Домициан и римская экономика: несколько замечаний

Полный текст

Введение Общим местом в исследовательской литературе является указание на дефицит информации в тех случаях, когда речь идет о римской экономике. В полной мере это относится и ко времени Флавиев, особенно последнего из них, так как в силу принятого сразу после его убийства сенатского постановления о damnatio memoriae намеренно уничтожалось все связанное с именем Домициана. В первую очередь это касалось столицы. Сохранившиеся же нарративные источники являются в отношении последнего Флавия крайне тенденциозными. Однако справедливо замечено, что «нехватка конкретной информации, даже при наличии в основном враждебно настроенных источников, не должна приводить к поспешным заключениям» [1. P. 104. Ср.: 2. P. 263]. Имеет смысл руководствоваться именно этим принципом, попытавшись проанализировать хотя бы наиболее выразительные из сохранившихся данных о политике Домициана в области экономики и на этом основании прийти к определенному заключению о ее эффективности или неэффективности. Финансы Одной из проблем, давно остающейся дискуссионной, является состояние римских финансов при Домициане, которое неоднократно рассматривалось исследователями, порой приходившими к противоположным выводам (в силу уже упомянутой скудости источниковой базы). Однако к настоящему времени можно считать доказанным, что уже первые финансовые мероприятия Домициана (донативы войскам и конгиарии плебсу) показывают - нет никаких оснований считать, будто его предшественник Тит, несмотря на бедствия, которыми отмечено его краткое правление - извержение Везувия в Кампании (79 г.) и эпидемия после него, новый крупный пожар в Риме (80 г.) - и крупные расходы по ликвидации их последствий (Suet. Tit. 8.3-4; Cass. Dio LXVI. 21.1-24.4), оставил казну в плохом состоянии [3. C. 165; 4. P. 71 f.; 5. P. 200]. Наиболее интригующим моментом в этой сфере явилось значительное повышение в начале правления Домициана содержания драгоценного металла в серебряной монете, денарии и квинарии, и увеличение веса золотого денария (ауреуса), т.е. возврат к монетным стандартам времени Августа. Исследователи отмечают, что подобную меру нелегко объяснить экономическими соображениями, тогда как с политической точки зрения ее целесообразность вполне очевидна: новый принцепс давал понять, что его правление означает возврат к «доброму старому времени», которое по прошествии многих десятилетий вспоминалось как едва ли не золотой век [4. C. 72; 6. C. 296; Wolters 2023: 7. P. 604]. Как выразился по этому поводу Ян Кэрродайс, «политика, вмешиваясь в монетное дело, явно представляет здесь интересы императора» [3. C. 148]. Данная денежная реформа, проведенная в 81-82 гг., включала в себя целый комплекс мероприятий. Во-первых, содержание серебра в денарии и квинарии возросло примерно на 10-12 % по сравнению с уровнем, который оставался неизменным со времени гражданской войны 68-69 гг. Во-вторых, был уволен и отправлен в ссылку, правда, достаточно комфортабельную, многолетний «министр финансов» (a rationibus) Тиберий Юлий (Stat. Silv. III. 3. 85-105, 162-3; Mart. VI. 83; VII. 40); как предполагается, за то, что осмелился спорить с императором по поводу целесообразности этой меры и мог указывать на ее опасные последствия. В-третьих, изменен был дизайн реверса всех золотых и серебряных монет, а объем их чеканки резко возрос. В-четвертых, чеканка разменной монеты всех номиналов была полностью прекращена на два года и возобновлена лишь в 84 г., с открытием нового монетного двора, причем типы аверса и реверса новых эмиссий бронзовой монеты были полностью обновлены [3. P. 16, 21 f., 142; 8. P. 60; 4. P. 72; 9. P. 75 f.; 10. P. 92]. Проводя эту реформу, Домициан, вероятно, уже планировал еще одно финансовое нововведение: повышение на треть платы военнослужащим всех родов войск. На такой шаг не решился ни один его предшественник со времен Августа: было очевидно, что столь крупное увеличение и без того главной расходной статьи не может не лечь тяжким бременем на государственный бюджет и в перспективе чревато не самыми позитивными последствиями для римской финансовой системы [4. C. 71; 5. P. 200]. Но последний Флавий отважился на него по вполне очевидной причине. Если его отцу и брату не было необходимости утверждать свою репутацию среди военных, да и в глазах гражданского общества, то Домициан к началу своего правления испытывал в этом отношении явный «комплекс неполноценности». Отсюда его стремление как можно быстрее установить прочную связь с вооруженными силами и заслужить военную славу, чему должно было служить и его личное участие в военных кампаниях, начиная с германской, начавшейся в 83 г. [11. C. 44; 12. C. 241 слл.]. Предпринятое одновременно с этим увеличение жалования «силовым структурам» подчеркивало их первостепенное значение для государства, заботу нового верховного главнокомандующего об их финансовом обеспечении, как и соответствующий социальный статус военных [8. C. 67; 13. S. 116; 14. S. 630]. Как показала дальнейшая история Римской империи, резкое повышение жалования вооруженным силам влекло за собой неизбежные последствия: «порчу монеты, падение ее курса и инфляцию» [14. S. 630]. Понимал ли это Домициан, предпринимая эту меру, трудно сказать, хотя он не мог не знать, что такие многоопытные государственные деятели, как Август и Тиберий, очень осторожно подходили к столь болезненному вопросу[45]. Кроме того, надо учитывать, что тогда в consilium principis должны были входить и сотрудники его отца и брата, способные дать дельный совет по любому поводу[46]. Правда, если учесть особенности характера Домициана [15. P. 49-77], то далеко не очевидно, что он последовал бы такому совету. Во всяком случае, уже в 85 г. реформа была ревизована: содержание серебра в денарии и квинарии понижено на 5 %, а вес золотой монеты уменьшен. Обычно данный факт связывают с постоянно возраставшей стоимостью содержания вооруженных сил. Кроме того, именно в этом году началась долгая и трудная война с даками, в ходе которой Рим потерпел два тяжелых поражения. Однако, несмотря на неизбежные чрезвычайные расходы, установленное в 85 г., содержание благородного металла в серебряной монете, соответствующее стандарту Нерона (64 г.) и бывшее выше стандарта, которого придерживались Веспасиан и Тит, сохранилось до самого конца правления Домициана. Возникает естественный вопрос: за счет чего ему удалось это сделать? Традиционный ответ, восходящий к свидетельствам современников: за счет репрессий против сенаторов, сопровождавшихся конфискацией имущества казненных и сосланных, за что их товарищи по сословию за глаза именовали своего императора «лысым Нероном» (calvus Nero) и «разбойником» (latro) (Iuvenal. Sat. I.4.38; Plin. Ep. I.12.8). Светоний указывает, что казна была истощена расходами на строительство, игры и зрелища, как и на повышение платы военным[47], из-за чего Домициан и взялся пополнять ее разными методами, после перечисления которых приводится лишь один конкретный пример, связанный со взиманием налога в пользу fiscus Iudaicus (Suet. Dom. 12.1-2). Здесь принципиально важны замечания автора, что глава государства, «недолго думая, взялся искать поживы всяческими способами» (nihil pensi habuit, quin praedaretur omni modi), и что, кроме остальных, «строжайшим образом» взыскивался налог с иудеев (praeter ceteros Iudaicus fiscus acerbissime actus est). Отсюда можно заключить, что аппетиты Домициана отнюдь не ограничивались сенаторским сословием, объектом фискальных интересов стали имущие слои вообще, а особое внимание к иудеям вовсе не означает, что с остальных подданных налоги взимались более либерально. Таким образом, больше оснований считать, что мотивы преследования Домицианом отдельных членов сенаторского сословия были в первую очередь политическими, а одна только конфискация имущества жертв последнего Флавия, сопутствовавшая казням и ссылкам, не могла решить его финансовых проблем. Предполагается, что сбалансировать государственный бюджет таким образом было возможно лишь в том случае, если бы конфискованная собственность немедленно распродавалась по полной рыночной стоимости, тогда как на деле она включалась в состав императорских владений, то есть могла в лучшем случае приносить лишь умеренный годовой доход от ее дальнейшей эксплуатации, который проблемы не решал [8. C. 64]. Отсюда напрашивается вывод: основным источником пополнения эрария и фиска, разница между которыми к тому времени стала условной [16. C. 168; 8. P. 60], могло быть лишь налогообложение подданных, т.е. провинциалов[48]. За исключением граждан относительно немногих привилегированных общин, освобожденных от регулярного взимания с них налогов, каждый провинциал был обязан платить в первую очередь подушный (tributum capitis) и поземельный (tributum soli) налоги. Но этим дело не ограничивалось: существовали еще и налоги иррегулярные, прямые и косвенные, как ограниченные отдельными провинциями, так и общеимперские[49]. Нетрудно догадаться, что сбор и исправное поступление всех этих налогов в столицу целиком зависели от добросовестности как провинциальной, так и столичной администрации. Этим и объясняется жесткий контроль со стороны императора, что обеспечило невиданную до и после Домициана честность и справедливость столичных магистратов и провинциальных наместников[50]. Иначе говоря, ему, как это ни удивительно, удалось обеспечить контролирование финансовых потоков на всех этапах их продвижения с периферии державы в ее центр: от концентрации в местах сбора налогов до поступления в казну. Конечно, трудно поверить, что Домициану удалось искоренить коррупцию в центре и на местах целиком и полностью, но modestia его магистратов сомнению не подлежит. Если они и черпали что-то для себя из потока казенных денег, то умеренно, поскольку в случае обнаружения неплановой утечки средств император церемониться с коррупционерами явно не стал бы. Уже довольно давно высказано предположение о том, что либо во второй половине I в., либо, самое позднее, в первой половине II в. в Римской империи была изменена система сбора налогов: откупщиков сменили государственные должностные лица, напрямую подчиненные центральной администрации [18. P. 283 f.]. Соблазнительно связать эту реформу с именем Домициана; во всяком случае, она прекрасно вписывается в логику его действий. Вполне возможно, и не только по этой причине, что среди провинциальных подданных император мог быть достаточно популярен [9. C. 78]. Завершая характеристику финансовой политики Домициана, можно констатировать: даже при современном (неудовлетворительном) состоянии источников достаточно оснований считать, что она оказалась эффективной и обеспечила сбалансированность государственного бюджета. Аграрный сектор Что же касается ведущего сектора экономики, аграрного, то ситуация с источниками здесь намного хуже, чем в отношении финансов. Собственно говоря, на аграрную политику Домициана могут пролить свет лишь два факта, касающиеся «отрезков» (subsiciva)[51] и виноградников (vineae). В отечественной историографии на политику последнего Флавия обратил внимание В.И. Кузищин, отметивший, что участки земли в Италии, оставшиеся неразделенными между военными колонистами, Веспасиан продавал тем, кто их оккупировал, а оставшиеся нераспроданными объявил императорской собственностью (sibi vindicasset) (Hygin. De gen. controvers // CAR. Vol. I. Fasc.1. P. 96. 21. 1-3). Тит продолжил эту политику, тогда как Домициан те «отрезки», что остались нераспроданными, подарил их фактическим владельцам, что обрабатывали эту землю, и закрепил их владельческие права. В.И. Кузищин видел причину столь великодушного поступка в том, что Домициан трезво оценил возможность вернуть «отрезки» в казну и опасался социальных осложнений в том случае, если продолжить их конфискацию [21. C. 171]. Эта точка зрения выглядит вполне логичной: обычно данное событие исследователи относят к началу правления Домициана, когда тот пытался обеспечить себе широкую социальную поддержку. В данном случае эффект оправдал его ожидания - наш источник указывает: «Позднее [после Тита] превосходнейший (praestantissimus) Домициан в этом случае оказал благодеяние и одним эдиктом избавил от страха всю Италию (uno edicto totius Italiae metum liberavit)» (Agenn. Urb. De contr. agr. // CAR. I. 1. P. 41. 24-26). Даже с учетом того, что сочинение агрименсора Агенния Урбика явно относится ко времени правления Домициана и грешит избытком лести в адрес принцепса, общее настроение новоявленных земельных собственников оно должно отражать вполне адекватно. Более дискуссионным является второй факт - знаменитый императорский «эдикт о виноградниках». Будучи обеспокоен нехваткой хлеба при избытке вина, Домициан распорядился не расширять в Италии площади под виноградники, а в провинциях сократить их «большей частью наполовину»: …relicta, ubi plurimum, dimidia parte (Suet. Dom. 7.2). Намерения принцепса, как нетрудно видеть, были благими - расширить посевы зерновых в Италии и особенно в провинциях, чтобы исключить возможность голода. Опасность эта была отнюдь не иллюзорной. Так, в римской колонии Антиохии Писидийской, расположенной далеко от побережья Малой Азии, в начале 90-х гг. из-за суровой зимы сложилось критическое положение с продовольствием (propter hiemis asperitatem annonam frumenti exarsisse). Голод был предотвращен только жесткими мерами императорского легата Л. Антистия Рустика, который в ответ на обращение к нему дуумвиров и декурионов колонии приказал им взять на учет все запасы зерна и установил разрешенный максимум цен [22. P. 33-35. № 126][52]. Считается также, что этот эдикт императора можно считать протекционистской мерой, целью которой была защита италийских виноделов от конкуренции со стороны их провинциальных коллег [1. P. 103 f.]. Объяснить, почему в таком случае Домициан запретил разбивку новых виноградников в самой Италии, возможно соображениями морали и религии: эдикт был призван устранить небрежение Церерой, чреватое гневом этой богини [9. C. 78; 5. P. 202]. Эффект от реализации данного эдикта оценить сложно. Светоний дважды (Dom. 7.2; 14.2) указывает, что Домициан не настаивал на его исполнении, будто бы потому, что по Риму стали распространяться прокламации (sparsi libelli) следующего содержания: «Как ты, козел, ни грызи виноградник, вина еще хватит / Вдоволь напиться, когда в жертву тебя принесут» (Dom. 14.2. Пер. М.Л. Гаспарова)[53]. Если Светоний прав и Домициан действительно был напуган такого рода агитацией, это может свидетельствовать о том, что последний Флавий, при всем своем автократизме, все же ревниво относился к общественному мнению и прислушивался к нему. Однако представляется, что главное заключалось в другом. Когда эдикт Домициана был разослан местным властям, которые должны были обеспечить его исполнение, то реакция местного населения была предсказуемой, т.е. протестной. Дальнейшее развитие событий могло зависеть от личности администратора и статуса провинции. Нельзя исключить, что в императорских провинциях эдикт мог быть выполнен или хотя бы начал выполняться - у наместника вооруженной провинции возможностей для этого было больше, чем у проконсула провинции сенатской. М.И. Ростовцев, а вслед за ним и Б. Джонс сочли возможным, что в целом ряде провинций эдикт мог быть выполнен [23. C. 188; 9. P. 78]. Эдикт Домициана обычно датируется 92 г. (Euseb. Chron. 273F). Спустя почти два века император Проб (276-282 гг.), как сообщается, разрешил (permisit) галлам, британцам и испанцам выращивать виноградную лозу и производить вино (SHA. XXVIII. Prob. 18.8). Это можно понять так, что до эдикта Проба жители западных провинций такого права не имели со времени Домициана. Однако справедливо замечено, что все распоряжения Домициана, в том числе и этот эдикт, были аннулированы в силу сенатского постановления о damnatio memoriae, принятого сразу после убийства императора [24. C. 147, прим. 225]. Возможное исключение - что эдикт Домициана о виноградниках сохранил силу, наподобие эдикта об «отрезках», подтвержденного Нервой (Hygin. De gen. contr. // CAR. I. 1. P. 97. 6-8) - маловероятно хотя бы изза его непопулярности. Можно предположить, что эдикт Проба имел другой смысл. После эвакуации Задунайской Дакии при Аврелиане снабжение римских войск, дислоцированных на северных рубежах Империи, могло серьезно пострадать. Утрату этой продовольственной базы было необходимо компенсировать, чего и добивался Проб своим эдиктом; в Иллирике он руководил процессом лично (SHA. loc. cit.). Если вернуться к эдикту Домициана, то смягчение позиции императора по этому вопросу может объясняться «верноподданными» петициями провинциалов и их посольствами, направляемыми в Рим. Об одном таком посольстве упоминает Филострат, но это еще не означает, что оно было единственным в своем роде. В «Жизнеописании Аполлония» автор сообщает, что, когда Домициан законодательно запретил оскопление и насаждение новых виноградников, то, «явившись к ионянам, Аполлоний сказал: «А вот придурку нашему невдомек, что у людей-то мужество он бережет, но землю холостит». После этих слов ионяне отважились отрядить к императору посольство в защиту виноградников, дабы отменил он закон, повелевавший земле пребывать в бесплодии и запустении» (Philostr. Vita Apol. VI. 42. Пер. Е.Г. Рабинович). Посольство это возглавил знаменитый ритор того времени Скопелиан, причем оно представляло не только инициаторов, жителей Смирны, но и всю провинцию Азия (οὐ γὰρ ὑπὲρ Σμυρναίων μόνον, … ἀλλ’ ὑπὲρ τῆς Ἀσίας ὁμοῦ πάσης). Миссия Скопелиана, по словам Филострата, увенчалась полным успехом: он будто бы добился не только разрешения беспрепятственно культивировать виноградники, но и наказания тем, кто этого не делает (ἀλλὰ καὶ ἐπιτίμια κατὰ τῶν μὴ φυτευόντων) (Philostr. Vitae soph. 520). Последнее представляется явно неправдоподобной деталью, которая должна была убедить читателя в волшебном воздействии ораторского искусства даже на «тирана». Что касается Аполлония Тианского, то в русском переводе его биографии бросается в глаза отвага «чудотворца», публично, хотя и за глаза, оскорбившего грозного деспота, что явно относилось к сфере действия leges de maiestate [25. C. 68], которые активно применялись Домицианом (Plin. Paneg. 42.1). Но в данном случае выходка Аполлония почему-то осталась для него без последствий. Однако едва ли он намеренно напрашивался на то, чтобы пасть жертвой известного закона об оскорблении величия. В оригинале Домициан назван ὁ θαυμασιώτατος, термин двусмысленный, употребляемый с насмешкой, издевкой [26. C. 771; 27. P. 786]. Процитированный выше перевод двусмысленности этой не передает, в данном случае реальный смысл данного слова (superl. от θαυμάσιος) должен был восприниматься аудиторией не пейоративно, а скорее иронически: «милейший наш чудак». Таким образом, на основании приведенных фактов можно заключить, что Домициан, столкнувшись с пассивным, но упорным и массовым сопротивлением «эдикту о виноградниках», предпочел вместо принятия жестких мер в отношении ослушников спустить дело на тормозах, что, во всяком случае, свидетельствует о наличии у него здравого смысла. Другие отрасли экономики О состоянии других отраслей римской экономики при Домициане судить еще сложнее, чем о финансах или аграрном секторе. Так, характеристика тех ремесленных отраслей, что обслуживали потребности вооруженных сил, требует отдельного исследования. Децентрализация военного производства, возможность для войск, дислоцированных на периферии державы, решать задачи снабжения собственными силами (разумеется, за счет централизованного финансирования), наконец, непрозрачность этой сферы, управление которой являлось исключительной прерогативой императора - все это осложняет задачу исследователя. К тому же из археологического материала (и это относится не только к военной экономике) сложно выделить именно период правления Домициана[54]. О каких-либо новшествах в военно-технической области, относящихся к этому пятнадцатилетию, информации нет, за исключением одного эпизода, относящегося к дислоцированным в римской Британии войскам. По словам Светония, перечисляющего видных сенаторов, ставших жертвами Домициана, Саллюстий Лукулл, наместник Британии, был казнен за то, что копья нового образца позволил назвать своим именем: «… Sallustium Lucullum, Britanniae legatum, quod lanceas novae formae Luculleas passus esset» (Suet. Dom. 10.3)[55]. Основываясь лишь на этом факте, трудно придти к какому-либо определенному заключению. Скорее всего, этот вид оружия предназначался для ауксилиарных формирований и больше отвечал специфическим местным условиям[56]. Поэтому довольные новыми копьями солдаты и назвали их по имени инициатора перевооружения, что было впоследствии поставлено ему в вину. Более или менее определенное представление можно составить лишь о грандиозной строительной программе последнего Флавия, относящейся к столице державы, высоко оцененной Светонием[57] и раскритикованной Плинием Младшим (Paneg. 51.1) Воплощение проекта реконструкции Рима в жизнь после трех опустошительных пожаров (64, 69 и 80 гг.) достаточно основательно исследовано в современной историографии[58]. По словам Светония (loc. cit.), Домициан, в отличие от своих предшественников, на восстановленных им сооружениях указывал лишь собственное имя, игнорируя память о первоначальных строителях: «sed omnia sub titulo tantum suo ac sine ulla pristini auctoris memoria». Но Брайан Джонс по этому поводу замечает, что это, конечно, правда, однако своеобразно препарированная: уцелевший эпиграфический материал свидетельствует - в таких случаях Домициан указывал на то, что он не построил, а лишь восстановил (Domitianus… restituit) данный объект [9. C. 80]. Исследователи заключают: нет оснований сомневаться в том, что строительная программа Домициана, которой он придавал большое значение как способу увеличения своего авторитета, была успешно выполнена. Проекты же, которые он не успел закончить, были завершены его преемниками. Заключение В заключение следует попытаться ответить на вопрос, каким образом Домициан решал возникавшие в экономике проблемы: повинуясь собственным капризам («тиран») или же с учетом экономической целесообразности («эффективный менеджер»). Сохранившиеся disiecta membra некогда существовавшего массива информации все же позволяют заключить, что, при всех особенностях личности Домициана оценить его действия в этой сфере следует по второму варианту. Последний Флавий в этом отношении продолжил экономическую политику отца и брата, завершил восстановление Италии и Рима после разрушительной гражданской войны и стихийных бедствий и оставил своим преемникам Римскую державу в состоянии, обеспечившем последний расцвет античной цивилизации.

Об авторах

Виктор Николаевич Парфенов

Саратовская православная духовная семинария

Автор, ответственный за переписку.
Email: vparfenov@list.ru
ORCID iD: 0000-0003-3612-0197
SPIN-код: 5162-6287

доктор исторических наук, профессор, профессор кафедры Церковной истории

Саратов, Российская Федерация

Список литературы