РАЗВИТИЕ ИНСТИТУТА КВАЛИФИЦИРОВАННОЙ ЮРИДИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ В РОССИИ И НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Полный текст

Введение Современный период российской государственности напрямую связан с обновлением конституционного законодательства, отправной точкой которого стало принятие 12 декабря 1993 г. Основного закона РФ. Этот период может быть оценен в качестве переходного этапа на пути формирования демократического общества, характеризуется реализацией коренных политических, социальных и экономических реформ, нацеленных на созидание правовой и социальной государственности, в условиях которой человек, его права и свободы провозглашаются общечеловеческими ценностями, а их защита - конституционной обязанностью государства (Balayan, 2015:111). Таким образом, реализация и защита прав и свобод человека и гражданина в современных условиях занимает одно из приоритетных направлений государственной политики в России и на постсоветском пространстве (Ragimov, Baburin, Golik, 2019:336-337), а право на квалифицированную юридическую помощь является гарантией соблюдения всех иных прав и свобод, образующих, в совокупности, правовой статус личности. В то же время идеальность концепции прав человека позволяет сделать вывод о ее мифологичности и своеобразии реализации прав человека в каждом отдельном государстве, поскольку правовой миф - это в первую очередь направление, долженствование, в рамках которого государство стремится к совершенствованию механизма их охраны с учетом потребностей современного общества (Vostroknutov, 2016:15; Klimenko, 2017:280-302). Статья 48 Конституции РФ, гарантирующая каждому право на получение квалифицированной юридической помощи, характеризуется своей бланкетностью, отсылающей к иным нормативным правовых актам, действие которых обусловлено правовым регулированием институтов, оказывающих квалифицированную юридическую помощь. Одним из таких правовых актов является Закон РФ «Об адвокатуре и адвокатской деятельности в Российской Федерации». Вместе с тем в самом законе дефиниция квалифицированной юридической помощи не раскрыта. Толковые словари под термином «квалифицированный» понимают «обладающий специальными знаниями, умениями, навыками» (Efremova, 2000), а под «профессионализмом» - «интегральное свойство человека как совокупности устойчивых особенностей профессионала, обеспечивающих определенный качественно-количественный уровень (эффективность, надежность, качество и др.) профессиональной деятельности, при выполнении ее в разнообразных условиях» (Druzhilov, 2012:2). Соответственно, в основе квалифицированной юридической помощи лежит два ключевых критерия: во-первых, наличие специальных знаний и навыков; во-вторых, качество оказываемой помощи. Отталкиваясь от разделяемой нами точки зрения, что оказание квалифицированной юридической помощи является прерогативой, в первую очередь, адвокатуры (Voronov, 2018:10), проследим эволюцию представлений о юридической помощи в России. Формирование первых представлений о профессиональной юридической помощи в России Появлению профессиональной адвокатуры в России предшествовал длительный период предадвокатуры, представленной представительством сначала родственным и дружественным, что было обусловлено простотой правовых норм, не требующих специальных навыков и знаний для их применения. Усложнение правовых норм, дифференциация процесса порождает необходимость профессионализации представительства, что начинает прослеживаться в период принятия и применения Соборного Уложения, без закрепления какихлибо требований (Gavrilov, Gavrilova, 2018:63). Дальнейшее нормотворчество позволяет сделать вывод о законодательном закреплении требований, предъявляемых к судам и лицам, способствующим правосудию. Так, в Кратком изображении процессов и судебных тяжб 1715 г. указывается на обязательное присутствие в судопроизводстве кригсрехтов аудиторов в виду отсутствия специальных знаний у военных судей (Gavrilova, Kozlova, 2017:218), именно в этом законе, впервые вводятся в нормативный оборот термины «юридический» и «адвокат», под которым, впрочем, понималось исключительно представительство. Первый проект об адвокатуре 1820 г. впервые говорит о необходимости квалификации стряпчих (адвокатов), которые «по обязанности должны быть людьми опытными и сведущими в делах»[149]. Однако только с принятием Судебных уставов 1864 г. можно говорить о классическом понимании адвокатуры и оказании присяжными поверенными квалифицированной юридической помощи. Не оперируя терминами «квалифицированная юридическая помощь» и «юридическая помощь», Учреждение су- дебных установлений устанавливает квалифицируемость адвокатской помощи, определяемой наличием высшего юридического образования и практических сведений, полученных на должностях по судебному ведомству либо в качестве помощников присяжных поверенных (ст. 354) (Kutafin, Lebedev, 2003:435). Вместе с тем невозможность в полной мере реализовать квалификационные положения данного закона, в виду отсутствия достаточного числа юристов, соответствующих данным требованиям, в особенности в регионах, отдаленных от ведущих городов (Москва, Санкт-Петербург, Харьков), в которых располагались высшие учебные заведения, предопределило сохранение и непрофессионального представительства - частных поверенных и других лиц, которым законом не воспрещено ходатайство по чужим делам (родители, супруги, дети, лица, заведующие по доверенностям имениями или делами тяжущихся) (ст. 389) (Kutafin, Lebedev, 2003:440). В то же время необходимость бороться с подпольной, зачастую низкоквалифицированной и коррупционной адвокатурой предопределила изменения в Учреждение судебных установлений относительно законодательного регулирования деятельности частных поверенных. Согласно таким дополнениям в рамках гражданского судопроизводства частными поверенными могли стать лица, получившие свидетельство на право ходатайствовать по чужим делам в том суде, который выдал данный документ (мировые суды округа мирового съезда, окружной суд, судебная палата) (ст. 406[150]) (Kutafin, Lebedev, 2003:442). При этом свидетельство могло быть выдано лицам, имеющим юридическое образование либо не имеющим такового, но сдавшим экзамен на обладание специальными знаниями в суде, т.е. требования о квалификации предъявлялось и к ним. Несмотря на это, законом все-таки не воспрещалось непрофессиональное представительство, но устанавливались требования, наличие которых запрещало ходатайство по чужим делам. Так, Уставы гражданского судопроизводства и уголовного судопроизводства 1864 г. (далее УГС и УУС) устанавливали, что в мировых и общих судебных установлениях представителями не могут быть: несовершеннолетние; представители черного и белого духовенства, равно как и отлученные от церкви либо исключенные из дворянских собраний в силу совершения неблаговидных проступков; банкроты и расточители; лица, работающие в судах (судьи, прокуроры и др., исключением были только кандидаты на должности по судебному ведомству); лишенные всех или особенных прав состояния, что означало совершение уголовно-наказуемого деяния; учащиеся, а значит не имеющие оконченного образования, что указывало на квазиквалификационное требование (ст. 44, 246 УГС2, ст. 44, 565 УУС[151]). Генезис юридической помощи в советский период российской государственности Советская правовая система аналогично дореволюционной не оперирует правом на квалифицированную юридическую помощь. В то же время, обращая внимание на конституционные гарантии, выделим Конституцию СССР 1936 г., впервые закрепившую обеспечение обвиняемому права на защиту (ст. 111), и Конституцию СССР 1977 г., определившую, что для оказания юридической помощи гражданам и организациям действуют коллегии адвокатов (ст. 161). В нормативных правовых актах об адвокатуре советского периода, термин юридическая помощь впервые находит отражение в Положении о коллективах членов коллегии защитников от 27 февраля 1932 г., которая оказывалась населению, государственным и общественным организациям, путем: юридических советов, составления правовых документов; ведения судебных и административных дел. В других нормативных актах советского периода юридическая помощь полностью отождествлялась с адвокатской деятельностью и расширялась в связи изменениями процессуального и иного законодательства. Так, согласно Положению об адвокатуре РСФСР от 25 июля 1962 г. юридическая помощь расширяется за счет участия адвокатов на предварительном следствии и представительства в арбитраже по поручению предприятий, учреждений, организаций и колхозов. Отметим, что квалификация представителя и качество оказываемой юридической помощи в советский период не являлись приоритетными задачами государственной политики. Парадигма правового нигилизма в первые годы советской власти обусловила отсутствие каких-либо квалификационных требований к лицам, которые могут оказывать юридическую помощь. Квалификация зачастую подменялась принципом политической лояльности. Так, Декрет о суде № 1 вводит общегражданскую защиту (Gavrilov, Svyatkin, 2016:28), установив, что право защищать и поддерживать обвинение в суде является достоянием любого гражданина, обладавшего политическими правами (в частности не лишенного избирательного права). Декрет о суде № 2 стал основой советского феномена общественной защиты, что было предопределено ленинской концепцией отправления правосудия с широким привлечением представителей общественности. Общественными защитниками могли быть лица, избираемые и отзываемые Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в коллегии правозаступников, иных требований не устанавливалось. Положение о народном суде от 30 ноября 1918 г. установило, что членами коллегии защитников, обвинителей и представителей сторон в гражданском процессе не могут быть лица: 1) лишенные избирательного права, 2) использующие наемный труд для извлечения прибыли, 3) живущие на нетрудовые доходы, 4) занимающиеся предпринимательской деятельностью, 5) представители духовенства, 6) бывшие служащие полиции и жандармерии, 7) душевнобольные, 8) осужденные за корыстные и порочащие преступления. Первая попытка приблизить общегражданскую защиту к оказанию хоть и не квалифицированной юридической помощи, но, по крайней мере, лицами, обладающими специальными знаниями, связана с принятием Декрета СНК РСФСР от 11.05.1920 г. «О регистрации лиц с высшим юридическим образованием». Однако «военный коммунизм» и несостоятельность местных органов помешали наладить систему учета юристов и возвести их деятельность во всеобщую юридическую повинность, так и оставив население без должной юридической помощи. Замена парадигмы «правового нигилизма» на концепцию построения социалистического права предопределило создание адвокатуры нового типа. Однако первое Положение о коллегии защитников от 5 июля 1922 г. является ярким примером политики общественной защиты и разрушения классической адвокатуры, поскольку им устанавливалось, что членами коллегии защитников могут быть лица, имеющие практический стаж ответственной работы не менее 2-х лет в органах советской юстиции (судьи, следователи, члены отделов юстиции и др.) (ст. 2). Тем самым был порожден феномен «адвокат - юрист без юридического образования». Говорить о квалифицированной юридической помощи в этот период достаточно сложно. Безусловно, это не касается деятельности представителей дореволюционной адвокатуры, работающих в рядах новой советской фемиды. В то же время советская периодика не раз акцентировала внимание на непрофессионализме новоиспеченных отечественных адвокатов «…совершенно никчемных, бездарных или неопытных, не пользующихся доверием населения…, способных дискредитировать коллегии…» (Gal'perin, Popov, Fal'kevich et al., 1925:584). Допущение в адвокатуру лиц, не имеющих юридического образования, породило устойчивую практику сохранения данного феномена и в последующих нормативных правовых актах об адвокатуре, что было детерминировано наличием уже давно практикующих юристов, так и не получивших юридического образования, и проблемами обеспечения юридического образования в советском государстве. Так, Положением об адвокатуре от 16 августа 1939 г. наряду с лицами, имеющими юридическое образование, в коллегии адвокатов допускались кандидаты, «не имеющие юридического образования, но проработавшие не менее трех лет в качестве судей, прокуроров, следователей и юрисконсультов» (ст. 6). Положением «Об адвокатуре РСФСР» от 25 июля 1962 года устанавливалось, что «в виде исключения, с разрешения Совета Министров автономной республики, краевого или областного исполкома, Московского, Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся в члены коллегии могут приниматься лица, не имеющие высшего юридического образования, при наличии стажа работы по специальности юриста не менее 5 лет» (ст. 9). Императивное требование о наличии юридического образования у кандидатов в члены коллегии адвокатов появляется лишь в Законе СССР «Об адвокатуре в СССР» от 30.11.1979 г., что было воспроизведено и республиканскими положениями. Так, в рамках круглого стола, посвященного вопросам повышения роли адвокатуры в оказании юридической помощи гражданам, в 1985 г. отмечалось, что практически все из действующих на тот период 23 тысяч адвокатов в стране имели высшее юридическое образование (Suharev, 1985:93). На этом же круглом столе впервые был поставлен вопрос о необходимости конституционного и процессуального закрепления права на квалифицированную юридическую помощь. Вместе с тем ретроспективный анализ качественного содержания юридической помощи в советский период позволяет сделать вывод о ее прямой зависимости от социокультурных трансформаций политической и правовой системы государства (Nemytina, Miheeva, 2017:331-354). Период становления социалистической законности вкладывает в содержание юридической помощи выполнение полезных для нового государства задач, а именно участие коллегий в строительстве Республики и проведении начал революционной законности (Gal'perin, Popov, Fal'kevich et al., 1925:584). Важной задачей советской адвокатуры в начале ее становления являлось обеспечение юридической помощи широкой массе трудящихся и крестьянства. В связи с чем отмечалось, что «юрист в деревне - это не просто человек, разъясняющий законы или пишущий деловые бумаги, он, прежде всего, должен вообще быть культурным работником деревни. Наряду с учителями, врачами и агрономами, юрист является общественным деятелем, организатором масс, проводником политики рабоче-крестьянского государства и, наконец, лицом, всемерно содействующим и помогающим делу развития производительных сил в деревне и организации сельского хозяйства по социалистическому пути». Поэтому к советскому адвокату предъявлялось не столько требование о наличии юридического образования и практического опыта, сколько о знании психологии крестьянина, современного политического и экономического положения деревни, мельчайших подробностей крестьянского быта (Mironov, 1926:2). Дальнейшее развитие адвокатской деятельности, призванной оказывать юридическую помощь населению, также не лишено недостатков. Советские исследователи, характеризуя деятельность адвокатов в 1930-е годы, отмечали, что «нынешнюю юридическую помощь ни в коем случае нельзя назвать ни общественной как в смысле ее близости к населению, так и в отношении ее оплаты, ни качественно удовлетворительной», указывая на недостаточное число юридических консультаций и защитников или отсутствие таковых в некоторых регионах Союза. Проблема малограмотности юристов в этот период по-прежнему является актуальной: «недостаточно квалифицированные, иногда юридически малограмотные люди, а порою и не отвечающие своему назначению в моральном отношении субъекты, пролезшие какими-то судьбами или путями в ряды советской защиты и своей практикой, напоминающей в ряде случаев практику подпольных адвокатов, дискредитирующие почетное звание советского адвоката и институт советской защиты» (Volkov, 1938:89). В качестве существенного недостатка также отмечалось, что сплошь и рядом оказание юридической помощи населению построено на началах, весьма напоминающих организацию коммерческого предприятия, при этом «большие заработки отдельных защитников находятся часто в разительном контрасте с их квалификацией. Такое положение является прямым издевательством над принципами оплаты труда защитника, долженствующими обеспечить высокое качество его работы и рост квалификации» (Volkov, 1938:90). Таким образом, несмотря на отсутствие дефиниции квалифицированной юридической помощи, понимание таковой базировалось на критериях доступности, юридической грамотности и профессиональности в рамках выполнения вместе с судом и прокуратурой превалирующей задачи охраны и укрепления социалистической законности, охраны и защиты гарантированных Конституцией прав трудящихся. Последующая эволюция представлений о квалифицированной юридической помощи непосредственно связана с либерализацией уголовного и уголовно-процессуального законодательства, правоприменения и правопонимания законодательных изменений в 1960-е годы и необходимости их должной реализации. В частности, в советском уголовном процессе принцип презумпции невиновности долгое время не признавался и считался неотъемлемым элементом буржуазного права. Отход от такого понимания наблюдается в период оттепели, ст. 122 УПК РСФСР 1960 г. устанавливает, что, лицо может быть задержано только при наличии достаточных на то доказательств. На конституционном уровне презумпция невиновности находит отражение лишь в ст. 160 Конституции СССР 1977 г.: «Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом» (Nedbailo, 2019:228). В свете этого, обсуждая вопросы квалифицированной юридической помощи в 1985 г., практикующие адвокаты отмечали необходимость усиления пропаганды принципа презумпции невиновности: «Трудно переоценить значение презумпции невиновности для заинтересованности судей в поддержании усилий защиты подсудимого в суде, особенно если принять во внимание возложенную на органы предварительного следствия обязанность объективно и всесторонне устанавливать все имеющие уголовно-правовое значение обстоятельства, т. е. обязанность устанавливать истину» (Alekseeva, 1985:87). Серьезным препятствием к оказанию квалифицированной юридической помощи являлось ограниченное участие адвоката-защитника в уголовном процессе на стадии досудебного производства. В связи с этим следует отметить несогласованность норм Положения об адвокатуре РСФСР 1962 г. (ст. 3), Закона об адвокатуре в СССР 1979 г. (ст. 9) с нормами действующего Уголовнопроцессуального кодекса РСФСР, принятого еще в 1960 г. (ст. 47). С одной стороны, номинировалось участие адвокатов на стадии предварительного следствия, с другой же - определялся порядок допущения защитника к участию в деле лишь с момента объявления обвиняемому об окончании предварительного следствия и предъявления ему для ознакомления всего производства по делу. Кроме того, в соответствии со ст. 120 УПК РСФСР не предусматривалось участие защитника при производстве дознания по делам, по которым предварительное следствие не обязательно. Естественно, тот факт, что необходимость допуска защитника к делу возникает уже с момента задержания подозреваемого, не мог не отражаться в худшую сторону на качестве правовой помощи. Изъяны были присущи и гражданскому процессу. Так, Гражданскими процессуальными кодексами 1923 г. (ст. 16) и 1964 г. (ст. 44) было предусмотрено не только договорное представительство членами коллегий адвокатов, но и непрофессиональное представительство любыми физическими дееспособными лицами, а также общественное представительство. Какой-либо образовательный ценз или квалификационные требования к статусу представителя советские гражданские процессуальные кодексы не устанавливали. В качестве серьезного недостатка в оказании квалифицированной юридической помощи практикующими юристами указывалось отсутствие обязательного участия адвоката-представителя в гражданском процессе по аналогии со ст. 49 УПК РСФСР, особенно в отношении недееспособных или не обладающих полной дееспособностью граждан, чьи интересы защищают в суде их родители, усыновители, опекуны, попечители или иные лица (Murad'yan, 1985:89). Отстаивание такой позиции базировалось на принципе политико-правового признания равенства перед законом, и, соответственно, необходимости ведения дела в гражданском процессе только через адвоката-представителя, поскольку мера действительного понимания закона, владения и умения пользоваться им дифференцирована и зависит как от общей (общеобразовательной) подготовки, так и от удовлетворительности специальных правовых познаний. Стоит обратить внимание и на регламентированную законом бесплатную юридическую помощь. В частности, на основании Закона СССР «Об адвокатуре» от 30 ноября 1979 г. коллегии адвокатов оказывают бесплатно юридическую помощь: истцам в судах первой инстанции при ведении дел о взыскании алиментов и трудовых дел; по искам колхозников к колхозам об оплате труда; о возмещении вреда, причиненного увечьем или иным повреждением здоровья, связанным с работой; о возмещении вреда, причиненного смертью кормильца, наступившей в связи с работой, а также гражданам при составлении заявлений о назначении пенсий и пособий; гражданам по жалобам на ошибки в списках избирателей; депутатам Советов народных депутатов при даче консультаций по вопросам законодательства, связанным с осуществлением ими депутатских полномочий; членам товарищеских судов и добровольных народных дружин по охране общественного порядка при даче консультаций в связи с их общественной деятельностью (ст. 11). Вместе с тем обязательность участия по таким категориям дел в качестве представителя адвокатов, низкий размер оплаты их труда при работе по назначению порождало отсутствие конкуренции и, как следствие, отрицательно влияло на качество правовой помощи. С проблемой компенсации бесплатной юридической помощи насущным стал вопрос и определения вознаграждения по таксе, установленной государством. Если в период становления и советизации адвокатуры низкие ставки оплаты юридической помощи обосновывались неудовлетворительным материальным положением рабочих и некоторых служащих и возможностью оказывать юридическую помощь по низким ставкам, не снижая ее качества, так как гонорар обычно определялся не по таксе, а по соглашению с обеспеченными лицами, которые фактически оплачивали юридическую помощь, не только полученную ими самими, но и оказанную бедным слоям населения, то постепенно эти причины отпадали в силу роста благосостояния населения, однако размер таксы менялся крайне редко. Практикующие юристы отмечали, что за историю советской адвокатуры такса устанавливалась четыре раза: в 1922 г., в 1939 г., в 1966 г. и последняя - в 1977 г. (Stetsovsky, 1985:98). Адвокаты по назначению, чьи услуги государством оплачивались по необоснованно низким ставкам, стремясь заработать больше, вынуждены были брать поручения по значительному числу дел, что, естественно, не способствовало качеству оказываемых услуг и препятствовало эффективности судопроизводства. Непростым является вопрос об оплате труда многих адвокатов, участвующих в уголовных делах по назначению. Число поручений по таким делам систематически возрастало, в то время как качество оказываемой юридической помощи оставляло желать лучшего, поскольку адвокат не получал вознаграждения непосредственно после завершения работы над делом. Оплата происходила спустя длительное время, частями, а иногда и вовсе не производилась. Как уже говорилось выше, во второй половине XX столетия вопрос об оказании квалифицированной юридической помощи зачастую поднимался в свете развития и изменения действующего законодательства, ярким подтверждением тому стала кодификация административного права. Принятие в 1980 г. Основ законодательства Союза ССР и союзных республик об административных правонарушениях и в 1984 г. Кодекса об административных правонарушениях РСФСР закрепило право лица, привлекаемого к административной ответственности, «при рассмотрении дела пользоваться юридической помощью адвоката» (ст. 35). В результате, для обеспечения реализации ст. 5 Основ, гласящей, что «никто не может быть подвергнут мере воздействия в связи с административным правонарушением иначе как на основаниях и в порядке, установленных законодательством», адвокаты начали повышать свою квалификацию, а некоторые из них - специализироваться на делах об административных правонарушениях. Нельзя не отметить и тот факт, что изменения и развитие советского законодательства предопределило потребность населения в квалифицированной юридической помощи, в свете чего активный спрос населения не всегда соответствовал доступности юридической помощи в виду искусственного сдерживания установленными Госпланом и Министерством юстиции РСФСР лимитом по труду и фонду заработной платы. Так, согласно ст. 6 Положения об адвокатуре РСФСР 1980 г. численный состав, штат, смету доходов и расходов коллегии адвокатов устанавливало общее собрание адвокатов с последующим утверждением Советом Министров автономной республики, исполкомом краевого, областного, городского Совета народных депутатов. Таким образом, государственное регулирование численности адвокатов, зачастую не учитывающее реального положения дел на местах, приводило к тому, что действующие адвокаты были неспособны оказать правовую помощь всем нуждающимся, а новые адвокаты не могли быть приняты в коллегию по причине «отсутствия вакантных мест». Указанная ситуация отрицательно сказывалась на защите прав и законных интересов граждан и организаций, создавала трудности в работе судов и следственных органов, приводила к нарушению сроков расследования и рассмотрения дел. Придание институту адвокатуры публично-конституционного статуса с принятием Конституции СССР 1977 г. предопределило обязанность адвокатов оказывать квалифицированную юридическую помощь. В этой связи остро встал вопрос о качественном составе действующих коллегий, поскольку ранее адвокатура рассматривалась как некий второстепенный и вспомогательный институт, то и образовательные программы не уделяли должного внимания адвокатской деятельности. Стоит констатировать, что и в 1980-е гг. ситуация в образовании мало изменилась. Так, Президиум Московской городской коллегии адвокатов отмечал: «К сожалению, на юридическом факультете МГУ студентов непосредственно к адвокатской деятельности не готовят, и по окончании факультета они еще профессионально не пригодны. Поэтому мы вынуждены после приема стажеров учить их на специальных курсах, где они изучают основы профессиональной деятельности адвокатов» (Apraksin, 1985:96). Отметим и изменение векторальности к классическому пониманию адвокатской деятельности. Если в период правового нигилизма и дальнейшей советизации адвокатуры, характеризующийся истреблением всех буржуазных элементов адвокатской деятельности, умение публичного выступления по всем правилам ораторского искусства было задвинуто на второе место, то поднятие проблемы качественной юридической подготовки будущих адвокатов вскрыло данные недостатки: «Встречаются неплохо подготовленные профессионально юристы, у которых отсутствует дар речи. И им приходится в адвокатуре очень трудно. Поэтому воспитание у студентов умения выступать - важная задача юридического факультета» (Apraksin, 1985:96). Право на квалифицированную юридическую помощь в современной России и на постсоветском пространстве: сравнительно-правовой анализ Современное понимание права на квалифицированную юридическую помощь на постсоветском пространстве определяется как основными законами суверенных государств, так и другими нормативными правовыми актами, регулирующими сферу оказания юридической помощи. В то же время о конституционной универсализации такого права на постсоветском пространстве говорить не приходится. В данном контексте дифференцируем основные законы бывших советских республик следующим образом: 1. Государства, чьи конституции закрепляют универсальное право на квалифицированную юридическую помощь: Российская Федерация, Казахстан, Кыргызстан, Украина, в основном законе последней «квалифицированная» заменен термином «профессиональная»; 2. Государства, чьи конституции закрепляют «право на судебную защиту» либо «право на защиту гарантируется»: Узбекистан, Молдова, Беларусь, Грузия; 3. Государства, чьи конституции закрепляют право на юридическую помощь, не оперируя термином «квалифицированная»: Туркменистан, Таджикистан, Армения, Азербайджан; 4. Государства, чьи конституции получение юридической помощи связывают с правом на обращение в суд, вследствие нарушения их права, либо с правом защищать свои права в справедливом суде: Литва, Латвия, Эстония. Вместе с тем, учитывая, что по своей конституционной природе и социально-правовому содержанию институт правовой (юридической) помощи находится в тесной взаимосвязи с институтом судебной власти, нельзя говорить, что рядом государств умаляется значение права на квалифицированную юридическую помощь, поскольку конституционное право на правовую помощь справедливо относят к числу основных конституционных гарантий права на доступ к правосудию, которое, в свою очередь, является неотъемлемой составляющей права на судебную защиту (Vilchyk, 2016:46). Обращая внимание на дефиницию «квалифицированная юридическая помощь», отметим, что в ряде случаев законы постсоветского пространства ограничиваются лишь указанием таковой, не раскрывая ее содержания, однако в подавляющем большинстве речь идет об ее отождествлении с адвокатской деятельностью. В частности закон об адвокатуре Таджикистана указывает, что адвокатская деятельность - профессиональная деятельность лиц, получивших статус адвоката, по оказанию квалифицированной юридической помощи физическим и юридическим лицам для зашиты их прав, свобод и законных интересов, а также обеспечения доступа к правосудию (ст. 1)[152]. Аналогично Таджикистану в Кыргызстане «адвокатской деятельностью является квалифицированная юридическая помощь, оказываемая на профессиональной основе лицами, получившими лицензию на право занятия адвокатской деятельностью в порядке, установленном настоящим Законом, физическим и юридическим лицам, государственным органам, органам местного самоуправления (далее - доверителям) и подзащитным (в случаях обязательного участия адвоката в уголовном судопроизводстве в качестве защитника) в целях защиты и обеспечения их прав, свобод и законных интересов, а также доступа к правосудию (ст. 16)[153]. В качестве исключения можно отметить законодательство Молдовы, которым так же, как и в «Основных принципах, касающихся роли юристов»[154] раскрывается дефиниция «квалифицированная юридическая помощь» посредством списка функций адвоката (Kireeva, Asanova, 2019:49): «как предоставление юридических консультаций, представительство и/или защита в органах уголовного преследования, в судебных инстанциях по уголовным делам, делам об административных правонарушениях, гражданским или административным делам, представительство в органах публичного управления»[155]. Особо стоит обратить внимание на закон Казахстана об адвокатской деятельности и юридической помощи, содержащий дефиниции не только адвокатской деятельности как вида юридической помощи, оказываемой на профессиональной основе, но и дефиниции деятельности юридических консультантов как вида профессиональной деятельности по оказанию юридической помощи, а также определения юридической помощи как деятельности, направленной на обеспечение реализации закрепленного пунктом 3 статьи 13 Конституции Республики Казахстан права каждого на получение квалифицированной юридической помощи, в том числе с использованием специальных юридических знаний и навыков[156]. Поскольку институт адвокатуры является доминирующим в системе оказания квалифицированной юридической помощи, отметим, что во всех пост- советских государствах адвокат - это лицо, не только имеющее юридическое образование и практический стаж, но и сдавшее специальный (квалификационный) экзамен и получившее в связи с этим статус адвоката. В Российской Федерации актуализация квалифицированной юридической помощи в настоящее время приобрела широкомасштабную деятельность, инициированной Концепцией регулирования рынка профессиональной юридической помощи (Inshakova, Kviciniya, 2018:80). Основной целью планируемых преобразований является создание системы профессиональной правовой помощи путем совершенствования адвокатской деятельности и квалификации непрофессионального представительства. Тенденция профессионализации оказания юридической помощи свойственна и другим государствам постсоветского пространства. Данная практика осуществляется в русле «Основных принципов, касающихся роли юристов»[157] и Резолюции Комитета министров Совета Европы о юридической помощи и консультации[158], устанавливающих как обязательные требования к юристам, так и основные полномочия, а также права и гарантии их реализации. Несмотря на рекомендательный характер Основных принципов, положения данного документа планомерно имплементируются в законодательство стран - участниц СНГ (Bakulina, 2017:31). В уголовно-процессуальном законодательстве большинства государств постсоветского пространства закреплено правило о допустимости участия в качестве защитника по уголовному делу только лица, имеющего статус адвоката. Вместе с тем стоит указать своеобразие уголовно-процессуальных кодексов (далее - УПК) Узбекистана и Туркменистана, где налицо не императивность, а диспозитивность нормы, поскольку присутствующие установления: «В качестве защитников в деле могут участвовать адвокаты» (ст. 49 УПК Узбекистана) и «В качестве адвоката законных интересов подозреваемого, обвиняемого, подсудимого или потерпевшего могут выступать адвокаты, представители общественных объединений, близкие родственники и иные представители подзащитного» (ст. 81 УПК Туркменистана), - свидетельствуют о возможности осуществления защиты другими лицами. В этих государствах до сих пор сохранена советская практика общественных защитников, направляемых общественными объединениями и коллективами (ст. 81 УПК Туркменистана, ст. 42 УПК Узбекистана), что указывает на возможность непрофессиональной защиты, недопустимой в современном правовом государстве, где гарантией реального обеспечения прав подсудимого является квалифицированная юридическая по- мощь со стороны адвоката, выбранного или назначенного судебным органом (Skendera, Mëngjesi, 2014:200). Аналогично уголовному судопроизводству кодексы об административных правонарушениях и административной ответственности, принятые в ряде постсоветских государств, указывают, на то, что защитником лица, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, может быть только адвокат. К таковым государствам, в частности, можно отнести Беларусь (ст. 4.5)11, Туркменистан (ст. 491)12, Таджикистан (ст. 29)13, Молдову (ст. 392)14, Узбекистан (ст. 297)[159], Кыргызстан (ст. 316)[160], Азербайджан (ст. 65)[161] др. При этом в некоторых государствах можно отметить диспозитивное установление требований к статусу защитника. Например, в Украине как защитником, так и представителем может быть адвокат или иной специалист в области права, который по закону имеет право на предоставление правовой помощи лично или по поручению юридического лица (ст. 269, 270)[162]; в Российской Федерации в качестве защитника или представителя к участию в производстве по делу об административном правонарушении допускается адвокат или иное лицо (ст. 25.5)[163], такие же требования сохранены в проекте Процессуального кодекса РФ об административных правонарушениях (ст. 2.3)[164]. При этом в отношении представителей потерпевшей стороны столь жестких требований не установлено: в Беларуси и Азербайджане помимо адвокатов представителями могут быть близкие родственники; в Туркменистане и Таджикистане - иные лица, имеющие право оказывать юридическую помощь; в Молдове требования к представителям потерпевшего отсутствуют. Особо обратим внимание на кодекс об административных правонарушениях Казахстана. В нем не устанавливаются требования ни к защитнику, ни к представителю, однако в п. 1 ст. 2021 указывается на то, что каждый имеет право на получение квалифицированной юридической помощи в ходе административного производства, и, в случаях, предусмотренных законом «Об адвокатской деятельности и юридической помощи», таковая оказывается бесплатно. Анализ кодексов административного производства на предмет требований о профессиональном представительстве позволил дифференцировать их следующим образом: • устанавливающие императивно профессиональное представительство, к таковым отнесем: Российскую Федерацию (ст. 55 КАС РФ)22, Украину (ст. 57)[165], Азербайджан (ст. 31)[166], Эстонию (ст. 32)[167]; • допускающие непрофессиональное представительство наравне с адвокатами: Кыргызстан (ст. 29 - иные лица на основании доверенности)26, Молдова (ст. 45 - отсутствуют требования к представителям)[168], Армения (ст. 19 гл. 6 - отсутствуют требования к представителям, за исключением участия на стадии кассационного производства, где должен быть адвокат)[169], Грузия (только в судах первой инстанции в лице дееспособных граждан (ст. 14)[170], Латвия (ст. 35 и 36 - дееспособное физическое или юридическое лицо, не лишенное в судебном порядке права на ведение дел других лиц)[171]. К этой же группе относится Узбекистан, административно-процессуальным кодексом которого предусматривается, что договорными представителями в отношении физических лиц наряду с адвокатами могут быть родственники и лица, допущенные судом. Однако это единственный кодекс об административном судопроизводстве на постсоветском пространстве, указывающий, что профессиональной деятельностью по ведению дел в суде в качестве представителя могут заниматься только адвокаты (ст. 60)[172]. Обращая внимание на профессиональное представительство в цивилистическом процессе, скажем, что согласно указанной «Концепции развития рынка профессиональной юридической помощи», в современной России идет процесс профессионализации судебного представительства посредством предъявления обязательного квалификационного требования к представителю в виде наличия высшего юридического образования, полученного в вузе, имеющем государственную аккредитацию. Так, правила ст. 49 ГПК РФ и 59 АПК РФ в редакции Федерального закона № 451-ФЗ от 28.11.2018 г. закрепляют общие требования о наличии статуса адвоката или высшего юридического образования, или ученой степени по юридической специальности для представителей. В то же время данное требование не распространяется на представителей, участвующих в производстве по гражданским делам у мировых судей и в районных (городских) судах, а также на патентных поверенных, арбитражных управляющих, общественных представителей. Также образовательный ценз не применяется к статусу законного представителя или исполнительного органа юридического лица (Druzhinina, Trezubov, 2019:169). Солидаризируясь с Е.С Трезубовым и Ю.Ф. Дружининой, отметим, что подобная регламентация в отношении представительства при производстве у мировых судей и в районных судах как рассматривающих 99,68% всех гражданских и административных дел в настоящее время предопределена необходимостью обеспечения доступа к правосудию, вместе с тем недостаточная четкость формулировок приведенных правовых норм позволяет предположить, что непрофессиональный представитель сможет участвовать в производстве по рассмотрению жалоб на решения мировых судей и районных (городских) судов в областных и приравненных к ним судах субъекта, кассационных судах общей юрисдикции и Верховном Суде РФ (Druzhinina, Trezubov, 2019:170). Актуальная практика свидетельствует о том, что требования образовательного ценза предъявляются к представителю не в зависимости от родовой подсудности требования, а в зависимости от уровня суда, рассматривающего дело в текущий момент. Анализ гражданского процессуального законодательства постсоветских государств показал, что во всех кодексах предусматривается возможность самостоятельной защиты своих прав лицом, участвующим в деле, что не лишает его права на ведение дела через представителя. Однако в отношении договорного представительства устанавливаются критерии квалификации разной степени, в связи с чем их можно дифференцировать на четыре группы. К первой группе отнесем государства, в соответствии с гражданскими процессуальными и арбитражными процессуальными кодексами которых представителем в суде может быть любое дееспособное физическое лицо, имеющее надлежащим образом оформленное полномочие на ведение дела в суде: Таджикистан (ст. 51 ГПК и ст. 58 ЭПК)32 , Туркменистан (ст. 132 ГПК ст. 44 АПК)[173], Кыргызстан (ст. 59 ГПК)[174]. Во вторую группу входят государства, допускающие привлечение к участию в деле как профессиональных представителей, так и непрофессиональных - близких родственников или супругов, не только в качестве законных представителей по отношению к несовершеннолетним и недееспособным лицам: Беларусь (ст. 72 ГПК и ст. 76 ХПК)[175], Армения (ст. 52)[176], Азербайджан (ст. 69)[177]. К этой же группе отнесем Эстонию, ГПК которой указывает, что договорным представителем в суде может быть как адвокат либо иное лицо, получившее в области права ученую степень не ниже признанной государством степени магистра, так и родственник по восходящей или нисходящей линии, или супруг(-а) участника процесса (ст. 218)[178]. В соответствии с ГПК Латвии представителем может быть адвокат или иное лицо, допущенное судом, рассматривающим дело, в качестве представителя (ст. 83)[179]. Сюда же отнесем Узбекистан, где договорными (добровольными) представителями наряду с адвокатами могут быть родственники по прямой восходящей и нисходящей или боковой линии, а также муж (жена) либо его (ее) родственники (ст. 67 ГПК). В соответствии с Экономическим процессуальным кодексом (ЭПК) Узбекистана наряду с адвокатом в качестве представителя по просьбе лиц, участвующих в деле, могут быть допущены иные лица (ст. 61)[180]. Однако и ГПК, и ЭПК Узбекистана указывают, что профессиональной деятельностью по ведению дел в суде в качестве представителя могут заниматься только адвокаты. Третью группу представляют государства, законодательная практика которых направлена на совершенствование рынка профессиональных юридических услуг, но в то же время гражданское процессуальное законодательство характеризуется диспозитивностью в отношении профессионального представительства по незначительным делам либо делам, подлежащих рассмотрению в судах первой инстанции: Украина, Российская Федерация, Грузия. В Российской Федерации, как уже отмечалось, представителями могут быть адвокаты либо иные оказывающие юридическую помощь лица, имеющие высшее юридическое образование или ученую степень по юридической специальности, кроме дел, рассматриваемых мировыми и районными (городскими) судами, где представителем может быть любое дееспособное лицо (ст. 49 ГПК)[181]. Аналогичным образом ГПК Грузии предусматривает профессиональное представительство в лице адвокатов, но допускает при производстве в судах первой инстанции в качестве непрофессиональных представителей любых дееспособных граждан (ст. 94)42. Гражданский процессуальный и Хозяйственный процессуальный кодексы Украины устанавливают, что представителем в суде может быть адвокат и закон- ный представитель в отношении несовершеннолетних и недееспособных (родители, опекуны, попечители), но при рассмотрении дел по малозначительным спорам (незначительные дела) представителем может быть лицо, достигшее восемнадцати лет, имеющее гражданскую процессуальную дееспособность (ст. 60 ГПК и ст. 58 ХПК)[182]. Таким образом, третья группа государств активно стремиться к установлению адвокатской монополии в гражданском процессе. В данном контексте отметим позиции как сторонников, так и противников адвокатской монополии в цивилистическом процессе. Противники апеллируют тем, что адвокатская монополия в гражданском процессе, во-первых, противоречит принципу диспозитивности как одному из основных принципов гражданского судопроизводства, в соответствии с которым лица, участвующие в деле, вправе самостоятельно выбирать, каким способом они будут реализовывать свои гражданские процессуальные права и каким образом придерживаться гражданских процессуальных обязанностей, во-вторых, ведение дела черед адвоката влечет за собой серьезные материальные затраты, в-третьих, наличие у лица статуса адвоката не всегда может гарантировать должный уровень оказания юридической помощи доверителя в суде в виду недостатков образовательной системы, личных качеств людей и т.п. (Bychkova, CHurpita, 2015:25). Сторонники в свою очередь придерживаются мнения, что лицо, которое имеет высшее юридическое образование, стаж работы в отрасли права не менее 2-х лет, а также выдержавшее квалификационные испытания и получившее право на занятие адвокатской деятельностью, является, как правило, профессионально более подготовленным для оказания надлежащей юридической помощи доверителю в гражданском судопроизводстве. При этом принцип диспозитивности в гражданском судопроизводстве при фактической «монополии» сохранятся посредством права выбора адвоката (Shpak, 2017:213). Наконец, четвертая группа включает государства, содержащие императивные установления относительно профессионального представительства: Казахстан и Молдова. В частности, ГПК Казахстана указывает, что представителями по поручению могут быть адвокаты и лица, являющиеся членами палаты юридических консультантов (ст. 58)44, при этом юридическим консультантом является физическое лицо, имеющее высшее юридическое образование, стаж работы по юридической специальности не менее двух лет, прошедшее аттестацию, являющее- ся членом палаты юридических консультантов и оказывающее юридическую помощь (ст. 75)[183]. Законодательством Казахстана непрофессиональное представительство допускается только в рамках законного представительства в отношении недееспособных граждан, несовершеннолетних и лиц, признанных в судебном порядке ограниченно дееспособными, чьи интересы в суде могут защищать их родители, усыновители, опекуны, попечители, патронатные воспитатели или другие заменяющие их лица, которые представляют суду документы, удостоверяющие их полномочия (ст. 62). ГПК Молдовы предусматривает судебное представительство исключительно в лице адвоката или адвоката-стажера. Даже предусмотренное представительство близкими родственниками (супругом/супругой, родителями, детьми, братьями, сестрами, дедом/бабкой, внуками) в Молдове допускается лишь при наличии у них высшего юридического образования и нотариально удостоверенной доверенности (ст. 75)[184]. Стоит сказать, что подавляющим большинством цивилистических процессуальных кодексов государств постсоветского пространства регламентируется и общественное представительство или представительство по долгу службы в отношении общественных организаций, учреждений и других юридических лиц, осуществляемое работниками, уполномоченными этих организаций. Полномочия таких представителей подтверждаются служебными удостоверениями или учредительными документами (уставом, договором). Других требований законами не устанавливается. Исключением является ГПК Эстонии, указывающий, что работник или служащий участника процесса может быть в суде договорным представителем, если он, по мнению суда, обладает достаточными знаниями и опытом для представления участника процесса (ст. 218 ГПК Эстонии). Подытоживая анализ законодательства государств постсоветского пространства на предмет реализации права на квалифицированную юридическую помощь, отметим, что такое исследование осуществлено в основном по принципу наличия формального правового статуса адвоката или наличия соответствующего образования. Однако стоит помнить, что для профессиональной юридической помощи одного статуса адвоката недостаточно, поскольку критерий квалификации и качества базируется на таких признаках, как: высокий уровень правовой культуры и юридической компетентности; честное, добросовестное и профессиональное исполнение своих обязанностей по оказанию юридической помощи; совершенное владение инструментарием и технологией право- применения и др. (Antoniuk, 2019:1007-1008). Стоит также согласиться с коллегами, выделяющими такие требования к оказанию квалифицированной юридической помощи, как: квалификационный ценз и членство в профессиональной саморегулируемой корпорации, которая предъявляет дополнительные требования, в том числе этического и морального характера посредством профессионального контроля, необходимые для эффективного осуществления деятельности (Malko, Afanasiev, Ermakov, 2019:54; Reznik, 2007:25-27). При этом, солидаризируясь с мнением заместителя министра юстиции России Д.В. Новака, саморегуляция профессиональной юридической помощи не обязательно должна осуществляться одной корпорацией: «нет задачи согнать всех практикующих юристов в одну корпорацию, которой будет легко управлять» - это не имеет ничего общего с идеями, заложенными в Концепции[185]. Как показывает опыт Казахстана, таких профессиональных сообществ может быть и два: федеральная палата адвокатов и палата юридических консультантов. Заключение Таким образом, первые представления о необходимости наличия специальных знаний при осуществлении представительства и правосудия появляются в начале XVIII столетия, в период активизации нормотворческой деятельности и завершения становления абсолютизма в России, сопряженными тотальной европеизацией правовой и политической системы государства. В то же время понимание квалификационных требований к лицам, призванным оказывать юридическую помощь, появляется в период социокультурной модернизации российской системы правосудия во второй половине XIX века. В советский период условия массового привлечения к правосудию представителей общественности тормозили процесс профессионализации юридической помощи, что стало возможно лишь в третьей четверти XX столетия, в период либерализации дальнейшего развития советского законодательства и устранения дисбаланса между адвокатами, имеющими / не имеющими юридического образования. Вместе с тем современное понимание права на квалифицированную юридическую помощь и его реализации оформляется на рубеже советского и современного периода, что предопределило закрепление такового на конституционном уровне большинства постсоветских государств. В условиях формирования правового государства на постсоветском пространстве данная практика приобретает особую актуальность. В большинстве случаев квалифицированная юридическая помощь отождествляется с адвокатской деятельностью, при этом постсоветское законодательство демонстрирует адвокатскую монополию в уголовном судопроизводстве и производстве по делам об административных правонарушениях, где адвокаты выступают в роли защитников физического лица, в отношении которого ведется административный процесс. В гражданском и административном судопроизводстве также наблюдается регулирование судебного представительства, но с разной степенью профессионализации в зависимости от уровня развития правовой системы отдельного государства, поскольку такая универсализация и предъявление жестких требований к представителям может породить практику недоступности юридической помощи в связи с дисбалансом юристов в различных населенных пунктах и недостаточностью лиц, отвечающим требованиям, предъявляемым к профессиональным представителям, удорожанием юридической помощи и неотлаженным процессом бесплатной юридической помощи. В заключении отметим, что, с нашей точки зрения, установление адвокатской монополии возможно лишь в условиях устойчивости гражданского общества и правовой системы. В этой связи регулирование рынка юридических услуг является оптимальной моделью обеспечения квалифицированной юридической помощи. В свою очередь, предъявление к представителям требования о высшем юридическом образовании не противоречит основному закону государства: гарантируя каждому право на судебную защиту его прав и свобод, статья 46 (часть 1) Конституции РФ непосредственно не устанавливает какой-либо определенный порядок реализации данного права и не предполагает возможность выбора гражданином по своему усмотрению той или иной процедуры судебной защиты, особенности которых применительно к отдельным видам судопроизводства определяются Конституцией и иными федеральными законами (Определения Конституционного Суда Российской Федерации от 22 марта 2012 года № 555-О, от 27.09.2016 № 1782-О и др.[186]). Кроме того, поскольку правовые услуги будут предоставляться лицами, имеющими дипломы, подтверждающие наличие у их обладателей специальных знаний и навыков, отмеченное выше требование будет способствовать реализации права на помощь действительно квалифицированную. В этом смысле установление образовательного ценза является первым этапом развития рынка юридических услуг, окончательная стабилизация которого наступит на втором этапе, содержание которого будет определять процесс инкорпорации представителей, обусловленный целевыми установками, связанными с транспарентностью юридической помощи, обеспечением ее качества посредством установления этических стандартов и применением, в случае необходимости, дисциплинарной ответственности.

Об авторах

Анжелика Васильевна Гаврилова

Кемеровский государственный университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: Anzhik77@mail.ru

кандидат юридических наук, доцент, заведующая кафедрой теории и истории государства и права, Юридический институт

650000, г. Кемерово, Российская Федерация, ул. Красная, д. 6

Список литературы