Историческая политика Казахстана на пространстве южного пограничья России: идентичность, дискурс и коммеморация на примере Астраханской области

Полный текст

Введение: концептуальные рамки исследования

Статья посвящена исследованию особенностей реализации властями Казахстана исторической политики на территории Астраханской области. Ключевыми в плане методологии для данного исследования являются такие концепты, как символическая политика (политика памяти и историческая политика) и «ландшафт памяти» пограничья. В отечественной науке стало общепринятым предложенное О.Ю. Малиновой определение символической политики как «публичной деятельности, связанной с производством различных способов интерпретации социальной реальности и борьбой за их доминирование» (Малинова, 2018, с. 30–31). Символическая политика, направленная в прошлое, определяется как «политика памяти», объектом воздействия которой является культурная память общества, представляющая собой подобранный по особой логике набор исторических событий, фигур и символов (Ассман, 2014, с. 20–21, 30–34). Историческая политика, по определению А.И. Миллера, предполагает «использование государственных административных и финансовых ресурсов в сфере истории и политики памяти в интересах правящей элиты» (Миллер, 2012, с. 19).

Характер исторической политики во многом зависит от того, в границах какого пространства она реализуется. В собственном государстве власти стремятся унифицировать в сознании населения культурную память о прошлом, создавая прочную основу для общей идентичности. Историческая политика, проецируемая на территорию другого государства, преследует прямо противоположные цели. Особый случай демонстрирует историческая политика, реализуемая в пространстве пограничья, ключевым признаком которого является специфичный ландшафт памяти, представляющий собой комплекс историко-культурных артефактов, созданных представителями разных этносов, конфессий и культур, составляющих материальную основу исторических воспоминаний местного населения (Российское пограничье…, 2018, с. 27–28).

Артефакты, создающие ландшафт памяти пограничья, могут вызывать у разных групп местного населения как позитивную, так и негативную эмоциональную реакцию. Это вызывает у них стремление сделать ландшафт памяти более комфортным для себя, с одной стороны, путем удаления негативно оцениваемых артефактов, а с другой — увеличения количества положительно воспринимаемых артефактов (изменение топонимики, уничтожение старых и создание новых мемориалов, памятников, знаков и т. д.). Такие символические акции могут вызывать социальные конфликты между разными слоями местного населения пограничья.

Для пограничья характерна ситуация «наступления памятников на границы», то есть проецирования исторической политики государства на пограничную территорию государства-соседа (Российское пограничье…, 2018, с. 100–101). Целью является либо символическое маркирование территории соседнего государства как своей, либо воздействие на сознание определенных групп населения, граждан соседнего государства, которые рассматриваются как «свои». При этом в качестве ресурса используются историко-культурные артефакты ландшафта памяти пограничья.

Астраханская область является ярким примером подобного пограничья, на пространство которого начиная с 1990-х гг. проецировались исторические политики южных соседей России: Азербайджана, Грузии, Армении и Казахстана.

Исследование исторической политики властей Казахстана выстраивалось авторами статьи как поиск ответов на следующие вопросы:

• Какая акция является ключевой при реализации данной политики?
• Кто выступал в роли главного игрока?
• Какие аспекты прошлого и каким образом реконструируются?
• Какова мотивация и какие цели преследует игрок?
• Как реагируют на акцию общество и другие игроки?

Источниками для данного исследования послужили научные монографии, статьи и публицистика авторов из Казахстана, позволяющие проанализировать казахский исторический дискурс, материалы СМИ, а также материалы полевых исследований (глубинные интервью).

Возведение мавзолея Букей-хана как акция казахстанской исторической политики

Начиная с 1992 г. власти Казахстана провели в Астраханской области несколько акций исторической политики, возведя несколько мемориальных объектов, связанных с именем талантливого казахского народного музыканта и композитора Курмангазы Сагырбаева. Эти акции не вызвали каких-либо конфликтов, поскольку его фигура положительно воспринималась как в Казахстане, так и в России (Астраханские казахи…, 2011, с. 206–229). Однако открытие 12 октября 2011 г. в селе Малый Арал Красноярского района Астраханской области мемориального комплекса — мавзолея Букей-хана — создало ситуацию символического конфликта.

Выбор властями Казахстана Букей-хана в качестве символической фигуры для проведения исторической политики на российской территории являлся закономерным. По заявлению пресс-службы администрации Астраханской области, мавзолей был возведен «по поручению президента Республики Казахстан Нурсултана Назарбаева, считавшего Букей-хана выдающейся личностью»¹. Один из младших сыновей Нуралы-хана, Букей (Бокей), в 1798–1805 гг. возглавлял Ханский совет Младшего жуза. В феврале 1801 г. он обратился через командующего Кавказской линией генерал-лейтенанта К.Ф. Кнорринга к императору Павлу I с просьбой разрешить ему перекочевать с частью казахов Младшего жуза на свободные земли между р. Волга и р. Урал (Яик), занятые до 1771 г. заволжскими калмыками. Получив разрешение, в конце декабря 1801 г. Букей вместе с братом Шигаем и подвластными им семьями казахов (183 кибитки) переселился на новые земли. Вскоре за ним последовало еще около 5 тыс. кибиток казахов².

По мнению большинства российских историков, Букеевское ханство (Внутренняя Орда) никогда не было независимым государственным образованием. Нельзя рассматривать его и как продолжение Младшего жуза. Пользуясь в течение четырех десятилетий широкой внутренней автономией, оно всегда находилось в прямом административно-политическом подчинении российским властям. Территория, на которой образовалось ханство, являлась территорией Российской империи, а хан состоял на службе у императора. Историческая роль ханства заключалась в укреплении казахско-русских культурных и социально-экономических связей (Быков, 2002; Почекаев, 2011; Васильев, 2015; Семёнова, 2018; Сызранов, 2021).

Совершенно по-другому оценивается Букеевское ханство в современном казахском историческом дискурсе, где прежде всего обращается внимание на роль Букей-хана в «сохранении казахской государственности». Так, А.Т. Абдулина пишет: «Таким образом, Бокей хан, получивший от Российской империи разрешение на ханство, способствовал более длительному сохранению института ханской власти на территории империи, нежели на территории подвластных казахских жузов, где ханская власть была упразднена к концу первой четверти XIX в. …Благодаря образованию Внутренней Орды в советский период большая часть ее территории была включена в 1920 г. в состав Казахской ССР» (Абдулина, 2019, с. 504–505). В казахстанском школьном учебнике для восьмого класса читаем: «Создание Внутренней Орды, или Бокеевского ханства, сыграло огромную роль в истории казахского народа. Усилиями части казахов Младшего жуза удалось переселиться, закрепиться и позднее отстоять часть традиционных земель на правобережье Урала»³. Неудивительно, что на открытии мавзолея Букей-хана 12 октября 2011 г. посол Казахстана заявил: «Хан Бокей — основатель нового государственного образования, которое затем стало частью единого казахского государства. Образовав Бокеевскую Орду в междуречье Урала и Волги, он расширил границы государственных образований казахов. Этот мемориальный комплекс нужен не только нам, но и будущим поколениям, чтобы они знали свою историю»⁴.

Как создать казахстанскую нацию? Между концепцией гражданской нации и националистическим дискурсом

В акции казахстанских властей по строительству мавзолея Букей-хана поражает размер затраченных на него средств (около 17 млн руб.). Возведенный за один год 19-метровый мавзолей получил богатую отделку из дорогих стройматериалов⁵. Такие затраты должны были иметь глубокую мотивацию, истоки которой следует искать в особенностях современного казахского исторического дискурса.

После распада СССР перед властями независимого Казахстана возникла проблема создания новой версии истории страны, отличной от той, которая существовала в советский период. Ключевыми направлениями исторических исследований стали этногенез казахов и создание казахской государственности, в которых сразу обозначились следующие характерные черты: во-первых, продление истории казахов вглубь веков («казахизация» древних этносов и государств Центральной Азии); во-вторых, абсолютизация роли «внешних угроз» (например, джунгарской или российской), которые якобы являлись главным препятствием на пути развития казахского этноса и казахской государственности; в-третьих, крайне отрицательное отношение к периоду пребывания казахов в составе сначала Российской империи, а затем СССР (Сембинов, 2003, с. 188; Масанов, Абылхожин, Ерофеева, 2007, с. 154–156, 182–183, 198–200; Кундакбаева, 2009, с. 265).

Парадоксально, но в первые два десятилетия существования независимого Казахстана этот исторический дискурс явно входил в противоречие с официальной национальной политикой, проводившейся властями. В вышедшей в 1998 г. программной статье Н.А. Назарбаева «Хранить память, крепить согласие» было ясно выражено отношение властей к истории как инструменту, который призван помочь сохранить прежде всего единство народов, населяющих Казахстан (Сембинов, 2003, с. 182–183). Такая политика была обусловлена сложной этнодемографической ситуацией в Казахстане на момент распада СССР, где двумя основными этносами были казахи (6,5 млн человек) и русские (6,2 млн человек) (Смирнова, 2019, с. 210). Власти официально отказались от использования таких понятий, как «титульная нация» или «национальное меньшинство», делая акцент не на принципе этничности, а на принципе гражданственности (Кундакбаева, 2009, с. 267).

Однако политика властей Казахстана по формированию единой гражданской казахстанской нации ограничилась только употреблением в официальных речах соответствующей риторики, которая по-прежнему противоречила параллельно создававшемуся националистическому по содержанию казахскому историческому дискурсу. Об имитации процесса создания в Казахстане гражданской нации свидетельствовали многочисленные школьные и вузовские учебники, вышедшие в 2000-х гг.⁶, где прочно закрепились казахоцентричные мифы о глубочайшей древности казахского этноса, о «пятитысячелетней временной протяженности Казахского государства», об отрицательной роли как Российской империи, так и СССР в истории казахского народа и др. (Кундакбаева, 2009, с. 274, 277–278). Отметим, что при господстве подобного дискурса на страницах школьных и вузовских учебников невозможно было приступить к созданию единой гражданской нации. Достаточно указать на то, что русское население современного Казахстана, согласно этому дискурсу, получало неформальный статус потомков якобы «колонизаторов» и «угнетателей» казахского народа.

Тем не менее казахстанские власти не спешили отказаться от проекта строительства гражданской нации. В 2000-х гг. была предпринята попытка соединить идею гражданской нации с уже сформированным казахским историческим дискурсом. В апреле 2003 г. в Послании народу Казахстана президент Н.А. Назарбаев предложил реализовать среднесрочную программу «Культурное наследие» (Шелегина, Жетпысбаев, 2020, с. 283). Главной целью разработанной и утвержденной в 2004 г. программы объявлялось системное изучение культурного наследия народа Казахстана, а также воссоздание всех значительных историко-культурных и архитектурных памятников, имеющих особое значение для национальной истории⁷. Заимствованная из работ известного французского историка Пьера Нора концепция культурно-исторического наследия, ключевым понятием которой являлось «место памяти» (Нора, 1999), должна была помочь создать прочное материальное основание для формирования казахстанской гражданской национальной идентичности. С 2004 по 2013 г. в рамках программы было проведено более 40 археологических и 26 научно-прикладных исследований, а также осуществлены реставрационные работы на 73 археологических и архитектурных памятниках⁸.

Однако в процессе реализации программы цель формирования единой гражданской казахстанской нации оказалась оттеснена на второй план задачей углубления исторических корней казахского этноса. В программе не проводилось четкого различения находящихся на территории Казахстана памятников всемирного наследия и памятников этнической истории казахов. В июне 2008 г. президент Н.А. Назарбаев заявил, что именно Казахстан является «колыбелью Великой степной цивилизации», что в рамках программы должны быть отреставрированы «золотые сокровища» государственности Казахстана — «Иссыкские курганы, Берель, Туркестан и Отрар, Улытау и Сарайчик», которые должны стать национальными символами⁹. Из выступления следовало, что главной целью программы являлось маркирование в качестве исключительно «казахского наследия» той части всемирного наследия, которая включает в себя артефакты культур древних и средневековых кочевников Евразии, или артефактов древней и средневековой городской цивилизации Центральной Азии.

Другой задачей программы являлось восстановление наследия, связанного непосредственно с историей Казахского ханства. В июне 2008 г. президент Н.А. Назарбаев заявил: «В советскую эпоху власть, старавшаяся вытравить память об исторических корнях казахского народа, уничтожила мавзолеи и захоронения ханов Есима, Тауке, Жангира, батыров Богенбая, Жанибека, Жаугаша и Койгелды, бия Казыбека. Наша священная обязанность — восстановить и отреставрировать эти захоронения»¹⁰. Очевидно, что дорогостоящее строительство в 2010–2011 гг. мавзолея Букей-хана являлось логичным продолжением реализации программы «Культурное наследие» по созданию пантеона казахских исторических героев.

В 2018 г. вышла новая программная статья президента Н.А. Назарбаева «Семь граней Великой степи», которая придала казахскому националистическому историческому дискурсу официальный характер¹¹. Во вводной части статьи была одобрена формула националистической примордиалистской телеологии, согласно которой, во-первых, казахи объявлялись существовавшими всегда, с незапамятных времен (в виде саков, гуннов, кипчаков и т. д.); во-вторых, «закономерным итогом» и «главной целью» всех исторических процессов, протекавших на территории современного Казахстана с незапамятных времен, объявлялось создание Казахстана (все древние и средневековые кочевые государства таким образом выстраивались в прямую генеалогическую линию, которая «объективно» вела к современной казахской государственности); в-третьих, все культурные и технологические достижения этносов и государств, когда-либо существовавших на территории современного Казахстана, объявлялись достижениями казахов.

Однако реальная история не укладывается в прямолинейные идеологические схемы. Сразу возникают разного рода коллизии, когда, например, часть населения государства не вписывается в реконструируемую картину происхождения этноса/нации/государства или современные государственные границы не совпадают с границами древних государств-предшественников, либо за пределами современного государства оказываются значительные группы этнически родственного населения. Именно такие коллизии провоцируют власти государств, взявших на вооружение националистический дискурс, не только на активизацию исторической политики внутри собственного государства, но также на ее проецирование на территории соседних государств.

Тем не менее казахстанские власти по-прежнему пытались соединить концепцию гражданской нации с казахским уже официальным националистическим историческим дискурсом. Несмотря на значительный отток русского населения, Казахстан все еще оставался полиэтничным государственным образованием. В интервью 2019 г. казахстанский политолог Тимур Козырев так обрисовал ситуацию: «Несмотря на все достигнутые Казахстаном впечатляющие успехи, у нас по сей день остается актуальным различие между понятием „казахское“ и „казахстанское“. И на этом различии порой спекулируют нехорошие люди. В аспекте исторического сознания оно проявляется в том, что реально как „общая история для всех казахстанцев“ по сей день воспринимается только советский период. Однако мы уже давно не советские люди, и этого явно недостаточно. Казахское ханство — да, все признают и уважают, но… эта тема интересна главным образом этническим казахам»¹².

В итоге в качестве «истока» казахстанской государственности и нации власти в 2019 г. выбрали период существования государства Золотая Орда, поскольку якобы именно «золотоордынское наследие» является объединяющим началом для всех народов Казахстана, как тюркских, так и славянских¹³. При этом в данной схеме наблюдалась масса противоречий. Вызывало сомнение утверждение о близости золотоордынского наследия русскому населению. Кроме того, ни границы Казахского ханства, ни границы современного Казахстана не включали в себя территорию исторического ядра Золотой Орды. Кроме того, между периодами их существования наблюдался хронологический разрыв.

Символические цели строительства мавзолея Букей-хана

Возвращаясь к анализу причин возведения мавзолея Букей-хана, отметим, что в контексте описанного формирования казахского исторического дискурса в данной акции просматривается несколько символических целей. В первую очередь, возведение мавзолея объективировало, материально закрепляло казахскую концепцию истории Букеевского ханства, в которой утверждается, что оно являлось частью «единого казахского государства». Мемориал фактически отрицает российскую, исторически более адекватную оценку ханства (Внутренней Орды) как уникального административно-политического и социально-культурного проекта российской государственности, целью которого являлось создание оптимальных условий для мирного, плодотворного проживания казахов на территории Астраханской губернии бок о бок с русскими, ногайцами и другими народами. Мемориал также должен был не только подтвердить историческую правомерность передачи в 1920 г. в состав Казахской ССР части территории бывшего Букеевского ханства, но также сделать символическую заявку на право обладать оставшейся в составе России частью его территории. В конце 2010-х гг. особое значение стало придаваться тому факту, что Букеевское ханство было создано в XIX в. там, где когда-то располагался центр Золотой Орды. Таким образом, возведение мавзолея являлось символическим маркированием части российской территории как казахской.

Акция также преследовала цель воздействовать на идентичность казахов — граждан России, проживающих на территории Астраханской области. В данном случае речь не шла об обычной для любого государства политике покровительства диаспорам соотечественников, проживающих на территории другого государства. Еще в конце XIX в. известный исследователь А.Н. Харузин отмечал существенные культурные, бытовые и ментальные отличия казахов Букеевской орды от их родственников, продолжавших кочевать за р. Урал (Харузин, 1889, с. 20). Можно утверждать, что казахи Астраханской области, потомки «букеевских казахов», являются не частью казахской диаспоры, а особой этнической группой. Поэтому вполне понятны усилия властей Казахстана, направленные, по сути, на ослабление у данной группы российской и усиление в противовес ей казахской идентичности.

Возведение мавзолея Букей-хана имело еще одного символического адресата — ногайцев Астраханской области. До возведения мавзолея в 2011 г. еще с первой половины XIX в. около села Малый Арал уже существовало мемориальное и сакральное пространство, центром и доминантой которого являлась могила мусульманского святого Сеид-Бабы (Саид бин Кулвай Саид Гали, ок. 1741–1812 гг.), известного своей ученостью и способностью исцелять людей от болезней. Сеид-Баба происходил из астраханского села Хожетаевка, где проживали ногайцы-карагаши. После распада Золотой Орды земли между Уралом и Волгой принадлежали Ногайской Орде, а с 1630-х гг. и до 1771 г. — Калмыцкому ханству. Ногайцы-карагаши, продолжавшие проживать на этих землях в течение всего этого периода, приняли активное участие в устройстве Букеевского ханства. Среди приближенных к Букей-хану ногайцев был и Сеид-Баба, которого хан очень ценил за образованность (Сеид-Баба именовался муршидом (суфийским наставником)) и искусство лекаря. Поэтому хан завещал похоронить себя не рядом с Ханской ставкой, а рядом с могилой Сеид-Бабы, своего наставника и личного врача. Два столетия именно могила святого Сеид-Бабы служила объектом глубокого почитания со стороны многочисленных паломников (Сызранов, 2008, с. 32). Что касается могилы Букей-хана, то она находилась на периферии этого сакрального пространства.

Возведенный в 2011 г. мавзолей Букей-хана изменил это пространство до неузнаваемости. Если раньше его центром и доминантой являлся скромный, но изящный мавзолей святого Сеид-Бабы, то теперь им стал огромный 19-метровый мавзолей хана. Соответственно изменился и характер пространства, которое из религиозного превратилось в светское, историко-политическое. Изменилась и его этническая принадлежность. Раньше вокруг могилы святого располагалось древнее кладбище ногайцев-карагашей (Ишмухамбетов, 2013), но при строительстве мавзолея, по свидетельствам местных жителей, кладбище было варварски уничтожено¹⁴. В итоге произошла «казахизация» ранее существовавшего здесь ногайского сакрального пространства. В мае 2021 г. смотрители комплекса в интервью авторам рассказали, что после строительства мавзолея к этому месту возрос интерес разнообразных казахских националистических групп, среди которых стали активно распространяться слухи о том, что здесь помимо Букей-хана и его жены также находились захоронения других казахских исторических деятелей¹⁵.

«Казахизация» сакрального для ногайцев-карагашей пространства вокруг могилы святого Сеид-Бабы вполне вписывается в историческую политику, в последнее время проводимую властями Казахстана в отношении российских ногайцев, которые им интересны в контексте борьбы за золотоордынское наследие. Символическое «присвоение» истории и культуры ногайцев позволяет закрыть хронологическую, пространственную и культурную брешь в историко-идеоло-гическом конструкте «происхождения» Казахского ханства от Золотой Орды. Имея собственную династию, основанную золотоордынским беклярибеком Едигеем, а также занимая центральную часть золотоордынской территории в междуречье р. Урала и р. Волги, Ногайская Орда в первой половине XV — первой половине XVII вв. являлась единственным прямым наследником Золотой Орды. Ногайцы также оставили после себя богатое литературное наследие в виде эпических сказаний, которые позднее получили широкое распространение среди казахов.

В итоге был создан миф о существовании в казахской истории «ногайлинского» (от слова «ногайлы» — ногайский) периода, когда в Золотой Орде якобы существовала «ногайлинская» общность, которая позже распалась на ногайцев, казахов и каракалпаков¹⁶. Отсюда делался вывод, что ногайцы и казахи — это единый, но разделенный народ (Заргишиев, 2020). Этот миф стал активно продвигаться в рамках казахстанской исторической политики. Так, летом 2018 г. Н.А. Назарбаев сделал в Казани заявление, что казанская царица Сююмбике имела казахские корни, поскольку являлась потомком золотоордынского беклярибека Едигея¹⁷. Одновременно в казахстанских СМИ стали появляться публикации о том, что могила Едигея расположена именно на казахстанской территории¹⁸. Начали издаваться сборники документов по истории Казахстана, куда стали включать массу исторических материалов, относящихся к истории Ногайской Орды и других средневековых политических образований ногайцев¹⁹.

Заключение

Анализ символической акции по возведению в Астраханской области в 2011 г. властями Казахстана мавзолея Букей-хана позволил выявить как мотивационную составляющую проецирования казахстанской исторической политики на российскую территорию, так и конкретные символические цели, которые преследовала эта акция. Мотивы и цели политики оказались обусловлены особенностями развития в последние 20 лет официального казахского исторического дискурса.

 

_{¹ В Астраханской области открыт мавзолей казахского хана // Информационное агентство «Высота 102». 14.10.2011. URL: https://v102.ru/news/29724.html? ysclid=la0tw0051t125814339 (дата обращения: 16.08.2023).}

_{² История Букеевского ханства. 1801–1852 гг. : сборник документов и материалов / cост. Б. Т. Жанаев, В. А. Иночкин, С. Х. Сагнаева. Алматы : Дайк-Пресс, 2002. С. 28–31.}

_{³ Кабульдинов З. Е., Кайыпбаева А. Т. История Казахстана (XVIII в. — 1914 г.) : учебник для 8 класса общеобразовательной школы. Алматы : Атамура, 2012. С. 87.}

_{⁴ Сулейменова Л. Воздвигнут мавзолей над могилой Бокей-хана // Еженедельная газета «Ак Жайык». 14.10.2011. URL: https://azh.kz/ru/news/view/7556 (дата обращения: 16.08.2023).}

_{⁵ Там же.}

_{⁶ Волкова Т. П. Как учат толерантности казахстанские учебники // Россия и соотечественники (Russkie.org). 11.01.2008. URL: https://russkie.org/ articles/kak-uchat-tolerantnosti-kazakhskie-uchebniki-istorii/ ?ysclid=ljwrzg2lt6335350890 (дата обращения: 16.08.2023).}

_{⁷ Послание Президента Республики Казахстан Н.А. Назарбаева народу Казахстана. Апрель 2003 г. // Официальный сайт Президента Республики Казахстан. URL: https://www.akorda.kz/ru/addresses/addresses_of_ president/poslanie-prezidenta-respubliki-kazakhstan-n-a-nazarbaeva-narodu-kazakhstana-aprel-2003-g_1342416495 (дата обращения: 16.08.2023).}

_{⁸ Караманова М. С. Государственная программа «Культурное наследие» Казахстана: этапы ее реализации и значение // Qazaqstan tarihy. 01.10.2013. URL: https://e-history.kz/ru/first-president/show/12378 (дата обращения: 16.08.2023).}

_{⁹ Программа «Культурное наследие». Н. Назарбаев поставил задачу ускорить сбор исторических данных о древних казахах // ЦентрАзия. 14.06.2008. URL: https://centrasia.org/newsA.php?st=1213427220&ysclid=ljy2jkyg1p384215801 (дата обращения: 16.08.2023).}

_{¹⁰ Программа «Культурное наследие». Н. Назарбаев поставил задачу ускорить сбор исторических данных о древних казахах // ЦентрАзия. 14.06.2008. URL: https://centrasia.org/newsA.php?st=1213427220&ysclid=ljy2jkyg1p384215801 (дата обращения: 16.08.2023).}

_{¹¹ Назарбаев Н. А. Семь граней Великой степи // Казахстанская правда. 21.11.2018. URL: http://elib. kstu.kz/fulltext/temat/Sem%60%20graney%20Velikoy% 20stepi.pdf (дата обращения: 16.08.2023).}

_{¹² Золотая Орда — золотая колыбель: истоки казахской государственности и современность // МИА «Казинформ». 04.09.2019. URL: https://www.inform.kz/ ru/zolotaya-orda-zolotaya-kolybel-istoki-kazahskoy-gosudars tvennosti-i-sovremennost_a3562397 (дата обращения: 16.08.2023).}

_{¹³ Там же.}

_{¹⁴ Полевые материалы авторов (далее — ПМА). Интервью с И. Абуали 30.05.2021 г. в г. Астрахань.}

_{¹⁵ ПМА. Интервью со смотрителем комплекса «Сеид-Баба и Букей-хан» 31.05.2021 г. в с. Малый Арал.}

_{¹⁶ Ни один исторический источник, касающийся Золотой Орды и постордынских государств, не фиксирует существования такого народа. Все построения о народе «ногайлы» взяты из фольклорных произведений, в которых этот термин используется для создания былинного образа народа «золотого века».}

_{¹⁷ Нурсултан Назарбаев в КФУ объявил, что царица Сююмбике имеет казахские корни // Бизнес Оnline. 15.06.2018. URL: https://www.business-gazeta.ru/news/ 385599 (дата обращения: 16.08.2023).}

_{¹⁸ См.: Гафиятуллина И. Пик Едыге и Улытау: удивительные сакральные места Казахстана. Часть 1 // Группа стратегического видения «Россия — Исламский мир». 27.03.2019. URL: https://russia-islworld.ru/in-world/ sakralnye-mesta-kazahstana-cast-1/ (дата обращения: 16.08.2023); Гербер В. Властитель Золотой Орды похоронен в Актюбинской области? // Экспресс К. 23.11.2018. URL: https://web.archive.org/web/202204100 31336/https://exk.kz/news/36623/vlastitiel-zolotoi-ordy-pokhoronien-v-aktiubinskoi-oblasti (дата обращения: 16.08.2023).}

_{¹⁹ История Казахстана в русских источниках XVI–XX веков : в 10 т. Т. 1 : Посольские материалы Русского государства (XV–XVII вв.) / cост. А. Исина. Алматы : Дайк-Пресс, 2005. С. 126, 496, 619.}

Об авторах

Михаил Алексеевич Волхонский

МГИМО МИД России

Email: volhonskyma@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-6189-734X
SPIN-код: 7994-9232

кандидат исторических наук, доцент кафедры международных отношений и внешней политики России

Москва, Российская Федерация

Ахмет Аминович Ярлыкапов

МГИМО МИД России

Автор, ответственный за переписку.
Email: itbal@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-5173-0909
SPIN-код: 9173-6586

кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института международных исследований

Москва, Российская Федерация

Список литературы