Описание кочевых тюркских племен восточного Дешт-и Кыпчака в мусульманских сочинениях первой половины XIII в.: к проблеме историографической преемственности

Полный текст

Введение Мусульманские сочинения первой половины XIII в. как исторического, так и историко-географического содержания далеко не всегда были по достоинству оценены исследователями: достаточно вспомнить характеристику «Джахан-наме» Мухаммада б. Наджиба Бакрана, которую дал этому памятнику известный российский ученый А.П. Новосельцев. «В одной рукописи с „Худуд ал-Алам“ находится еще один географический источник на персидском языке. Называется он “Джаханнаме” (“Книга мира”) и написан неким Наджибом Бекраном в первой четверти XIII в. Источник издан фототипическим способом вместе с вариантом его по парижской рукописи XV в. Сведения о хазарах в нем краткие и в целом известные» [1. C. 21]. Подобное отношение к отдельным памятникам мусульманской историографии первой половины XIII в. в исследовательской среде, как видно и на приведенном примере, вызвано компилятивным характером многих из них. В свою очередь, содержащиеся в них сведения о кочевых тюркских племенах Дешт-и Кыпчака также не всегда внимательно анализировались учеными опять же в виду их очевидного заимствования из более ранних мусульманских исторических и географических сочинений. Впрочем, далеко не всегда это было обусловлено исключительно компилятивностью содержания, как это видно в случае с сочинением Фахр-е Модаббера, чьи сведения о кочевых тюркских племенах были проанализированы нами в более раннем исследовании [2. C. 38-50]. В этой же статье нам хотелось бы обратить внимание на сравнительно хорошо известный исследователям мусульманском памятнике первой половины XIII в., чьи сведения о кочевых тюркских племенах сравнительно редко рассматривались специально на фоне более ранних мусульманских исторических и географических сочинений. Речь идет о сочинении «Джавам ул-хекайат ва лаваме ур-ревайат» («Сборник анекдотов и блестящих рассказов») мусульманского историка Сеид ад-Дина Мухаммада ‘Ауфи, чей нарратив в данном случае очевидно связан с более ранней историографической традицией. Сам по себе факт компилятивности рассказа о тюрках этого мусульманского историка не должен становиться причиной того, чтобы не учитывать его сведения наряду с данными других мусульманских памятников, пусть и более оригинальных по своему содержанию. Кроме того, стоит отметить и тот факт, что раздел о тюрках из состава «Джавам ул-хекайат» никогда ранее не переводился полностью на русский язык, так что одна из задач данной статьи познакомить широкого читателя с содержащимися в нем сведениями. Отдельно нами будет разобрана историографическая преемственность между данным отрывком из сочинения Сеид ад-Дина Мухаммада ‘Ауфи и трудами более ранних мусульманских историков: к этой проблематике частично обращались более ранние исследователи, однако некоторые моменты были проанализированы ими весьма кратко или вовсе остались обойденными их вниманием. Таким образом, главная цель данной статьи с одной стороны предоставить широкому читателю перевод на русский язык фрагмента из «Джавам ул-хекайат», посвященного кочевым тюркским племенам Дешт-и Кыпчака, проанализировать особенности этого описания, а с другой - еще раз продемонстрировать его очевидную историографическую связь с более ранними памятниками мусульманской историографии. Об источнике Относительно сочинения Мухаммада ‘Ауфи «Джавам ул-хекайат ва лаваме ур-ревайат» определенные сведения сообщает уже В.В. Бартольд в рамках «Туркестана в эпоху монгольского нашествия». «Около 625/1228 г. в Индии была написана антология Мухаммеда Ауфи “Сборник анекдотов и блестящих рассказов”. Автор в молодости много путешествовал, был в Бухаре и в Хорезме. Их приведенных в его книге анекдотов для нас имеет наибольшее значение довольно многочисленные рассказы о Караханидах, особенно о Тамгач-хане Ибрахиме б. Насре. Кроме анекдотов, книга заключает в себе историческую и географическую главы; в последней особенно интересны сведения о восточноазиатских и тюркских племенах; между прочим, автор первый их мусульманских писателей говорит об уйгурах» [3. C. 83]. Впрочем, это сообщение выдающегося российского востоковеда является далеко не первым упоминанием об этом сочинении ‘Ауфи[70]: достаточно вспомнить второй том классического издания «История Индии как рассказывают ее собственные историки» [6], где присутствует подробное описание самого этого сочинения и биографии его автора. О структуре источника составители указанного издания сообщают следующее: «Произведение разделено на четыре Кисмы или части, каждая из которых содержит двадцать пять глав, но первая часть является самой длинной и занимает около половины произведения. Первые пять глав посвящены соответственно (1) Атрибутам Творца, (2) Чудесам пророков, (3) Чудесным историям святых, (4) Анекдотам о царях Персии и (5) Анекдотам о халифах. Следующая глава посвящена справедливости, а все остальные аналогичным образом посвящены иллюстрации некоторых моральных или интеллектуальных качеств» [6. C. 156]. Современные исследователи высказывали схожее относительно структуры и содержания этого сочинения Мухаммада ‘Ауфи: «„Джавам ул-хекайат ва лаваме ур-ревайат“, сборник анекдотов в прозе, состоящий из 4 разделов, каждый из которых состоит из 25 глав. При составлении этого очень обширного сочинения ‘Ауфи использовал материал из исторических сочинений, художественной литературы, рассказов и отчетов, доступные ему сведения о поэтах и писателях и т.д. Некоторые источники, которыми он пользовался, утеряны. Этот сборник имеет значение не только как памятники литературы, но также имеет исторические и другие аспекты, придающие ему особую ценность» [7. C. 117-118]. В этой цитате нас больше всего интересует момент, который связан с источниками сочинения Мухаммада ‘Ауфи - исследователи признают, что часть из них до сих пор остается неизвестными для востоковедов. Справедливости ради стоит отметить, что связь между этим памятником и некоторыми другими мусульманскими текстами установлена сравнительно давно, однако это касается далеко не всех частей этого обширного произведения. «В качестве источников, из которых были взяты эти истории, упоминается множество различных книг. Среди них Тарих Йамини, Тарих-и Насири, Тарих-и Мулук-и ʼАджам, Тарих ал-ʼАббас, Маджмаʼ ал-Амсал, ʼАйн ал-Ахбар, Шарфу-н-Наби, Фарадж баʼад ал-Шиддат, Халк ал-Инсан, Фаваид-и Кутб-и Хикайати, Мифтах ал-Хадж, Сарр ал-Дари, Шаджрат ал-Акл, Ахбар-и Барамика и другие» [6. C. 157]. Что же касается непосредственно раздела о тюрках в составе сочинения Мухаммада ‘Ауфи, то о его связи с более ранними памятниками мусульманской историографии мы подробно скажем ниже. Отчасти проблемы с идентификацией историографических связей между «Джавам ул-хекайат» более ранними памятниками мусульманской историографии может быть объяснено тем, что до сих пор нет полного издания текста Мухаммада ‘Ауфи. Помимо этого существуют несколько переводов отдельных фрагментов этого сочинения, как сравнительно давних, так и весьма современных [См.: 6. C. 157-203; 8. C. 178-206, 197-230]. Впрочем, это вряд ли может объяснить тот факт, что опубликованный В.В. Бартольдом в первом томе «Туркестана в эпоху монгольского нашествия» [9] на основании нескольких рукописей большой фрагмент текста «Джавам ул-хекайат» до сих не практически был объектом пристального внимания российских исследователей [9. C. 83-101]. В составе зарубежной историографии редким исключением здесь следует признать классические исследования Й. Маркварта [10. C. 25-238; 11. C. 289-300], в которых он привел не только частичный перевод раздела сочинения Мухаммада ‘Ауфи, посвященного кочевым тюркским племенам Дешт-и Кыпчака, но также и фрагмент персидского текста источника с весьма ценными, с нашей точки зрения, комментариями [10. C. 39-42]. Другим примером обращения к интересующему нас фрагменту из «Джавам ул-хекайат» следует признать работу Рамазана Шэшэна, в которой им был приведен более полный перевод этого фрагмента на турецкий язык [12. C. 91-96]. В этом исследовании мы приведем полный перевод этого раздела на русский язык, а также попытаемся найти параллели между ним и более ранними мусульманскими историческими и географическими сочинениями, равно как и дать собственное пояснение отдельным сюжетам, о которых сообщает автор «Джавам ул-хекайат». Перевод фрагмента из труда Мухаммада ‘Ауфи Прежде всего, оговорим несколько важных, с нашей точки зрения, моментов: сам перевод был осуществлен нами с персидского текста, опубликованного В.В. Бартольдом в первом томе «Туркестана в эпоху монгольского нашествия». Российский востоковед включил в состав этого издания лишь отдельные фрагменты из «Джавам ул-хекайат», среди которых был и рассказ о кочевых тюркских племенах Дешт-и Кыпчака. Приведенный текст источника был выстроен В.В. Бартольдом на основании пяти известных ему на тот момент списков этого источника, список которых предваряет само издание текста [9. C. 83]. Интересующий нас раздел входит в состав четвертой главы сочинения Мухаммада ‘Ауфи и помещен В.В. Бартольдом после не менее любопытного для исследователей фрагмента из «Джавам ул-хекайат», названного автором «Рассказ о Чине (Китае - Д.Т.) и народах его». Надеемся, что в будущих исследованиях нам удастся вернуться к нему и познакомить с ним читателей, поскольку он также не переведен до сих пор на русский язык, однако здесь обратим внимание исключительно на рассказ Мухаммада ‘Ауфи о тюрках и начинается он следующим образом. «Рассказ о Тюрках. Тюрки - являются великим народом и их количество и разновидности их весьма многочисленны. Племен их и мест стоянок без счета и многие из них являются обитателями пустынь. Большая часть из них кочевники, но [некоторые из них] оседают в благоустроенных землях (то есть среди оседлых нардов - Д.Т.). Среди их великих племен есть гуззы (غزی) и они состоят из двенадцати племен (دوازده قبيله اند ) и большинство из них называют себя гуззами (غز). И многих из них (тюркских племен - Д.Т.) называют уйгурами (ايغر ), и многие [из них] в землях Хорезма обрели радость Ислама в этих святых землях. Тогда они из своих земель вышли и переселились в города Ислама, и они себя называли Туркманами (ترکمان , в другом списке Туркан, ترکان - Д.Т.). И многие из них были силачами, так что уже в эпоху Джагари-текина (جغری تکين , т.е. *Чагры тегин - В.Т.) они появились и завоевали мир и имели собственного падишаха, и династия Сельджука в давние времена в господстве и завоевании стран преуспела. И среди них (тюрков - Д.Т.) есть люди, которые называют себя Кунами (قون ) и они вышли из земель Ката (قتا / قبا ), где и был ими оставлен их главный город и по этой же причине [оставлены их] скудные пастбища. Кинджи (کنجی ) ставший хорезмшахом был из их числа. Затем они вознамерились последовать за племенем, которое называют себя Кайи (قای ). Число их и количество было весьма великим. [Однако] они от [исконных] пастбищ своих ушли далеко - и вторглись в землю Сари (ساری , правильнее читать как شارى , т.е. «шары» - В.Т.), а народ Сари ушел в землю Туркменов (ترکمانيه ), а Гуззы - в землю Баджанаков (بجناکيه ) рядом с побережьем Армянского моря (دريای ارمينه )[71]. И рядом с ними есть еще одно другое племя, которое там называют Хархиз (خرخيز , т.е. кыркыз - В.Т.) и число их весьма велико. Их место проживания между Востоком летним (مشريق صنغی/ صنفی ) и между Лахак (لحاك / کال / لحال ), и Кимак (كيماك ) к северу от них и Йагма (يغما ) и Харлух (خرلخ ) к западу от них. Одной из традиций Хархизов является сжигание своих мертвецов. Я слышал, что среди Хархизов есть люди из простонародья, которых они называют «возлюбленными» (معشوق ): в один день все известные люди собираются вместе и там также присутствуют певцы и музыканты. Они пьют вино и, когда все их собрание напьется, тому человеку (то есть «возлюбленному» - Д.Т.), который подобен страдающему эпилепсией, они задают вопросы о том, что случится в конце года. Он им отвечает, будет ли этот год урожайным или голодным. И они действительно считают, что такой обман на самом деле является правдой. Знающие люди рассказывают, что [в землях] Хархизов есть четыре ущелья, в которых течет вода, и вода их из великой долины проистекает. И та вода, которая в большую долину течет, между гор и мрачных пещер протекает. В книгах сказано, что некий человек из Хархизов построил малый корабль и спустил на тот поток, желая узнать его предел (протяженность - Д.Т.). Он плыл несколько дней, а затем в течение трех суток плыл в темноте, так что в эти трое суток ни света звезд, ни месяца, ни солнца не видел. И после этого степи достиг, и свет увидел. С корабля он вышел на берег и услышал звук лошадиных копыт: тогда влез на дерево и оттуда осмотрелся вокруг. Увидел трех всадников, которые проезжали мимо. Они были очень высокими, а стройность и длина их была подобно копью. С ними были собаки величиной с вола, которые встали рядом с деревом, где он [прятался]. Они его увидели и проявили к нему милосердие: тогда он слез с дерева и к ним подошел. Они посадили его на лошадь, и собаки его не тронули. Затем его привезли они в свое жилище и угостили его своей едой. Маленький размер его тела их крайне удивил, потому что они никогда людей подобных ему не видели. Однажды он от них бежал и нашел обратную дорогу, так что, в конце концов, нашел путь к дому своему. Никто не знает, кем были эти люди, и какого они племени и роду. Другим племенем тюрок являются Харлухи (خرلخ ): их местожительство - горы Бутас (بوتس )[72] и эти горы являются золотыми горами. Они были рабами Токузгуззов (تغزغز ), но затем взбунтовались против них и ушли в земли Туркестана и многие из них приняли Ислам. Их девять группировок - три [носят название] Джакали / Масаки (جکلی/ مسکی ), и три [носят название] Хасаки («ھسکی»), и одна [называется] Нада / Бадава (ندا / بدوا ), другие [называются] Кавалин / Кавали (کوالين/ کوالی ) и Нахастан / Нахостин (نخستن/ نخستين )» [9, C. 99-100]. Некоторые замечания к переводу фрагмента из труда Мухаммада ‘Ауфи Прежде всего, нам хотелось бы обратить внимания на некоторые сложные моменты, связанные с переводом конкретного фрагмента из «Джавам ул-хекайат». Несколько раз встречающееся в рассказе Мухаммада ‘Ауфи племя туркман (ترکمان ) в одном из списков рукописи читается иначе - туркан (ترکان ), что лучше отражает множественное число от тюрк (ترک ). Первый же вариант в нашем случае следует считать искаженным производным от туркан, что, в свою очередь, и является наиболее правильным чтением. Также, как уже было отмечено и в тексте самого перевода, в фразе «[Однако] они от [исконных] пастбищ своих ушли далеко - и вторглись в землю Сари, а народ Сари ушел в землю Туркменов (ترکمانيه ), а Гуззы - в землю Баджанаков (بجناکيه ) рядом с побережьем Армянского моря (دريای ارمينه )» [9, C. 99], упомянутое племя сари - не более чем ошибка написания тюркского племени шары (شارى ), хорошо известное исследователям. Достаточно вспомнить исследование Питера Голдена «Введение в историю Тюркских народов», где автор подробно указал все упоминания в источниках данного племенного объединения, включая и сведения из сочинения Мухаммада ‘Ауфи [13. C. 274 -276]. Гораздо больше вопросов вызывает та часть приведенного В.В. Бартольдом фрагмента из «Джавам ул-хекайат ва лаваме ур-ревайат», где мусульманский автор приводит локализацию проживания племени кыркызов. «Их место проживания между Востоком летним (مشريق صنغی ) и между Лахак (لحاك / کال / لحال ), и Кимак (كيماك ) к северу от них и Йагма (يغما ) и Харлух (خرلخ ) к западу от них». В этой фразе изначально неясно выражение مشريق صنغی / صنفی , равно как и указание то, что кыркызы проживают между «Лахак и Кимак». В отношении первого выражения следует отметить, что сам В.В. Бартольд не приводит никаких пояснений по этому поводу ни в тексте, ни в комментариях. В переводе этого фрагмента из «Джавам ул-хекайат ва лаваме ур-ревайат», который был осуществлен Й. Марквартом, эта фраза переводится следующим образом: «что касается их местожительства: между Востоком этот род и между Кимаком» [10. C. 42]. С нашей точки зрения, такой вариант перевод совершенно не объясняет присутствия в тексте после упоминания «Востока» дополнения в виде «صنغی / صنفی ». В связи с этим гораздо ближе к истине видится вариант, приведенный в турецком переводе, осуществленном в работе Р. Шэшэна, где это место распознано как “Meşrik-i Sayfi (Yazlık Doğu)”, то есть ‘летний Восток’ [12. C. 92]. Подобный перевод этого выражения, который и был использован нами, свидетельствует о том, что صنغی / صنفی - не более чем искаженное арабское слово صيف , то есть «летний». В качестве еще одного и самого важного аргумента следует привести соответствующую цитату из сочинения «Таба’и‘ ал-хаййаван» («О природе животных»), написанного Шараф ал-Заманом Тахиром ал-Марвази: об историографической связи между этим текстом и «Джавам ул-хекайат» мы подробно расскажем в следующем разделе. Здесь же отметим, что более ранний автор XII в., то есть ал-Марвази, так локализовал место проживания кыркызов. «К ним также принадлежат Кыркызы, многочисленный народ, проживающий между летним Востоком и Севером, Кимаки проживают к северу [от них]…» [14. C. 30]. В арабском тексте, который приведен в том же издании этого источника, данная фраза выглядит таким образом: و منھم خرخيز و خم أمّة کثيرة و مساکنھم بين المشرق الصيفئ و بين الشمال و کيماک فی شمالھم [14. C. *18 (араб. текст)]. Таком образом, можно констатировать тот факт, что выражение مشريق صنغی / صنفی в тексте «Джавам ул-хекайат» является искаженным вариантом сообщения ал-Марвази о «летнем Востоке» или المشرق الصيفئ . Что же касается упомянутого Мухаммадом ‘Ауфи топонима или этнонима Лахак (لحاك / کال / لحال ), то с нашей точки зрения сама фраза است وميان لخاك представляет собой искаженное написание исходного و بين الشمال из той части текста «Таба’и‘ ал-хаййаван». Историографическая преемственность Йозеф Маркварт в комментариях к своему переводу приведенного выше фрагмента из сочинения Мухаммада ‘Ауфи указывает на связь между этим нарративом и более ранними памятниками мусульманской историографии, упоминая, в частности, связь между «Джавам ул-хекайат ва лаваме ур-ревайат» и сочинением Абу Саида ал-Гардизи «Зайн ал-Ахбар» («Украшение известий») [10. C. 42. Комм. 2]. Однако, с нашей точки зрения, главным источником сведений в данном случае был не этот труд, а сочинение первой половины XII в. «Таба’и‘ ал-хаййаван», написанное Шараф ал-Заманом Тахиром ал-Марвази, которое ‘Ауфи неоднократно цитирует и, собственно, сообщает его имя автора этого сочинения [14. C. 10-11; 12. C. 17, dipnot 60 (приведена литература)]. Сам ал-Марвази действительно базировал свой труд на сведениях из «Зайн ал-Ахбар» [15. C. 105; 16. C. 87-88; 3. C. 17], однако отдельные эпизоды, в том числе связанные с кочевыми тюркскими племенами Дешт-и Кыпчака, у него существенно отличаются от сообщений ал-Гардизи [См.: 17. C. 60-65; 18. C. 95-103]. Следует отметить, что В.В. Бартольд и Й. Маркварт лишь предполагали историографическую связь между «Джавами ал-Хикайат» и «Таба’и‘ ал-хаййаван», однако на момент написания их работ сочинение ал-Марвази считалось утерянным: его текст и перевод на английский язык был опубликован В.В. Минорским лишь в 1942 г. [14]. В частности, В.В. Бартольд сообщал об этом источнике следующее: «Ибн Муханна по поводу двенадцатилетнего животного цикла ссылается на не дошедшее до нас сочинение врача Шараф аль-Замана Марвези „О нравах животных“» [19. C. 81]. Ниже мы постараемся еще раз продемонстрировать, что именно на труде ал-Марвази базировал свой рассказ о кочевых тюркских племенах Дешт-и Кыпчака Мухаммад ‘Ауфи. Начнем с того, что начало рассказа о тюрках в сочинении последнего практически полностью совпадает с началом главы «О тюрках» в «Таба’и‘ ал-хаййаван». «Тюрки являются великим народом и состоят из множества видов и разновидностей, многих племен и родов. Некоторые из них обитают в городах и поселках, и некоторые из них живут в пустошах и пустынях» [14. C. 29]. Мухаммад ‘Ауфи полностью следует и логике перечисления тюркских племен, которая присутствует в упомянутой главе из «Таба’и‘ ал-хаййаван»: первыми упоминаются гуззы, как это делает и ал-Марвази. Более поздний автор очевидно сократил первую строчку из более раннего сочинения, что позволило ему связать гуззов и уйгуров не столь очевидно, как об этом пишет ал-Марвази. «Среди их великих племен есть Гуззы, которые включают в себя двенадцать племен, и некоторые из них называются Тогузогузами, некоторые Ю-гурами, и некоторые Уч-гурами» [14. C. 29]. Другим маркером, говорящим в пользу связи текста «Джавами ал-Хикайат» и именно с «Таба’и‘ ал-хаййаван», является упоминание в обоих памятников при описании племени кунов хорезмшаха Икинчи ибн Кочкара (Кинджи у ‘Ауфи - Д.Т.), о чем не сообщает в своем рассказе о тюрках ал-Гардизи [20. C. 109-219]. Впрочем, именно у последнего ал-Марвази заимствует большую часть своего рассказа о кыркызах: особенно упоминание о кремации умерших и предсказателях будущего, которых он, как и Гардизи, называет фагụ̄ нȳн (فغينون ) (?) [21. C. 30 (перс. текст), 48 (рус. перев.); 20, C. 128 (англ. перев.), 189 (перс. текст); 14, C. 30 (англ. перев.), 43, *19 (араб. текст)][73]. Этих же предсказателей будущего Мухаммад ‘Ауфи называет иначе: «я слышал, что среди Хархизов есть люди из простонародья, которых они называют “возлюбленными” (معشوق )…» [9. C. 100]. Здесь, с нашей точки зрения, мы вновь сталкиваемся с банальным искажением исходного написания в тексте «Джавами ал-Хикайат», как это было продемонстрировано нами на примерах выше. Однако в остальном сообщение о них в «Джавами ал-Хикайат» ничем не отличается от данных из «Зайн ал-Ахбар» и «Таба’и‘ ал-хаййаван» [9. C. 100]. При этом ал-Гардизи не приводит в своих сообщениях о кыркызах рассказа о путешествии одного из них к границам собственного региона проживания и его встречи с «великанами» [20, C. 126-128]. Такое сообщение есть только у ал-Марвази, что еще раз подчеркивает тот факт, что Мухаммад ‘Ауфи был знаком лишь с его сочинением, а не с более ранним текстом «Зайн ал-Ахбар». «В землях Киргизов есть это четыре водных потока, которые текут и вливаются в единый большой водный поток, протекающий гор и мрачных пещер. Рассказывают, что некий человек из Хирхизов построил корабль и плыл по той реке три дня в темноте, так что в эти трое суток он не видел ни света солнца, ни звезды, ни какого-либо другого света. Затем он выехал на свет и открытое пространство и покинул свой корабль. Услышал звук копыт животного, тогда немедленно влез на дерево; оттуда увидел трех проезжающих всадников, которые были по высоте подобны копью и с ними были собаки величиной с быка. Когда они подошли к нему и увидели его, они сжалились над ним, и один из них спустил его вниз [с дерева] и посадил его на свою лошадь, спрятав его от собак, опасаясь, что они разорвут его на куски. Затем его привезли они в свое жилище и угостили его своей едой, удивляясь ему, потому что они никогда людей подобных ему не видели. Затем один из них вывел его оттуда и довел его до его собственного дома, направляя его по дороге, пока он не добрался туда. Никто не знает, кем были эти люди и какого они племени и роду» [14. C. 30]. Сравнение этого рассказа с тем, что было приведено нами выше, равно как и отсутствие подобного сообщения у ал-Гардизи не оставляет сомнений в том, что при описании кочевых тюркских племен Дешт-и Кыпчака главным, а возможно и единственным источником для Мухаммада ‘Ауфи, был именно текст «Таба’и‘ ал-хаййаван». Стоит также обратить внимание на концовку рассказа о тюрках в тексте Мухаммада ‘Ауфи: «другим племенем тюрок являются Харлухи (خرلخ ): их местожительство - горы Бутас (بوتس ) и эти горы являются золотыми горами. Они были рабами Токузгуззов (تغزغز ), но затем взбунтовались против них и ушли в земли Туркестана и многие из них приняли Ислам. Их девять группировок - три [носят название] Джакали / Масаки (مسکی / جکلی ), и три [носят название] Хасаки (ھسکی), и одна [называется] Нада / Бадава (بدوا / ندا ), другие [называются] Кавалин / Кавали (کوالی / کوالين ) и Нахастан / Нахостин (نخستين / نخستن )» [9. C. 99-100]. У ал-Марвази название горы, где располагается местожительство карлуков дано как تول س) تونس *). Названиям девяти подразделений карлуков, приведенным Мухаммадом ‘Ауфи, у ал-Марвази соответствуют следующие именования: по три чигиль (جكلي ة ) и بعسكلي ة , остальные три - ب لاق (*булак), كوكركين (*кöк-эркин? *кюль-эркин?), ت خسى (*тухсы) [14. C. 31 (англ. перевод), 106 (коммент.), *19 (араб. текст)]. Как видно, эти орфографические формы без особых затруднений могут превратиться в искаженные написания, приведенные у Мухаммада ‘Ауфи (подробнее об идентификациях см., напр.: [13, C. 197, Комм. 42]) Заключение Сопоставление рассказ о кочевых тюркских племенах Дешт-и Кыпчака из «Джавам ул-хекайат ва лаваме ур-ревайат» Мухаммада ‘Ауфи с соответствующим разделом из «Таба’и‘ ал-хаййаван» не оставляет никаких сомнений в том, что именно текст ал-Марвази стал главным источником сведений о тюрках для более позднего автора. Рассказ автора первой половины XIII в. представляет собой краткий пересказ избранных фрагментов из более раннего сочинения, где, очевидно, наибольшее внимание Мухаммада ‘Ауфи было обращено на кыркызов: так, о некоторых тюркских племенах он сообщает лишь название и примерную локализацию кочевания, но лишь о кыркызах мы находим весьма подробные сведения. В частности, в состав «Джавам ул-хекайат» вошел рассказ о кремации покойных, которое осуществляет это племя, равно как сообщение о «провидцах», к которым обращаются кыркызы для того, чтобы узнать будет ли следующий год урожайным или нет. Несомненно, именно ал-Марвази стал источником сведений о путешествии одного из представителей данного племени с целью узнать границы собственного региона проживания и о его встрече с великанами - в других ранних текстах, в частности у ал-Гардизи, этого рассказа просто нет. Стоит также отметить, что определенные, «сложные» для перевода места из «Джавам ул-хекайат» легко переводятся при соотнесении их с соответствующими разделами из «Таба’и‘ ал-хаййаван», как это было в случае с локализацией проживания кыркызов. Несмотря на то, что приведенный нами отрывок из сочинения Мухаммада ‘Ауфи является частичной компиляцией текста «Таба’и‘ ал-хаййаван» его перевод на русский язык имеет определенное научное значение. Прежде всего, перед нами наглядная демонстрация историографической преемственности в описании кочевых тюркских племен Дешт-и Кыпчака между мусульманскими памятниками XII - первой половины XIII в. Также важно понимать, что именно интересовало более поздних авторов в текстах их предшественников и на каких описаниях они сосредотачивали свое наибольшее внимание. На примере Мухаммада ‘Ауфи можно констатировать интерес поздних историков к обычаям и традициям кочевых народов, равно как и пересказ ими наиболее интересных легенд, которые были приведены их предшественниками. Несомненно, отдельное внимание заслуживают упомянутые Мухаммадом ‘Ауфи топонимы и этнонимы, часть из которых передана им с очевидными ошибками, что может свидетельствовать и его собственной невнимательности, равно как и об ошибках, допущенных переписчиками рукописного текста. Фиксация такого рода искажений ценна, с нашей точки зрения, еще и потому, что позволяет фиксировать эволюцию тех или иных топонимов и этнонимов в рамках мусульманской историографии на достаточно длительном временном промежутке.

Об авторах

Дмитрий Михайлович Тимохин

Институт востоковедения РАН

Email: horezm83@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-9093-5269

кандидат исторических наук, старший научный сотрудник, Отдел истории Востока

107031, Российская Федерация, Москва

Владимир Владимирович Тишин

Институт монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН

Автор, ответственный за переписку.
Email: tihij-511@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-7344-0996

кандидат исторических наук, старший научный сотрудник

670047, Российская Федерация, Улан-Удэ

Список литературы