А.Ф. Лосев о Ф.М. Достоевском. О деятельности Лосева в литературной секции ГАХН

Полный текст

Введение

В последние годы судьба ГАХН стала все больше привлекать внимание исследователей. Появились работы, освещающие отдельные моменты ее истории, а также издания материалов из фонда ГАХН, хранящихся в РГАЛИ. Однако, как отмечает Н.А. Богомолов, работой литературной секции исследователи почти не занимались [1. C. 278]^[1].

Литературная секция была создана в конце 1921 г.^[2] Основной задачей секции являлось научное изучение литературы в её разнообразных течениях, школах, направлениях. Главные интересы включали вопрос стиля художественной прозы, поэтической формы в широком смысле слова, работу над неизданным материалом. Сначала были образованы три подсекции — теоретической поэтики (где под поэзией понималось как стихотворные произведения, так и произведения художественной прозы), истории литературы, фольклорная. Через несколько лет к ним прибавилась подсекция критики и литературоведения, а с 1924—1925 г. началась деятельность подсекции западной литературы и комиссии художественного перевода [3. 24]. Производственный план Литературной секции на последние годы (1930—1931, 1932—1933) предусматривал три основные направления: русская литература (античная литература, западная литература), история науки о литературе и литературной критики, теория литературы. К тому же продолжалось изучение творчества Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского (комиссией Достоевского заведовал В.Ф. Переверзев)^[3]. В рамках деятельности Литературной секции выходили сборник «Ars poetica» (первый выпуск которого вышел в 1927 г.), труды и исследования, посвященные проблемам художественного выражения, русской и зарубежной прозе и поэтическому языку. Секция также работала с неопубликованными материалами русских писателей, поставила вопрос о доме Достоевского [4. С. 26—27].

Наряду с подсекциями (теоретической поэтики, исторической, фольклорной, критики и литературоведения, всеобщей литературы) с 27 мая 1922 г. функционировала Комиссия по изучению Достоевского, которая была образована по предложению Н.К. Пиксанова, а затем реформирована в декабре 1923 г. В ее состав входили сам Н.К. Пиксанов, Л.П. Гроссман, В.В. Вересаев, В.Ф. Переверзев, Г.И. Чулков и др. Комиссия разработала план по изучению и анализу текстов писателя по новыми материалам и в результате проведенных в Литературной секции прений подготовила к печати ряд публикации — достаточно упомянуть знаменитую книгу Г.И. Чулкова «Поэтика Достоевского»^[4].

Лосев и ГАХН

Следует отметить, что литературой в рамках ГАХН занимались на физико-психологическом, социологическом и философском отделениях. Тесная связь философского отделения с Литературной секцией во многом обязана усилиям Г.Г. Шпета как руководителя и вдохновителя Академии^[5]. Литературоведение понималось многими гахновцами не как простой метод изучения художественных произведений, а как часть философии искусства^[6]. Научный универсализм и диалог между различными трактовками литературы в переходной идейной атмосфере [7] не мог не привлекать Лосева, который был и философом, и историком, и поэтом, и филологом. Однако об участии Лосева в Литературной секции пока мало что известно. Уместно ли видеть в этом только влияние обстоятельств? В последние годы своего существования ГАХН переживал кризисный момент, о чем свидетельствуют архивные материалы^[7],  и в связи с тем Лосев был отчислен из Академии в 1930 г. Тем не менее архивные сведения о деятельности Академии дают возможность хотя бы гипотетически поставить вопрос об участии Лосева в исследованиях Литературной секции.

Став в 1923 г. действительным членом Академии (тогда РАХН) после присоединения к ней философской ассоциации ГИМН (Государственного института музыкальной науки), Лосев участвовал в работе разных секций и комиссий. В ГИМН и ГАХН он выступал с докладами, главным образом связанными с эстетической и музыкальной тематикой^[8], но не только. В 1923 г. он являлся членом Комиссии по изучению художественной терминологии, в 1924—1925 гг. заведовал Музыкально-психологической комиссией и был председателем Комиссии по форме при философском отделении; с 1925 г. был избран штатным членом Музыкальной секции, где выступал с многочисленными докладами по музыке; в 1926—1927 гг. — председатель Комиссии по изучению эстетических учений философского отделения, с 1928 г. — член Комиссии по изучению художественной терминологии того же отделения, в 1929 г. приглашен на должность ученого секретаря Группы по изучению музыкальной эстетики [8. C. 199]. Он также работал на философском отделении ГАХН в качестве члена Комиссии по философии искусств и по изучению эстетических теорий, являлся вице-президентом этой комиссии с 1924 г. [9]. Работа Лосева в ГАХН продолжалась до его ареста в 1930 г. Вскоре Академия прекратила свое существование^[9].

За последние годы было подготовлено несколько работ, свидетельствующих о деятельности Лосева в ГАХН^[10]. Однако зачастую мы знаем лишь названия докладов, но не имеем их текстового варианта. Хотелось бы здесь сослаться на некоторые архивные материалы, свидетельствующие об участии русского философа в работе Литературной секции в 1920-х гг.

Лосев был активным членом группы по изучению античной литературы подсекции всеобщей литературы. Он принимал участие в прениях по докладам филолога-классика Ф.А. Петровского («Реплика и стих у Плавта» от 17 декабря 1928 г.^[11]) и филолога-германиста А.Г. Челпанова («К вопросу о жанре истории Геродота» от 6 марта 1929 г.^[12]), а также в организационных заседаниях античной группы (21 ноября 1928 г.^, и 5 декабря 1928 г.^[13], ноябрь 1929 г. — март 1930 г.)^[14], являлся президентом в прениях по докладу М.Е. Грабарь-Пассек (30 октября 1929 г.)^[15].

В списке всех заседаний ГАХН за декабрь 1929 г. античной группы подсекции всеобщей литературы, среди обсуждений тем, намеченных к коллективной проработке, упоминаются доклады Лосева «О работе по художественному стилю» (от 5 декабря 1928 г.)^[16] и «План работы по художественному литературному стилю» (от 17 декабря 1928 г.)^[17].

О работе в античной группе Литературной секции упоминает сам Лосев в отчете, хранящемся в фонде ГАХН в РГАЛИ. На отдельном рукописном листе читаем:

«А.Ф. Лосев

1. Вел в течение пяти лет работу по истории эстетических учений в кабинете
2. крупный специалист по античной эстетике
3. предполагает в будущем году вести работу

1. 1. по социологии эстетических учений^[18]
   2. по терминологич<ескому> кабинету
   3. в античной группе п<од>/с<екции> всеобщей литературы Лит<ературной> секции
   4. в музыкальной секции»^[19].

Лосев, ГАХН и Достоевский

Кроме того, Лосев упоминается среди сотрудников, участвующих в работе Комиссии Достоевского за 1928—1929 г.^[20]. Общее направление деятельности Комиссии, зафиксированное в производственных планах секции за 1928—1929 г., разделяется и Лосевым: «<…> группа исследователей сосредоточила свое внимание на разработке проблемы критического и органического начал в художественной диалектике Достоевского. Рассматривая идеи писателя как своеобразный художественный материал, эта группа исследователей^[21] устанавливает связь между стилем писателя и его идеологией, поскольку последняя находит себе выражение в его художественной диалектике»^[22].

Лосев выступал на заседаниях отделений и секций с докладами, связанными с классификацией искусств, проблемой художественного слова, художественного стиля и символических форм^[23], и дальше развивал исследование на эти темы в более поздних работах.

В плане работы Комиссии Достоевского в списке докладов, назначенных на 1927—1928 г., числится доклад Лосева «Символизм в поэтике Достоевского»^[24]. Другой его доклад под названием «Символизм Достоевского» был включен в производственный план 1928—1929 г. на заседании 17 мая 1928 г^[25]. Однако ни текста, ни тезисов не удалось обнаружить в архиве. В расписании заседаний Литературной секции с октября по апрель 1929 г. прочитанные Лосевым доклады не упоминаются^[26], а в списке научных и временных сотрудников Литературной секции за 1928—1929 гг. имени Лосева не указано^[27].

В рамках работы комиссии Достоевского он принимал участие в прениях по докладам Г.И. Чулкова («Критическое и органическое в художественной диалектике Достоевского» от 29 марта 1928 г.^[28]), Ф.Ф. Бережкова («Сновидения в „Преступлении и наказании“. По поводу книги Отто Кауса» от 25 октября 1928 г.^[29]), А.Е. Горностаева («Достоевский и Н.Ф. Федоров» от 27 декабря 1928 г.^[30]).

Как уже было отмечено исследователями, связь с устными выступлениями в ГАХН наблюдается в трудах 1920-х гг. — об этом свидетельствуют и ссылки Лосева на собственные доклады в «восьмикнижии»^[31], и недавно найденные архивные материалы^[32]. Итак, к символизму Достоевского Лосев снова обратится в работе «Проблема символа и реалистическое искусство» (1976), в которой он рассматривал глубокие по содержанию символические образы, пронизывающие все творчество Достоевского. В частности, он останавливается на неоднократно фигурирующем в произведениях писателя символе «косых лучей заходящего солнца»^[33]. В этой же работе также присутствуют довольно большие отрывки, посвященные «тождеству и различию символа с его предметом» на примере символов Достоевского в «Вечном муже», «Двойнике», «Записках из подполья», «Братьях Карамазовых» и «Подростке» [21. С. 40—43]. Огромную ценность, на наш взгляд, представляют его наблюдения над теми персонажами русского писателя, которые обнажают противоречие человеческой природы как таковой. По Лосеву, за случайностью поведения героев Достоевского скрывается разнородность личности как символа.

Следует отметить, что творчество Достоевского привлекало Лосева на протяжении всей жизни. Об этом свидетельствуют не только юношеские воспоминания об увлечении творчеством великого романиста [24. C. 59, 60], но и ссылки на русского писателя, которые наблюдаются в его работах разных периодах [25]. Для Лосева Достоевский был не только великим и самобытным художником-мыслителем, поставившим «проклятые» вопросы бытия. В нем он рассматривал художественную попытку описать общечеловеческое стремление к поиску смысла бытия, к внутренней свободе. Именно это особое напряжение мысли, согласно Лосеву, является спецификой творчества Достоевского, поскольку «писатель и поэт должен мыслить „эсхатологически“» [26. C. 62], пытаться разрешить «последние вопросы». Русский философ подчеркивает: «Вспомните, сколько напряжения в поисках героев Достоевского... Иногда кажется, что если не решит Алеша Карамазов вопрос о Вере, если не найдет Иван свою идеальную истину, то не будет и мира» [Там же]. У Лосева обнаруживается ряд восходящих к творчеству Ф.М. Достоевского исходных философских установок: кризиса гуманизма, осознание необходимости отказа от обезбоженного мира, возврата к изначальному бытию, к «экзистенциальному» вопросу, что ставит проблему связи человека с Абсолютом^[34].

В ранней статье «Русская философия» (1919) Лосев пишет, что в «Братьях Карамазовых» «дано понимание мира той жизненной глубины, в которой сокрыты корни всего бытия и ясно прослушивается предсказание близкого конца мира» [28. C. 260]. A философ этого нового русского апокалиптического ощущения жизни — Владимир Соловьев, — настоящий предводитель группы религиозных русских мыслителей (С.Н. Булгакова и Н.А. Бердяева) [Там же]. И действительно, в Достоевском Лосев прослеживает тот же философский дискурс, который характеризует мысль Соловьева. Весьма характерно, что суждения Лосева о русской литературе часто встречаются именно в книге о Вл. Соловьеве [29].

По мнению Лосева, в «Легенде о Великом Инквизиторе» Достоевский сформулировал проблему мирового зла, которое Вл. Соловьев обрисовал в «Краткой повести об антихристе», и пытался предложить ее решение. Соловьевская «логическая» (собственно философская) система и «поэтическая» (художественная) система Достоевского говорят об одном^[35]. Сам Соловьев, выступая против Фридриха Ницше в «Трех разговорах о войне», предлагал концепцию всеобщей истории, в которой предсказывал приход антихриста в результате утери людьми своей веры, и был вдохновлен легендой о Великом инквизиторе «Братьев Карамазовых», защитнике «Царства Божьего без Бога», олицетворяющем трагическую сущность современности.

Неслучайно, что в работе «Диалектике мифа» (1930), в которой Лосев рассматривает социальную значимость современных мифов, содержатся цитаты из «Братьев Карамазовых» и «Бесов» Достоевского [31. С. 180—182, 194]^[36]. Метафизическиe убеждения Вл. Соловьева близки к идеям Достоевского о «реализме в высшем смысле». Подлинный реализм невозможен без ориентации на идеальное (истинное) бытие, без направленности всего творчество писателя к одной цели — восстановлению идеала в жизни [33]. По мнению Лосева, Достоевский сочетает в себе «и романтизм, <...> и символизм, <...> и реализм» [26. С. 62]. Наследуя понятие Иванова о реализме и символизме Достоевского^[37] и переосмысливая его в «экзистенциальной» перспективе (через проблему отношения «я и ты»), Лосев подчеркивает: «Что такое Достоевский? Жизнь стихий в душе героя и гибель индивидуальности в море бытия. Воскресение и стремление к нему — тайная радость Достоевского»^[38].

Проза Лосева 1930—1940-х гг. также не осталась лишенной сюжетных контаминаций в духе Достоевского: достаточно здесь назвать такие произведения русского философа, как «Переписка в комнате», «Встреча», роман «Женщина-мыслитель». Та же религиозная насыщенность лосевских философских рассуждений присутствует и в прозе: отдаление человека от идеального бытия, отказ от религиозной сферы превращает новый мир в тюрьму. В повести «Встреча» выражение «исходя из основ марксизма и коммунизма прихожу к упразднению музыки», напоминает известную формулу Шигалева из «Бесов» Достоевского — «исходя из безграничной свободы...» [24. C. 192]. В рассказе «Переписка в комнате» Лосев полемизирует с научным материализмом («обезьяной христианства»)^[39], способным превратить человека в обезьяну («ад стал реальностью, и рай стал фикцией» [36. C. 105]). Как в романах-трагедиях Достоевского, Лосев показывает битву разноприродных видов бытия — веры и неверия, стремления к высшему идеалу и бунта против Бога. В душах лосевских персонажей идет борьба «героя с антигероем, героя-монаха с антигероем-мещанином» [37. C. 222—247, 237]. Как отметила E.A. Тахо-Годи, лосевскую «антиутопию» можно рассматривать как новый тип «антинигилистического романа», генетически восходящего к традициям русской литературы и к размышлениям об Апокалипсисе как ужасающем следствии кризиса цивилизации и культуры, в том числе к традиции Достоевского [38].

Только намеченные возможности лосевских исследований в области литературы и философии искусства, к которым русский философ вернется лишь в 1950—1960 гг., свидетельствуют о его внимании к проблеме художественного стиля, художественной образности, к анализу символических и мифических форм художественных произведений.

Завершая анализ деятельности А.Ф. Лосева в Литературной секции ГАХН, необходимо отметить, что мы не претендуем на исчерпывающее освещение вопроса об отношении Лосева к творчеству Достоевского, тем не менее, сведения о работе в Литературной секции вносят важные уточнения в представления о научной деятельности русского философа в эти годы и чрезвычайно важны для дальнейших исследований этого периода жизни Лосева, и в целом для реконструкции истории ГАХН.

^{1 Исключением является недавно вышедшая книга: Искусство как язык — языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетические дискуссии 1920-х гг. [2].}

^{2 Первое заседание Литературной секции состоялось 26 ноября 1922 г. См. Отчет ГАХН. 1921—1925. [3. С. 23].}

^{3 См.: РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6 ед. хр. 106, л. 1—4.}

^{4 Г.И. Чулков возглавил секцию по изучению творчества Достоевского в ГАХН, затем был избран председателем комиссии по изучению его наследия. Во время работы в ГАХН он написал разные статьи о творческом наследии русского романиста — «Достоевский и революция», «Последнее слово Достоевского о Белинском», «Символизм в эстетике Достоевского», а в 1930-е годы Чулков занимался исследованием жизни и творчества русского писателя, результатами которого стали книги «Как работал Достоевский» (1939) и «Жизнь Достоевского» (1930-х гг., которая осталась прижизненно неизданной).}

^{5 О совместной работе философского отделения и литературной секции см. Вендитти М. Философские основания литературоведения в ГАХН [5]; Гидини М.К. Текущие задачи и вечные проблемы [6].}

^{6 Исследования по теории искусства на Философском отделении нашли выражение в работе по художественной форме (с 1924—1925 г.), для которой была создана комиссия по изучению художественной формы под руководством Г.Г. Шпета, а также по подготовке сборников «Искусство портрета» (М., 1927) и «Художественная форма» (M., 1927). Философским отделением также была организована работа по составлению «Словаря художественных терминов» (под ред. И.М. Чубарова, М., 2004).}

^{7 Напр. см. открытое письмо от 28 февраля 1929 г. (78 подписавшихся, включая Лосева) на имя президента ГАХН П.С. Когана с просьбой решить срочные вопросы, касающиеся существующей организации Академии. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 1 ед. хр. 120, л. 85.}

^{8 Перечень докладов и часть тезисов были опубликованы в 1991 году А.Г. Дунаевым: Дунаев А.Г. Лосев и ГАХН. Исследование архивных материалов и публикация докладов 20-х гг. [8]. Ряд неизвестных прежде материалов подготовлен для публикации в книге: Искусство как язык — языки искусства. Государственная академия художественных наук и русская эстетическая теория 1920-х гг. [2].}

^{9 Реорганизация Академии началась уже после утверждения постановления Наркомпроса от 25 ноября 1929 г. 6 января 1930 г. был одобрен новый Президиум ГАХН. В протоколе № 343 Президиума ГАХН от 6 января 1930 г. (председатель — П.С. Коган) принимается решение считать бывшими из состава ГАХН ряд работников, в том числе А.Ф. Лосева (пункт 13). См. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 1, ед. хр. 138, л. 111. Лосев был отчислен от должности действительного члена ГАХН 1 февраля 1930 г. по сокращению штатов (Постановление Главнауки от 21 января 1930 г.), см. Дунаев. Лосев и ГАХН [8. С. 199]. О «чистке» в ГАХН см. Якименко Ю.Н. Из истории «чисток аппарата»: Академия художественных наук в 1929—1932 гг. [10].}

^{10 См.: Дунаев А.Г. Лосев и ГАХН [8]; Лосев А.Ф. Филология и эстетика Конст. Аксакова. Г.А.Х.Н. 8 марта 1928 г. [11]; Из лосевских материалов в фондах ГАХН / Подг. Текста и публ., примеч. Е.А. Тахо-Годи, Дж. Римонди [12]; Искусство как язык — языки искусства [2]; Лосев А.Ф. Материалы из архива ГАХН (Подготовка текста и примечания Дж. Римонди, Е.А. Тахо-Годи) [13]; Личное дело А.Ф. Лосева в архиве ГАХН: материалы к биографии мыслителя / Публ. Е.А. Тахо-Годи при участии Дж. Римонди [14].}

^{11 См. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 95, л. 10.}

^{12 См. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 95, л. 20.}

^{13 См. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 95, л. 14; явочный лист: там же, л.15; там же, л. 4, 5.}

^{14 РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 95, л. 5.}

^{15 9-й протокол второго заседания античной группы Литературной секции. См. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6 ед. хр. 96.}

^{16 РГАЛИ. Ф. 141 оп. 1, ед. хр. 125, л.74.}

^{17 РГАЛИ. Ф. 941 оп. 1, ед. хр. 126. Цит. по: [8. С. 202].}

^{18 В Отчете о научной работе А.Ф. Лосева за 1927—1928 ак. год Лосев пишет, что «собирался материал для книги по социологии искусства». Работа под таким названием не выявлена. Возможно, что материал собирался, но сама работа не была начата. Подробнее об этом см. [14. С. 167].}

^{19 Без даты. См. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 1, ед. хр. 120, л. 23 об.}

^{20 Протокол заседания Президиума литературной секции от 17 мая 1928 г. См. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 70, 32 об.}

^{21 Далее в протоколе упоминаются Г.И. Винокур, Ф.Ф. Бережков, Н.Ф. Бельчиков, Ю.Н. Верховский, Л.П. Гроссман, П.С. Попов.}

^{22 [Там же]. O мифических образах у Достоевского см. Лосев А. Ф. Проблема вариативного функционирования живописной образности в художественной литературе [15]. Также см. Сызранов С.В. Учение А.Ф. Лосева о художественной форме и проблемы поэтики Ф.М. Достоевского [16].} 

^{23 См.: Лосев А.Ф. Учение о стиле [17. С. 445].}

^{24 См.: РГАЛИ. Ф. 941 оп. 13, ед. хр. 17, л. 85. В списке заседаний с 1.10.1927 по 01.10.1928 Лосев не упоминается. По данным, зафиксированным в протоколах № 1—18 заседаний подсекции всеобщей литературы за 1927—1928 гг. (см. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 61, л. 1), Лосев присутствовал только на заседании от 21 ноября 1928 г. по обсуждению задач группы, см. РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 95, л. 4.}

^{25 См.: РГАЛИ. Ф. 941. 6. 70, л. 33 об. Также см. производственный план Литературной секции на 1928—1929 г. 941.1.123, 25 об.}

^{26 См.: РГАЛИ ф. 941 оп. 6, ед. хр. 70, л. 59.}

^{27 См.: РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 70, л. 59.}

^{28 См.: РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 68, л. 20, 21.}

^{29 См.: РГАЛИ. Ф. 941 оп. 6, ед. хр. 84, л. 7.}

^{30 См.: РГАЛИ. Ф. 941.6.84, л. 15.}

^{31 Соответствующие параллели отмечены еще в 1991 году А.Г. Дунаевым [8. C. 204—205]. О влиянии гахновских дискуссий на прозу Лосева 1930—1940-х гг. см. Тахо-Годи Е.А. О возможности влияния дискуссий ГАХН на философско-музыкальную прозу А.Ф. Лосева [18].}

^{32 См. Тахо-Годи Е.А., Римонди Дж. А.Ф. Лосев о задачах музыкальной эстетики. Новые материалы из архива ГАХН [19]; Тахо-Годи Е.А., Римонди Дж. Эстетика как «строгая наука». О докладах А.Ф. Лосева в ГАХН [20].}

^{33 См.: Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. [21. С. 180]. Подробнее об этом см. Даниленко О.Д. Социальные и философские символы в романе Ф.М. Достоевского Униженные и оскорбленные [22]. И здесь можно обнаружить параллель с дискуссиями в ГАХН. В «Проблеме символа и реалистическом искусстве», рассуждая о главном символе у Достоевского, Лосев ссылается на статью С.Н. Дурылина «Об одном символе у Достоевского» (в сб. «Достоевский. Труды Гос. Акад. художеств. наук». М., 1928. C. 163—198), см. [21. С. 179]. Еще идея о том, что «Петербург Достоевского есть самый настоящий символ в нашем смысле слова» [Там же. С. 181] являлась темой дискуссии в литературной секции, например см. [4. С. 27]. Об отношении Лосева к символизму см. Тахо-Годи Е.А. А.Ф. Лосев на подступах к символистской драме [23].}

^{34 О связи центральных для творческого наследия Лосева проблем с той или иной литературной традицией см. Тахо-Годи Е.А. А.Ф. Лосев. От писем к прозе. От Пушкина до Пастернака [27].}

^{35 Лосев писал, что вместо философского анализа можно «просто написать роман, повесть или стихотворение <...> В романе может быть очень много философического. Но роман все же не есть философия, <...> система романа или стихотворения есть поэтическая система, а система философии — логическая. <...> …не есть философия романы Достоевского и Толстого и музыкальные драмы Р. Вагнера, хотя в них, быть может, и больше философии, чем в иных логических „системах философии“». Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии [30. С. 671—672].}

^{36 См.: Тахо-Годи Е.А. А.Ф. Лосев и Ф.М. Достоевский (Лосевский доклад 1983 г. «О мифологии в литературе») [32]. О присутствии Достоевского в тексте «Диалектики мифа» не только в виде цитат, но и на уровнях символическом (аллюзии, отсылки) и дискурсивном („фигуры“ мысли и категории Лосева, производные от Достоевского) см. Димитров Э. Достоевский и Лосев: к вопросу об общении в «большом времени» [33. С. 67].}

^{37 В работе «Достоевский и роман-трагедия» Иванов охарактеризовал реализм Достоевского как «проникновение»: «Проникновение есть некий transcensus субъекта, такое его состояние, при котором возможным становится воспринимать чужое я не как объект, а как другой субъект <…> Символ такого проникновения заключается в абсолютном утверждении всею волею и всем разумением, чужого бытия: „ты еси“». Иванов В.И. Достоевский и роман-трагедия [34. С. 294—295].}

^{38 Доклад, прочитанный А.Ф. Лосевым 29 марта 1921 в Педагогическом кружке НГУ: Лосев А.Ф. О методах религиозного воспитания [35. С. 618].}

^{39 Такое выражение также встречается в «Диалектике мифа» [31. С. 85].}

Об авторах

Джорджия Римонди

Автор, ответственный за переписку.
Email: giorgia.rimondi@gmail.com

доктор философии, профессор

Список литературы