo и др. Л. Кэрролл, который любил создавать стихотворные пародии и парафразы на дидактические произведения и назидательные божественные песни, подшучивал и над увлечением своих современников англосаксонскими древностями, прибегая к приему аллитерации.

Другие предлагают вереницу остроумных вариантов отгадок. Так, американский шахматист и автор головоломок С. Лойд (S. Loyd) предложил следующий вариант: «Because Poe wrote on both», отсылая читателей к стихотворению Э.А. По «Raven». Д. Джодри (D.B. Jodrey) выдвинул такую гипотезу: «Because both have quills dipped in ink». С. Пирсон (C. Pearson) предложил следующую отгадку: «Because it slopes with a flap». Английский писатель и философ О.Л. Хаксли (A. Huxley) предложил, как кажется, самый абсурдный из вариантов: «Because there is a B in both and an N in neither» [31. С. 64].

Сам автор «Алисы в Стране Чудес» признался, что загадка поначалу не имела отгадки, но в предисловии к более позднему изданию 1896 г. написал: «Because it can produce a few notes, though they are very flat; and it is nevar put with the wrong end in front!» [там же]. Основу загадки составляет игра слов, построенная на полисемии. В данном случае обыгрываются два значения существительного «notes»: 1) «записи», 2) «ноты» и два значения прилагательного «flat»: 1) «плоский», 2) «фальшивый». Таким образом, за столом можно делать записи, которые будут плоскими ввиду ровной поверхности крышки стола; ворон же издает звуки, которые режут слух и называются карканьем. Важно также обратить внимание на написание слова «nevar», которое будучи прочитанным наоборот выглядит как «raven». Таким образом, Л. Кэрролл, по существу, загадал своим читателям еще одну загадку, загадку не об окружающей их действительности, а о словах.

Загадка Шляпника — пример проявления способности конструировать картину мира по нестандартным эскизам, намеренная манипуляция системой подставных номинаций для достижения некоторой оригинальной языковой картины мира. Когнитивный контекст данной загадки определен абсурдом «безумного чаепития», на котором происходили и обсуждались нелепые ситуации. Данную загадку можно отнести к так называемым «взрослым» загадкам, которые представляют собой своеобразную рефлексию на существующую реальность и которые выполняют развлекательную и социализирующую функции. «Детские» же загадки направлены на образное познание окружающего мира, приобретение новых знаний [18].

Непременный атрибут любой загадки — отгадка — эффективный стимул отгадывающего, как потребность испытать радость от того, что получилось найти ответ. В реакции Алисы на загадку Шляпника прослеживается, с одной стороны, принятая в викторианском английском обществе стереотипная модель поведения хорошо воспитанного ребенка (следование правилам речевого этикета, сохранение самообладания и пр.), девочку причисляют к национально-культурному английскому типу личности [32]; с другой стороны — неподдельная досада и разочарование, свойственное семилетнему ребенку, обнаружившего, что загадка не имеет отгадки:

«Alice sighed wearily. “I think you might do something better with the time,” she said, “than wasting it in asking riddles that have no answers”» [33. C. 64].

Смысловой парадокс, заложенный в основу загадки, помогает взглянуть на очевидные вещи с неожиданной стороны. В «Алисе в Стране Чудес» формируется образная, метафоричная картина мира, где мир — это сон, полный любопытных приключений (ключевое слово книги — curiosity); а взросление непредсказуемо и опасно (when suddenly, thump! thump! down she came upon a heap of stick and dry leaves, and the fall was over).

Загадка в агональном дискурсе и когнитивный опыт героев  в сказочной повести Дж. Толкина «The Hobbit or There and Back Again»

Глава «Riddles in the Dark» сказочной повести «The Hobbit or There and Back Again» Дж. Толкина интересна в качестве материала анализа в рамках данного исследования тем, что в ней загадки используются для развертывания агонального дискурса между двумя персонажами — основными действующими героями этой части сказочной повести. Здесь будет уместно сослаться на Й. Хейзингу, определяющего загадку как важный агональный элемент человеческой коммуникации, который может вписываться в литературные схемы [34. C. 130]. Агональность, или состязательность, является неотъемлемым свойством культуры. Загадка как носитель культурного кода используется для выстраивания сложной интеллектуальной игры-состязания, для победы в которой необходимо знать язык загадки, знать и строго соблюдать правила игры, имеющие языковой, поэтический и ритуальный характер.

Игровое состязание между главным героем хоббитом Бильбо и фантастическим существом Голлумом начинается с традиционного ритуала — установления строгих правил: «If precious asks, and it doesn’t answer, we eats it, my preciousss. If it ask us and we doesn’t answer, then we does what it wants, eh? We shows it the way out, yes!» [35. С. 42]. Затем между Бильбо и Голлумом начинается соревнование — обмен серией загадок.

Ответы на загадки Бильбо отражают его жизнь в городке хоббитов: солнце, цветы, яйца и т.д. Голлум загадывает загадки о том, что знакомо ему: темнота, рыба, ветер и т.п.; т.е. каждый герой опирается на свой когнитивный опыт, поэтому и Голлум, и Бильбо имеют проблемы с угадыванием загадок друг друга. Самими загадками Толкин, кажется, хочет подчеркнуть, что чем проще, тем лучше. Ближе к финалу состязания Голлума беспокоит больше всего самая простая загадка Бильбо: «A box without hinges, key, or lid, / but golden treasure inside is hid». А Бильбо, в свою очередь, серьезно спотыкается об абстрактное упоминание Голлума о чем-то таком простом, как время.

По ходу игры-состязания автор постоянно прямо обращается к читателю, вовлекая его в агон и апеллируя к совместной когнитивной базе автора, читателя и персонажей: «It was rather an old one, too, and Gollum knew the answer as well as you do»; «I imagine you know the answer, of course, or can guess it as easy as winking, since you are sitting comfortably, at home and have not the danger of being eaten to disturb your thinking» [35. С. 42–43].

Любая игра по установленным правилам требует установки четких временных границ, внутри которых она проходит, не потому ли закономерной кульминацией в данном эпизоде становится загадка о времени, которая определяет судьбу Бильбо:

«This thing all things devours:

Birds, beasts, trees, flowers;

Gnaws iron, bites steel;

Grinds hard stones to meal;

Slays king, ruins town,

And beats high mountain down» [35. С. 44].

Важнейшим неотъемлемым компонентом интеллектуальной игры-состязания является непредсказуемость хода и результата самой игры, что делает ее еще более азартной и увлекательной. И здесь развязка наступает совершенно неожиданно и для героя, и для читателя: «His tongue seemed to stick in his mouth; he wanted to shout out: «Give me more time! Give me time! », but all that came out with a sudden squeal was:

«Time! Time!»

Bilbo was saved by pure luck. For that of course was the answer» [35. С. 44]. Авторская ирония заключается в том, что ни когнитивный опыт, ни инсайтный или аналитический способ решения главной загадки в состязании не помогли герою — его спасла удача — еще один важный спутник победы в агоне.

Язык в загадках — мощное оружие — Голлум буквально использует его, чтобы убить Бильбо, в то время как Бильбо использует его, чтобы спасти свою жизнь. Язык является отражением сокровенных мыслей и переживаний героев: загадки Бильбо и Голлума отражают тип существа, которым каждый является, и опыт каждого из них: в загадках Голлума доминируют негативные, мрачные образы: “never grows“, “toothless bites“, “Ends life, kills laughter“, “As cold as death“, “Slays king, ruins town”, в то время как в загадках Бильбо метафоричность основана на положительной коннотации: “white horses“, “green face” and “golden treasure”. Язык загадки также является священным искусством, и Бильбо, и Голлум, похоже, знают это и придерживаются правил игры. Однако, Бильбо еще не владеет этим языком в совершенстве — его запас загадок быстро иссякает и он, в конце концов, задает Голлуму случайный вопрос, который не соответствует священному кодексу загадок и, таким образом, подвергает свою жизнь опасности. Состязание заканчивается на сомнительной ноте, ставя победу Бильбо под вопрос, поскольку, как отмечает автор “…the riddle-game was sacred and of immense antiquity, and even wicked creatures were afraid to cheat when they played at it” [35. С. 44].

Анализ данного эпизода наглядно демонстрирует принципиальное отличие использования загадки для развертывания агонального дискурса между главными героями от ритуального характера испытания загадкой героя традиционной фольклорной сказки. Автор включает известные, по его мнению, читателю загадки, апеллируя к совместному дискурсивному знанию, но выбирает загадки, основываясь на созданных им же самим различных когнитивных контекстах его героев. Разнонаправленная прагматическая функция загадок участников агона реализуется через языковые средства противоположных коннотаций и метафор, лежащих в основе используемых загадок.

Когнитивная модель загадки в детективном рассказе Р. Остина Фримена «The Mysterious Visitor»:  между задачей, головоломкой и тайной

В рассказе Р. Остина Фримена «Таинственный посетитель» преступление предстает перед читателем как логическая задача и головоломка с элементами таинственности. Уже название рассказа представляет собой загадку — кто был таинственный незнакомец, посетивший бунгало господина Крофтона, исчезновение которого расследует доктор Торндайк?

Вопросная часть загадки формулируется Джардином, который просит своего друга, доктора Торндайка, помочь ему в поисках исчезнувшего пациента:

It [this business] concerns a patient of mine, a man named Crofton who has disappeared rather unaccountably [36. С. 62].

Несоответствия, странности, обнаруживаемые сыщиком во время расследования — это фрагменты головоломки, помогающие ему реконструировать истинную картину мира:

“These are only trifling discrepancies”, said he, “but they worth noting” [36. С. 70].

На первый взгляд комната, которую осматривают Торндайк и Джардин, кажется нежилой:

The blinds have not been drawn down and there is a general air of trimness that suggests a tidy up of an unoccupied room. And the bed looks as if it had been out of use” [36. С. 72].

Элементами кодирующей части загадки, скрывающими от читателя истинную картину мира и одновременно притягивающими к себе его внимание, выступают глаголы «suggests», «looks as if», намекающие на неоднозначность интерпретации имеющихся в распоряжении сыщика и читателя данных, а при более внимательном осмотре обнаруживаются другие несоответствия, которые Джардин фиксирует вслед за Торндайком:

… I noticed that my colleague cast a significant glance at a frying-pan that rested on a Primus stove. The congealed fat in it presented another ‘discrepancy’; for I could hardly imagine the fastidious Crofton going away and leaving it in that condition [36. С. 75].

Появление новых улик в ходе расследования трансформирует референтную область загадки, приводя к возникновению новых вариантов ее интерпретации. Рассуждения сыщика и его помощника демонстрируют движение расследования от кодирующей части загадки к ее разгадке через ряд постепенно исключаемых версий: Исчезновение → Исчезновение по своей воле → Самоубийство → Убийство → Самоубийство с подтасовкой фактов.

Даже после обнаружения всех частей загадки помощник Торндайка Джардин не в состоянии восстановить общую картину происшествия, он видит в ней лишь тайну, тогда как Торндайк заподозрил в подтасовке фактов стряпчего, наследника по завещанию, уже после ознакомления с основными данными:

“I don’t understand the case,” I said… “You seemed to smell a rat from the very first. And I don’t see how you spotted Jobson. It is a mystery to me” [36. С. 88].

Торндайк возвращается к кодирующей части загадки после разоблачения преступника, объясняя ход своих рассуждений:

“Now the position of affaires that you described to me was this: Crofton, a possible suicide, had disappeared and had made no fresh will” [36. С. 88].

Таким образом, использование загадки в детективе обусловлено, прежде всего, особенностями жанра, она структурирует не только сценарный, но и персонажный контур детективного текста. Следует отметить также такую особенность детективной загадки как расширение ее референтной области по мере появления новых фактов, относящихся к расследованию преступления, то есть кодирующая часть видоизменяется, что постепенно приводит к трансформации ложной картины мира в истинную.

В то время как свойство описания картины мира определенного лингвокультурного сообщества приписывается всему корпусу загадок как фольклорных текстов, обладающих связностью и протяженностью [30], в детективе скрытая от читателя картина мира конкретного текста описывается одной загадкой, загадываемой автором читателю, что можно объяснить сверхлогичностью, гипердетерминированностью, бинарностью его художественного мира.

Заключение

На наш взгляд, изучение функционирования загадки в художественном дискурсе напрямую коррелирует с актуальными направлениями междисциплинарных исследований в сфере когнитивистики и дискурсологии. Автор художественного текста, инициируя диалог с читателем посредством включения в текст загадки и вовлекая его в интеллектуальную игру, апеллирует, прежде всего, к когнитивному контексту загадки как средству хранения знаний и как своеобразному испытанию мудрости, а в более современных терминах — латерального мышления, таким образом, мотивирует читателя выбирать инсайтный способ поиска ответа (сказочный дискурс) или аналитический путь решения загадки (детективный дискурс).

Прагматический аспект функционирования загадки в текстах, принадлежащих к разным художественным дискурсам, заключается в ее направленности на стереотип, поскольку она апеллирует к группе стереотипных представлений, свойственных представителям определенного лингвокультурного сообщества, или же совокупности обобщенных представлений о конкретном жанре; а саму отгадку, как правило, следует искать в картине мира данного жанра или текста.

Перспективой исследования может стать дальнейшее изучение когнитивно-прагматического потенциала загадки в других видах дискурса, например, в массмедийном, представляющим собой стремительно развивающееся медиапространство.

Об авторах

Лариса Петровна Прохорова

Кемеровский государственный университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: larpro888@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-2311-2385

кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой романо-германской филологии

650000, Российская Федерация, г. Кемерово, ул. Красная, 6

Наталья Вадимовна Потапова

Кемеровский государственный университет

Email: nv_potapowa@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-7593-1713

кандидат филологических наук, доцент кафедры романо-германской филологии

650000, Российская Федерация, г. Кемерово, ул. Красная, 6

Галина Александровна Завьялова

Кемеровский государственный медицинский университет

Email: galina_zavialova@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-7234-4273

кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков

650029, Российская Федерация, г. Кемерово, ул. Ворошилова, 22а

Список литературы