Евразийская демотия: становление концепции самоуправления

Полный текст

В последние годы евразийская тематика получает все большее распространение, и потому прямо или косвенно связанная с ней терминология все сильнее проникает в сферу публичного администрирования. В качестве примера укажем на Евразийский экономический союз (ЕАЭС), евразийские партии, появляющиеся в России и сопредельных странах или имеющую явные евразийские истоки концепцию суверенной демократии. В этой статье мы исследуем одно из ключевых понятий евразийцев - демотию. Несмотря на свою теоретическую значимость, концепт демотии, как и некоторые другие евразийские концепты, не был детально проработан. Что, в принципе, не удивительно, поскольку многие евразийцы, подобно большевикам, полагали, что достаточно сменить форму власти и все остальное приложится [1. C. 367]. Между тем демотия как феномен представляет специальный интерес и до сих пор обладает определенным практическим потенциалом. В 2000 г. известный франко-американский ученый Ж. Барзун в своей капитальной книге, посвященной развитию Запада за последние пятьсот лет уделяет специальную главу «демотическим временам» [2]. Разумеется, у нас демотию рассматривали преимущественно в рамках евразийского контекста [3-5]. Сам термин почерпнут из греческой политической истории и восходит к понятию «дем» (δῆμος). Самые ранние упоминания о деме можно встретить у Гомера, где он означает отдельную населенную область. В дальнейшем, после реформы Клисфена (509 г. до н.э.) афинские демы превратились в самоуправляющиеся территориальные округа, число которых, возможно, доходило до 170 [6. C. 376]. В округах происходили выборы главы, собирающего налоги казначея и представителей, направляемых в органы государственной и судебной власти. Каждый гражданин Афин должен был быть приписанным к одному из демов, что давало ему право участвовать в народных собраниях и религиозных обрядах. Исключение из дема по случаю какого-либо проступка автоматически лишало человека гражданских прав. Таким образом, слово δῆμος, в отличие от ἔθνος (этноса), означало не просто народ, а «политический народ» или, иначе говоря, самоуправляющееся сообщество. В настоящее время демами называют муниципалитеты в Греции и на Кипре. Соответственно демотами (δημόται) именовались члены одного из афинских демов. И отсюда один шаг до определения демотии как основополагающего общеполитического принципа. Но древние афиняне этого шага не сделали. Согласно их представлениям, наиболее подходящим принципом государственного управления, при условии полномасштабного народного представительства, должна быть демократия. В то же время многие из афинян, например, Сократ и Платон, полагали, что демократия обладает массой врожденных недостатков (некомпетентность, популизм, коррупция и т.д.). Эти недостатки не исчезли и через две с лишним тысячи лет, когда ее идеи восторжествовали в странах западной политической культуры. В силу этого была сделана попытка наполнить новым смыслом прежние понятия. По этому пути в начале XX века пошел известный критик западного парламентаризма и сторонник «третьего пути» А. Меллер ван ден Брук. Он пытался вложить новые значения в понятия «революция», «демократия», «социализм» [7. С. 40-49] опошленные буржуазной культурой. Евразийцы пошли иначе. Разделяя идеи А. Меллера ван ден Брука о необходимости «органической» демократии и соучастии народа в собственной судьбе, они решили опереться на новую терминологию. Евразиец Я.Д. Садовский полагал, что государственный строй России должен быть не демократическим («народоправственным»), а демотическим («народным»). Под этим он подразумевал моральную поддержку правительства, которую обеспечивал постоянный и непосредственный контакт между властью и народом [8. C. 170]. Идея была замечательная. Другое дело, что весьма почтенного возраста и к ней постоянно возвращались в разные времена и в различных уголках Земли. К XIX веку потребность через эффективное управление, подразумевавшее тесный контакт как между управляющим и управляемым, так и между самими субъектами управления, стала особенно актуальной. В это время на европейском, американском и даже азиатском континентах (прежде всего в Японии) наблюдались попытки найти лучшие способы организации как внешнеполитического, так и внутриполитического пространства. Пристальное внимание уделялось исследованию федеративных концепций, реализованных в Швейцарии и США. В особенности интерес возрос после выхода в 1835-40 гг. двух томов знаменитой книги французского социолога А. де Токвиля, посвященной американской модели самоуправления [9]. В России о необходимости изменений взаимоотношений с народом власть имущие знали, начиная с Екатерины II. Но начинать реформировать страну никто решался вплоть до того времени, когда поражение в Крымской войне (1853-1856 гг.), поставило во всей полноте вопрос об освобождении народа от массы крупных и мелких зависимостей и введении начал местного самоуправления. Отвечая на давно назревшие социальные вопросы, Александром II были предприняты Великие реформы. Они радикально преобразовали российское общество, решая не только проблему освобождения крестьян, но и устанавливая новые правила организации их быта и взаимодействия с государством. Основное содержание этих изменений заключили в себе крестьянская реформа 1861 г. и земская реформа 1864 г. Согласно «Общему положению о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», были образованы сельские общества, управляемые сельскими сходами во главе с сельскими старостами и волости, управляемые волостным сходом со старшиной, правлением и крестьянским судом. При этом указывалось, что волостной сход составляется из крестьян волостного селения или поселка «по одному от каждых десяти дворов» и разъяснялось, что к ведению схода относятся: «1) выборы волостных должностных лиц и судей волостнаго суда; 2) постановление о всех вообще предметах, относящихся до хозяйственных и общественных дел целой волости; 3) учреждение волостных училищ; распоряжения по волостным запасным магазинам, где они есть; 4) принесение, куда следует, жалоб и просьб, по делам волости, чрез особых выборных; 5) назначение и раскладка мирских сборов и повинностей, относящихся до целой волости; 6) поверка действий и учет должностных лиц, волостью избираемых; 7) поверка рекрутских списков и раскладка рекрутской повинности, по правилам, изложенным в ст. 192-207; - и 8) дача доверенностей на хождение по делам волости» [10. С. 152]. В устройстве городов, которые и до реформ обладали некоторыми правами, также были проведены изменения, существенно повысившие уровень самоуправления (городская реформа 1870 г.). Мы специально привели извлечение из реформы Александра II, взяв в качестве примера трансформацию в управлении крестьянства как самого многочисленного тогдашнего сословия, поскольку многие последующие концепции, нацеленные на коренные изменения управления Российского государства так или иначе соотносились с принципами самоуправления реформ Александра II. Стоит также отметить, что некоторой, наиболее радикальной частью общества, все эти обретенные права были признаны недостаточными. Основная претензия заключалась в том, что самоуправление было поднадзорным монархическому государству и осуществлялось в крайне узких масштабах. Взамен этого были выдвинуты предложения, во-первых, упразднить монархию как несоответствующую не только духу времени, но и, самое главное, духу народного самосознания. А, во-вторых, существенно расширить права самоуправляющихся обществ, придав им те функции, которые доселе принадлежали государству. Наиболее стройной и последовательной в этом отношении была концепция А.И. Герцена. На нее так или иначе опирались или, во всяком случае, от нее отталкивались, в своем стремлении найти оптимальную форму взаимодействия власти и народа, многие евразийцы. Она получила известность под названием «общинный социализм». Находясь в молодости в среде постоянной борьбы славянофилов с западниками, западник А.И. Герцен переработал идеи славянофилов на западнический лад, во многом подготовив тем самым, как утверждали сами евразийцы, основу для их будущей концепции [11. IV]. А.И. Герцен подметил, что все жизнеспособные государства состоят из институтов и ячеек, которые в зародыше несут в себе все основные черты этих государств. Другими словами, не один институт не должен вступать в противоречие с государством, породившем его, так как в противном случае либо государство подвергнется изменениям, будучи вынужденным упразднить этот институт, либо новые идеи и принципы, порожденные институтом, овладев народными массами, изменят это государство. То есть жизнеспособное государство должно быть внутренне непротиворечивым. Один и тот же принцип должен быть положен как в основание самой маленькой ячейки, составляющей основу государства, так и в основание всего государства в целом. Поскольку А.И. Герцен отталкивался от общины, считая, что «общинное начало - великая основа славянской жизни» [12. С. 43], общинные принципы пронизали всю его государственную теорию, известную под названием общинного социализма. «Артель и сельская община, раздел прибытка и раздел полей, мирская сходка» [13. С. 149] - это описание А.И. Герценом главного принципа собственно общинных отношений. Далее - те же отношения на более высоком уровне: «Над общиной должно было бы стоять только национальное единство, res publica (земское дело) или руководящая власть. Свободные общины группируются в более крупные единицы (волости), и, согласно русскому закону, избранные общинами старосты выбирают, в свою очередь, для всей волости начальника, также из простого народа, который называется головою. Многие головы имеют по тридцати тысяч душ под своим управлением. Кроме головы, избирается еще двое судей - нечто вроде мирового суда - для законного управления общинными делами и волостной полицией. В деревнях полицейские обязанности выполняются выборными десятскими и сотскими. Налоги и повинности распределяют голова и старики. Все это вместе является подлинно социалистическим самоуправлением, и оно действовало прекрасно до тех пор, пока мы не переняли немецкое устройство и византийские порядки» [14. С. 53]. Ф.М. Достоевский, другой автор, цитируемый евразийцами, высказывался вполне созвучно А.И. Герцену. Правда, в социализме он к шестидесятым годам XIX века уже разочаровался, но идея борьбы с западным буржуазным засильем ему была чрезвычайно близка. Также, как, впрочем, и идея народного самоуправления. Вот что он писал своим читателям в 1861 году: «Мы знаем теперь, что мы и не можем быть европейцами, что мы не в состоянии втиснуть себя в одну из западных форм жизни, выжитых и выработанных Европою из собственных своих национальных начал, нам чуждых и противуположных, - точно так как мы не могли бы носить чужое платье, сшитое не по нашей мерке. Мы убедились, наконец, что мы тоже отдельная национальность в высшей степени самобытная и что наша задача - создать себе новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного духа и из народных начал» [15. С. 507]. Отметим, что уже упомянутый нами А. Меллер ван ден Брук, переводивший Ф.М. Достоевского и являвшийся поклонником его социальных идей, определял их как революционно-консервативные [16. VII-VIII]. Евразийцы стали естественными продолжателями критики западничества, стремясь пойти в ней дальше А.И. Герцена, во многом оставшимся западником до конца своих дней, и почвенника Ф.М. Достоевского. Н.Н. Алексеев, один из самых проницательных среди евразийцев исследователей особенностей развития российского государства и права, в связи с оценкой влияния идей А.И. Герцена и Ф.М. Достоевского на концепции российского самоуправления в ХХ веке, заявил, что русское западничество исчерпало себя. Как он выразился, вначале русское западничество было направлено на подражание Европе старой, затем новой и завершило цикл подражанием Европе будущей (то есть социалистической - А.Ш.) [17. С. 125]. Исходя из подобных воззрений, он делал вывод, что евразийское государство не должно повторять ошибки западной демократической системы, а стать политическим образованием «демотической природы». Под демотической природой автор понимал государство, в котором власть отвечала «народной воле» и опиралась на волю большинства населения. Подвергая сомнению дееспособность идеи западной демократии, базирующейся на «механическом агрегате мнений отдельных достигших политической зрелости граждан», Н.Н. Алексеев определяет ее практическое воплощение как «олигархию дезорганизованной массы». При этом он обратил внимание на то, что из всех имеющихся идей, наиболее полно отвечает евразийской концепции демотии, как «органического представительства», идея, заложенная в основу советской системы (которая, с его точки зрения существенно расходилась с советской политической практикой) [17. С. 122-124]. «Мы часто слышим мнение, - писал Н.Н. Алексеев в одной из работ двадцатых годов - что вредно местное самоуправление вмешивать в политику - пускай оно занимается своей работой, а не выборами депутатов. Мнение это покоится на в высшей степени несправедливом взгляде, что „политика“ это - одно, а деловая работа - другое» [18. С. 61]. Коротко говоря, Н.Н. Алексеев выступал за Россию с советами, но без коммунизма [18. С. 66]. С ним был полностью согласен основатель евразийского движения Н.С. Трубецкой, который особенно выделял такое качество советов, как их политическая однородность [19. С. 259]. Именно в ней он видел громадное преимущество перед многопартийной демократической системой Запада. Усовершенствованная система региональных советов, по всей вероятности, наиболее полно соответствовала взглядам евразийцев на демотическую природу будущего государства. В.Н. Иванов выражал уверенность в том, что исторические симпатии российского крестьянина, при любом раскладе будущего евразийского государства, обязательно найдут политическое воплощение в повсеместной реализации местных форм самоуправления [1. С. 368]. Но тут возникает вопрос об этом самом раскладе, то есть о будущей верховной власти. Здесь у евразийцев особого единства не наблюдалось. В отличие от А.И. Герцена, твердо заявлявшего о необходимости республики (выше мы уже приводили его русификацию этого понятия как земское дело), некоторые евразийцы допускали монархическое правление. Правда, с оговоркой, что оно должно быть мягким [1. С. 368; 20. С. 103]. Н.Н. Алексеев, предпочитавший троичное деление, говорил о необходимости трехпалатного парламента, состоящего из представителей 1) округов, 2) народов и 3) профессиональных менеджеров, в котором решения принимает некий Президиум [22. C. 29-31]. Были и другие мнения, в которых странным образом совмещались принципы монархии, представительной демократии и прямого самоуправления. Для лучшего понимания, что же все-таки могло объединять эти предложения, следует вернуться к первоначальным положениям евразийства, согласно которым федерализм, с необходимостью которого были согласны практически все, должен в обязательном порядке опираться на идеократию [23. C. 7]. То есть на политическую власть, основанную на некой совокупности представлений, безусловно разделяемой большей частью общества снизу доверху. Одной из важных основ этих представлений, «константой государственной жизни», являлась демотия, обеспечивающая «начало народности» в государственном устройстве [24. C. 43-44]. И, в этом смысле, парламент Н.Н. Алексеева и, в особенности, его третья палата (объединяющая технократов, правоведов, экономистов, а, самое главное, идеологов) должны обеспечивать то направление государственной политики, которое бы соответствовало демотическому миросозерцанию и обеспечивала преемственность областного самоуправления и его отстаивания интересов на самом высоком уровне. Со своей стороны, мы можем сделать вывод, что идеократическо-демотическая концепция организации общества, активно продвигаемая в работах евразийцев, является интересным проектом создания подлинно бесклассового и гармоничного общества, который и в настоящее время имеет определенный потенциал. В этой концепции, посредством сочетания идеи евразийской народности (круге традиционных представлений евразийских народов) и принципа прямой демократии примиряются идеи этноса, как народа в целом, с его традиционными представлениями и специфическими способами бытия и демоса, как «политического» народа.

Об авторах

Андрей Владимирович Шабага

Автор, ответственный за переписку.
Email: shabaga_av@pfur.ru
ORCID iD: 0000-0003-2444-299X

доктор философских наук, профессор кафедры теории и истории международных отношений

Список литературы