Интерпретация актуальных проблем социальной онтологии в российской онтологической традиции: рецензия на монографию Орехова А.М., Платоновой С.И., Марача В.Г. и др. «Современная социальная онтология в зеркале российской онтологической традиции: дискурсы и интерпретации»

Аннотация

-

Полный текст

Вопросы истоков, движущих сил и путей развития общества – «вечные» и в мире, и в России («Кто виноват?», «Что делать?»...). Чтобы реально искать ответы на эти вопросы, надо понимать онтологический аспект социальной  реальности. А в теоретическом анализе проблем социального бытия важно осознание недостаточности, несовершенства и незавершимости объяснительных процедур в исследовании социальной реальности. Авторы монографии отмечают возможность (и даже необходимость) эпистемологической переинтерпретации онтологических проблем.

Анализируя разные подходы, С.И. Платонова дает следующее определение социальной онтологии: «это теория об основных характеристиках общества, его функционировании и развитии» [1. C. 6]. Л. Бейкер совершенно по-другому ее определяет как ту часть «реестра реальности, который включает в себя социальных индивидов, свойства и виды. Отношение конституирования, с различными социальными С-благоприятными обстоятельствами для разных социальных объектов, задает структуру всей «сборной солянки», принадлежащей социальной онтологии» [1. C. 200].

Особую актуальность проблемы социальной реальности обретают в те периоды, когда судьбы мира вершатся в кризисных и военных ситуациях, как и сейчас. Критический анализ западной социальной онтологии это наглядно поясняет. «Всякая социально-онтологическая концепция, если даже она объявляет себя «научной», «объективной» и «нейтральной», на деле глубоко идеологически пристрастна и ангажирована» [1. C. 48].

Первый блок вопросов в данном тексте связан с проблемой генезиса представлений о социальном факте в социальной онтологии. Интересны для осмысления природы социального факта кейсы, упомянутые в первой главе и характеризующие необходимость учета сложностей и угроз гипостазирования социальных фактов как опредмечивания теоретических конструктов.

Второй блок вопросов нацелен на актуализацию методологического мышления как идеального ядра интеллектуальной традиции, развиваемой в «социальной версии» Онтологии Трех Миров, включающей «Деятельностно-Природный (ДП), СоциоКультурный (СК) и МыслеДеятельностный (МД) миры. …МД имеет статус …«третьего мира» в рамках Онтологии Трех  Миров как онтологии Общественной Практики» [1. C. 29–30].

В Главе 3 А.М. Орехов критически анализирует различные западные программы в социальной онтологии: CIIF-программа Дж. Сёрля, «Кембриджская программа» Т. Лоусона, «Тафтская программа» Б. Эпштейна, «Критический реализм»: программа М. Арчер, «Другой институционализм» (Дж. Сёрль,  Ф. Гуала, А. Грейф), ПР-концепция Л. Бейкер.

Главу 4 А.М. Орехов посвятил анализу базовых принципов традиции Канта–Гегеля–Маркса (КГМ) в современной социальной онтологии в противовес когнитивным стилям-конкурентам: неопозитивистско-аналитическому и стилю «Фуко–Бодрийяр–Бурдье» [1. C. 65].

В Главе 5 для исследования онтологических истоков власти приводится интересная математическая аналогия функции власти и ее области определения [1. C. 100]. О. К. Шевченко вводит в этой главе понятие хронотопа власти (см. далее по тексту).

В главе 6, посвященной онтологии морали, исследуется вопрос: «возможна ли объективная истина в моральной реальности?». С. В. Моисеев  в этой главе проводит последовательную критику морального скептицизма,  морального релятивизма и морального конструктивизма.

В приложениях к монографии приводятся переводы работ Дж. Сёрля,  Т. Лоусона, Б. Эпштейна, М. Арчер, Д. Моргана, Ф. Гуалы, Ф. Хиндрикса,  М. Саркиа и Т. Кайдесойя, предоставивших разрешение публиковать переводы и ставших своего рода соавторами. Даже одно лишь это уже достойно признания и уважения (в особенности в современных реалиях), и свидетельствует о необходимости продвижения рецензируемой монографии в отечественной философской среде.

Перевод мирового уровня работ по проблемам социальной онтологии, без сомнения, относится к достоинствам данной монографии. Не все российские философы видят отличия социальной, социально-философской и социально-научной онтологии. Социально-философская онтология выражает «основные принципы, на которых везде устроена социальная реальность. Напротив, социально-научная онтология занимается тем, как формируются…  в соответствии с более общими характеристиками, изучаемыми философской онтологией, конкретные результаты или социальные явления» [1. C. 132].

Важнейшим достоинством рецензируемой монографии является объективный, критический анализ (без тени пиетета перед западными специалистами) идеологизированной ангажированности западной социальной онтологии (например, суждений о военных преступниках [1. C. 79–88]), закладывающий основы и возможности развития социальной онтологии в РФ.

К достоинствам следует отнести и Улучшенный категориальный анализ, рассматривающийся в данной монографии в качестве главного вектора развития КГМ-программы [1. C. 91].

Очень конструктивны критерии дифференциации социальной онтологии Б. Эпштейна, предложившего «структуру для разделения теорий и частей теорий, которые часто путают. При реализации проектов социальной онтологии нам нужно отделить социальную онтологию от вопросов, которые касаются причинно-следственных связей, а не онтологии. Более того, нам нужно разделить исследования в самой социальной онтологии, как минимум, на два ключевых проекта» [1. C. 169]. Как пример Эпштейн отмечает, что теория  Сёрля – это теория фиксации, в которой утверждается, что «определенные факты о коллективном принятии создают условия для создания определенных социальных объектов. И, с точки зрения Сёрля, коллективное  принятие - это попросту вопрос пребывания всех членов сообщества в определенном когнитивном состоянии. …фиксаторы социальных фактов строятся на основе психологических фактов о членах сообщества» [1. C. 168].

Наряду с риском конечности социального бытия [1. C. 183] М. Арчер  отмечает практические вопросы противопоставления «роботофобии» и  «роботофилии» [1. C. 188] в общественном сознании.

Ф. Гуала и Ф. Хиндрикс, отстаивая экуменическую (ecumenical) концепцию социальной онтологии, делают отчасти утешительные сравнительные выводы в отношении философии и общественных наук: «есть обширные области социальных наук с послужным списком объяснительных и предсказательных успехов, по крайней мере, не худших, чем у столь же обширных и важных областей, допустим, биомедицинской науки. Споры и ограниченные успехи вирусологии во время недавней пандемии короновируса должны дать философам пищу для размышлений» [1. C. 207]. Подводя промежуточный итог, они утверждают, «что социальная онтология экуменична потому, что принимает философию, народную онтологию и научную онтологию всерьез, и способствует их единству» [1. C. 208].

Их экуменическая социальная онтология – это теория правил и равновесий, касающихся координационных игр и теории игр в целом, например, «дилеммы заключенного». Они не требуют, чтобы «улучшение» подхода применительно к проблемам гендера или расы «достигалось при помощи каких-либо политизированных концепций», как, например, в «улучшающем проекте» Салли Хаслангер, зато «допускают существование субоптимальных равновесий» [1. C. 210–217]. Это тоже является достоинством данной монографии, поскольку социально-онтологические концепции многополярного мира (хоть и не идеального, зато субоптимально-равновесного) более актуальны, чем «улучшающий проект» С. Хаслангер.

М. Саркиа и Т. Кайдесойя предлагают «шаблон для разработки и обоснования натуралистских онтологических теорий» [1. C. 234–235]. Этот шаблон очень креативен, но он должен быть проверен, например, на отечественных социально-научных практиках (из которых следует выделить наиболее успешные) и традиционных теоретических утверждениях в рамках когнитивного КГМ-стиля, конечно, если это возможно.

Наряду с целым рядом несомненных достоинств данной коллективной монографии отметим и некоторые аспекты и суждения, вызывающие сомнения и вопросы.

В частности, вызывает сомнения и вопросы актуальность характеристики холизма как одного из базовых нормативных принципов методологического мышления [1. C. 17]. Чуть более удачным базовым нормативным принципом методологического мышления представляется антиредукционизм в качестве переформулировки антипода для давно изжившего себя редукционизма.  В самом деле, холизм подвергался критике, например, и со стороны Карла Поппера, идею которого о Трёх Мирах (хоть и в другом контексте и по другим основаниям) использует В.Г. Марача.

С другой стороны, перевод текста Б. Эпштейна «Концептуальные рамки социальной онтологии», приведенный в Приложениях, утверждает, что лишь в середине ХХ века была «тесная связь между отказом от холизма (онтологический момент) и отстаиванием индивидуалистической методологии в отношении социального объяснения», сейчас же «стало ясно, что эти точки зрения  могут быть и разъединены. Можно отвергнуть холизм в отношении социального мира, не одобряя индивидуализм в плане социальных объяснений» [1. C. 158].  В частности, далее Б. Эпштейном в онтологическое объяснение социальных фактов в категориях индивидов включены проблемы редукции [1. C. 158–159].

Кроме того, вызывает несогласие суждение о том, что «мы живем в VUCA-среде…» [1. C. 22]. Этот условно выделенный в 1980-е годы западными политологами этап развития цивилизации уже давно пришел на смену прежнему стабильному миру. Футуролог Jamais Cascio в 2020 году предложил акроним для современного этапа цивилизации, – это BANI: Brittle – хрупкий; Anxious – тревожный; Nonlinear – нелинейный; Incomprehensible – непостижимый. С 2022 года появился новый акроним SHIVA-мир [2].

В рецензируемой монографии интересен подход О.К. Шевченко к интерпретации хронотопа как ключевого понятия онтологии власти. Автором определяется хронотоп власти как «пространственно-временная определимость присутствия властной реальности в определенном состоянии (…вслед за  М. Фуко)» [1. C. 104–105]. Но в отечественных традициях исследований социальной онтологии есть и другие подходы, совершенно не упоминающиеся О.К. Шевченко.

Например, В.Е. Кемеров утверждает: «с введением концепции хронотопа в рассмотрение основ социальной онтологии процессуальность, динамика, временность становятся условиями трактовки структурности, устойчивости,  пространственности социального бытия. …социальная онтология приобретает вид концепции, выявляющей динамический характер жизни людей, хронотопический порядок их совместной и разделенной деятельности, субъектность их участия в социальном воспроизводстве и его обновлении»[3. C. 175–178].  Такая трактовка В.Е. Кемеровым процессуальности социального бытия даже ближе к Т. Лоусону [1. C. 133], чем к отечественному коллеге.

Далее, в переводе работы Ф. Гуалы и Ф. Хиндрикса «Природа и значение социальной онтологии» осталась явная неопределенность трактовки термина «folkism»: в переводе этого понятия в названии 1.1. использован неуместный термин «Популизм», а в самом тексте в 1.1. использован неологизм «народнизм» [1. C. 203]. То есть переводчик так и не определился. Можно оставить и просто транслитерацию этого термина, а именно «фолкизм» (по аналогии  с «фольклором»).

Одно из замечаний относится к зарубежным авторам: конструктивный и эвристичный шаблон М. Саркиа и Т. Кайдесойя для обоснования теории организационной экологии [1. C. 237–239] можно проверять до бесконечности, сравнивая разные теории, поскольку в этой схеме не заложена возможность нахождения оптимума (если он и достижим). Приведенную же ими как пример теорию организационной экологии нужно сопоставлять и со многими другими теориями. Например, почему бы не сопоставить ее с теорией  жизненного цикла организации или с другими западными и отечественными социально-научными практиками? М. Саркиа и Т. Кайдесойя не дают механизм отбора социально-научных практик и теорий-кандидатов для сравнения.

Неточна интерпретация как социального факта суждения Дж. Сёрля на с. 31 и с. 36 монографии о купюре в «25$», – это явная опечатка. В переводе же текста самого Сёрля: «этот листок бумаги - двадцатидолларовая купюра…» [1. C. 124]. Есть в тексте рецензируемой монографии и некоторые другие  опечатки, пропуски слов, встречаются полные повторы абзацев и т.п.

Однако вышеупомянутые замечания и комментарии не снижают общую высокую оценку научного качества рецензируемой монографии. Работа  авторского коллектива заслуживает научного признания и широкого  обсуждения.

Данная монография является успешной попыткой интерпретации актуальных проблем социальной онтологии в российской онтологической традиции. Рекомендация: желательна подготовка второго издания монографии,  в котором можно и устранить или прояснить те положения, которые вызывают сомнения и вопросы, и расширить вклад отечественных онтологов.