Дипломатия европейских государств и революция 1830 г. в Бельгии

Полный текст

Одним из противоречивых решений Венского конгресса 1814-1815 гг., вызванное геополитическими интересами некоторых его участников, было объединение Бельгии и Голландии в единое королевство Нидерландов. Данное решение, принятое, по мнению одного из ведущих российских исследователей данного периода Н.С. Киняпиной, «вопреки здравому смыслу» [1. C. 157], привело, с одной стороны, к активному промышленному развитию нового государства [2. C. 207], но, с другой стороны, существенно ущемляло политические, экономические, языковые и религиозные права бельгийского населения. Проводимая королем Нидерландов Вильгельмом I с начала 1820-х гг. политика способствовала росту национально-освободительных настроений среди бельгийцев и сплочению представителей разных сословий за свободу от Голландии. Июльская революция 1830 г. во Франции была не первым и не единственным вызовом и кризисом сложившейся в 1815 г. Венской системы международных отношений. Но именно «французские события в огромной степени ускорили взрыв революции в Бельгии» [3. C. 199] и подтолкнули бельгийцев к активным действиям. Начало революционных событий в Бельгии связано с 24 августа 1830 г., когда в столице Бельгии было запланировано празднование дня рождения короля Вильгельма I. Именно в этот день на улицах города появились обращения к населению, содержащие следующие слова: «Понедельник - 23 августа - фейерверк, вторник - 24-го - иллюминация, среда - 25-го - революция» [4. C. 61]. И уже на следующий день, 25 августа 1830 г., практически через месяц после событий во Франции, в Брюсселе началось вооруженное восстание, события которого развивались так стремительно, что «среди властей царили растерянность и страх» [4. C. 66]. В результате неудачного для Вильгельма I противостояния с бельгийцами он был вынужден обратиться за помощью к России, Австрии, Пруссии и Великобритании. Реакция европейских государств была незамедлительной, но не единой. Россия, прежде всего в лице императора Николая I, однозначно осудила эти события и высказалась за поддержку короля Вильгельма I. На столь категоричную позицию Петербурга влияли факторы как международного, так и личного характера. Россия, будучи одним из инициаторов создания Венской системы международных отношений, выступала за соблюдение статус-кво на европейском континенте, поэтому рассматривала принцип военного вмешательства как законный и необходимый для сохранения мира в Европе. В дополнение к первой и, конечно, основной причине поддержать короля Нидерландов у Николая I была и причина личного характера. Дело в том, что сестра Николая I Анна Павловна была замужем за старшим сыном Вильгельма I Виллем Оранским, то есть за наследным принцем [5. C. 40]. К тому же Россию и Нидерланды связывали и финансовые отношения [6. C. 287]. Безусловно, всё это определяло «исключительно проголландский характер» [7. C. 82] российской дипломатии в тот период. При этом в современной российской историографии существует мнение, что Бельгия не представляла для России «жизненно важных интересов» [8. C. 212]. В.В. Дегоев придерживается мнения, что Николай I не был «настолько глуп, ортодоксален и самоуверен, чтобы броситься очертя голову на защиту легитимных прав нидерландского короля» [8. C. 213]. Но многие факты, наоборот, демонстрируют как озабоченность российского руководства происходившими в Бельгии событиями, так и желание принять активное участие в решении бельгийского вопроса. С первых дней революции в Бельгии Николай I получал подробные отчеты о развитии событий от своих представителей в Нидерландах князя Николая Дмитриевича Гурьева и князя Федора Александровича Голицына. И эти сообщения, характеризующие восставших бельгийцев как «сумасбродных и преступных элементов», как «сборище негодяев и бандитов» [7. C. 80], только утверждали российского императора во мнении о необходимости оказания военной помощи нидерландскому королю. Секретарь русского посольства в Нидерландах Ф.А. Голицын в своей депеше русскому послу в Лондоне Х.А. Ливену 7 сентября (26 августа) 1830 г., на второй день волнений в Брюсселе, сообщал: «События, разыгрывающиеся в Бельгии, с каждым днем приобретают все более серьезный характер. Мятежный дух не только проник почти во все южные провинции, но даже перешел через прусские границы; серьезные беспорядки имели место в Ахене и в Кельне» [3. C. 208]. Министр иностранных дел Нидерландов Верстольк де Селен в депеше своему поверенному в делах в Санкт-Петербурге О’Сюлливану де Грассу от 7 сентября 1830 г. сообщал о намерениях нидерландской стороны провести в Гааге переговоры с участием стран «соучредителей» Нидерландского королевства и Франции с целью предоставить Бельгии автономию. И судя по содержанию депеши вице-канцлера России К.В. Нессельроде посланнику в Гааге Н.Д. Гурьеву от 21 сентября (3 октября) 1830 г. российская сторона, расценивая бельгийские события как «пагубные», поддерживала данный план Нидерландов [9. C. 97]. Нессельроде указал в тексте депеши, что Николай I «считает необходимым воздать должное благоразумию короля, побудившему его заранее ничего не предрешать в деле, столь тесно связанном с общими соглашениями, не посоветовавшись со своими союзниками» [9. C. 96]. Также Н.Д. Гурьеву давались рекомендации при решении вопроса по определению административного деления Бельгии и Голландии «действовать в согласии с британским послом в Гааге» [9. C. 98]. Намерение России на первом этапе бельгийской революции добиться «добровольного согласия голландского короля для устроения бельгийского государства» разделяла и Австрия [10. C. 430]. При этом, рассматривая события в Бельгии как угрозу сохранения Венской системы, Николай I начал вести переговоры с Австрией и Пруссией о совместных военных действия и параллельно с этим отдал приказ о подготовке к выступлению 1-й армии и армии Царства Польского [11. C. 27]. Был даже назначен главнокомандующий царской армией - фельдмаршал Иван Иванович Дибич. О подготовке к военной интервенции Николай I в октябре 1830 г. писал и своему брату, великому князю Константину, правда, проводить мобилизацию он советовал «не вызывая подозрений как у противников, так и у союзников» [12. C. 201]. В случае если французы войдут в Бельгию, российский император готов был отправить туда 150-тысячное войско [9. C. 103]. Но состояние армии, ухудшившееся на фоне эпидемии холеры, привело к переносу запланированного похода на 1 января 1831 г. [11. C. 28]. А начавшееся в ноябре 1830 г. восстание в Царстве Польском переключило внимание Николая I с бельгийских событий на внутриполитический конфликт, исходивший из западных владений страны. Николай I вынужден был отказаться от военного вмешательства в бельгийскую революцию и присоединиться к мнению прежде всего Англии о необходимости принятия коллективного решения по бельгийскому вопросу и исключительно мирным дипломатическим путем. На основе чего можно даже считать, что «Польша спасла бельгийскую революцию» [8. C. 213]. Но события в Царстве Польском негативно повлияли и на без того сложные отношения между Россией и Францией [13]. И характер этих отношений только усугубился на фоне дальнейших событий в Бельгии. Противоположной от российской была позиция Франции на разворачивающиеся события в Бельгии. Стоит отметить, что еще за год до революции в Бельгии глава французского правительства Ж. Полиньяк разработал так называемый «Большой проект» по изменению решений Венского конгресса, одним из пунктов которого рассматривалось увеличение территории Франции как раз за счет присоединения к ней Бельгии [14. C. 75]. Понятно, что такой «химерический» план, пусть даже одобренный французским королем Карлом X, был обречен на провал [14. C. 76]. Но именно Франция была той европейской страной, которая сочувствовала бельгийцам, и «король баррикад» Луи Филипп придерживался принципа невмешательства в данном вопросе. При этом помощь бельгийцам была не только на словах, но и на деле. Так, из Франции в Бельгию направлялась помощь и деньгами, и оружием, и людьми. 30 июля 1830 г. в Париже было даже создано «Общество друзей народа», направившее на помощь бельгийцам батальон добровольцев [3. C. 201]. Возможность присоединить Бельгию к Франции подкреплялась тем фактом, что существовали «профранцузские симпатии бельгийцев и пробельгийские настроения французов» [8. C. 212]. О «французском следе» в бельгийских событиях писал и российский фельдмаршал И.И. Дибич, предполагая «покушение Франции на Бельгию» [6. C. 287]. Вторила ему и супруга посла России в Великобритании Х.А. Ливена княгиня Дарья Христофоровна Ливен в своем письме к британскому премьер-министру лорду Грею 25 августа 1830 г. характеризует бельгийцев как «негодяев», которые «обращают свои взоры к Франции» [15. C. 84]. И опасения эти были не напрасны, потому что во Франции в ноябре 1830 г. министром иностранных дел маршалом О.-Ф. Себастьяни был разработан план о разделе Бельгии между Нидерландами, Францией и Пруссией, а также «вознаграждении» Англии передачей ей Антверпена [14. C. 71]. Французские левые либералы и демократы, представляя группу Движение, активно поддерживали этот план, обращаясь с трибуны палаты депутатов к правительству с требованием немедленно занять Бельгию [16. C. 74]. Но консервативно настроенная часть французских политиков была против помощи бельгийцам, считая революционные события их внутренними проблемами [17. C. 17]. Информация о роли Франции в бельгийской революции поступала весьма противоречивой и в российский МИД, что в определенной степени искажало картину происходящих событий для российской стороны. Так в депеше нидерландского министра иностранных дел барона Вертольк де Селена была сформулирована концепция внутренних причин революции. Он писал К.В. Нессельроде о том, что французское правительство «не причастно к беспорядкам; нет никаких оснований полагать, что это восстание вызвано каким-либо заговором в Париже» [3. C. 208]. По информации В. де Селена, и один из лидеров бельгийской революции Поттер «пытался что-то предпринять в этом направлении», и «бельгийские мятежники несколько раз обращались за помощью к гражданским и военным властям Северного департамента, но каждый раз наталкивались на отказ» [3. C. 208]. Схожие по тональности и обеспокоенности ноты звучали со страниц депеши Н.Д. Гурьева министру иностранных дел Нессельроде от 11 (23) сентября 1830 г., который писал о событиях в Бельгии как о народном бунте, возникшем «иностранного влияния … руководимого сумасбродными и преступными элементами, имеющимися в стране» [3. C. 212]. Правда, позже Н.Д. Гурьев по сути высказал идею иностранного заговора против целостности Нидерландов. В очередной депеше от 16 (28 сентября) 1830 г. к К.В. Нессельроде он писал о том, что «восстание вызвано и поддерживается революционной партией во Франции, которая стремится к тому, чтобы, овладеть Бельгией, ввергнуть государство во всеобщий беспорядок». Рассматривая Бельгию как жертву французского заговора, Гурьев утверждал, что «ни одни уважаемый бельгиец не причастен к восстанию» [3. C. 215]. Многочисленные обвинения Франции в поддержке бельгийской революции заставили Луи Филиппа отмежеваться от участия Франции в делах Бельгии. Да и сам король Луи Филипп понимал, что французская помощь бельгийцам на государственном уровне приведет как к ухудшению внутренней обстановки в стране, так и дестабилизирует международную обстановку [16. C. 72]. Тем не менее, французская сторона была не прочь усилить свои позиции в Бельгии. Отстаивание интересов в Бельгии должно было укрепить позиции Орлеанской династии. В подтверждение занятой Францией позиции глава правительства Л. Моле заявил: «Франция не может допустить, чтобы иностранные войска вступили в Бельгию для подавления восстания, и что всякое вооруженное вмешательство заставит Францию объявить войну вмешавшемуся» [16. C. 72]. Российская империя, планируя путем военной интервенции помочь нидерландскому королю подавить восстание в Бельгии, искренне рассчитывала на помощь и поддержку Пруссии и Австрии как своих партнеров по Священному Союзу. Однако, несмотря на первоначальные обещания, ни Берлин, ни Вена оказались не готовыми действовать решительно. Пруссия опасалась, что помощь Бельгии приведет к войне с Францией, которую поддержит Англия. Австрия, с одной стороны, вынуждена была защищать единство своей империи, поэтому готова была оказать Нидерландам только «моральную поддержку» [3. C. 203]. А с другой стороны, Австрия стремилась во что бы то ни стало разрушить союзнические отношения России с Францией [18. C. 157-158], укрепившиеся, по мнению венского двора, после подписания Лондонского протокола 1830 г. о независимости Греции Англией, Россией и Францией. К тому же Пруссия и Австрия отказались помогать Нидерландам без участия Англии. Британский кабинет уделял большое внимание событиям в Бельгии и опасался усиления роли Франции на континенте, несмотря даже на то, что именно Великобритания была той единственной страной, которая на момент начала бельгийских событий признала новые власти Франции. Лондон опасался не только присоединения Бельгии к Франции, но и усиления влияния Франции на Бельгию в случае ее успешного отделения от Нидерландов. В этом вопросе мнение Великобритании совпадало с опасениями русского правительства, желавшего восстановления легитимной власти из-за опасений, что дальнейшее развитие бельгийской революции усилит роль Франции. Но и позицию России о военном вмешательстве в данный конфликт британское правительство не поддерживало, несмотря на официальное обращение из Гааги с просьбой о помощи, адресованное главным европейским кабинетам, включая даже Францию. Также Англия не могла поддержать военную интервенцию из-за сочувственного отношения английского общественного мнения к освободительной борьбе бельгийского народа, что окончательно склонило правительство герцога Веллингтона занять позицию, враждебную планам интервенции против Бельгии. В свою очередь, голландское правительство из-за того, что оказалось не в силах самостоятельно подавить волнения в бельгийской части своего государства и обратилось к европейским дворам с просьбой об иностранной интервенции, также полагало возможным начало европейской войны с Францией. Так, в конце октября 1830 г. в письме к К.В. Нессельроде представитель Нидерландов в России О’Сюлливан де Грасс, подчеркивая настоятельную необходимость иностранной интервенции, отметил «неизбежность войны с Францией». При этом автор указал, что подобная позиция будет прежде всего невыгодна самой Франции, потому что война с Англией приведет к гибели ее торговли и уничтожению алжирской армии [3. C. 229]. Желая действовать сообща, Англия поддержала инициативу Луи Филиппа созвать конференцию для решения бельгийского вопроса. Конференция начала свою работу 4 ноября 1830 г. в Лондоне при участии Великобритании, России, Австрии, Пруссии и Франции. В результате дискуссий о судьбе Бельгии на конференции в Лондоне, явившейся первой «конференцией послов» XIX в. [19. C. 114], 20 декабря 1830 г. была признана независимость Бельгии, провозглашенная Национальным конгрессом Бельгии еще в середине ноября 1830 г. [12. C. 201]. 20 января 1831 г. участники утвердили и международный статус нового государства, заключавшийся в его «вечном нейтралитете» [12. C. 201]. В дальнейшем предметом для совместных обсуждений стали такие вопросы, как кандидатура короля Бельгии, разграничение территории между Голландией и Бельгией и ряд финансовых вопросов, активно обсуждавшиеся на продолжавшейся практически весь 1831 г. Лондонской конференции. Таким образом, можно считать, что между лагерями европейских стран, представленных Англией и Францией с одной стороны и Россией, Австрией и Пруссией - с другой, удалось добиться компромисса по бельгийскому вопросу. Дипломатического успеха добились прежде всего Англия и Франция, следствием чего и стало сближение Франции с Англией на фоне ухудшения русско-французских отношений. Бесспорно, что итоги Лондонской конференции по бельгийскому вопросу имели положительное значение для Франции. Создание независимого бельгийского государства, придерживающегося профранцузской ориентации, укрепляло международные позиции Июльской монархии. Этого успеха французская дипломатия достигла ценой значительных уступок: отказалась от присоединения Бельгии, от пересмотра границ, установленных в 1815 г., и даже согласилась, чтобы королем Бельгии стал ставленник Англии, принц Саксен-Кобургский. Благодаря бельгийской революции Франция смогла усилить свои позиции в Европе, обезопасить новый политический режим от европейских монархий. Активное участие в решении судьбы Бельгии стало успехом и для английской дипломатии. Действуя как миротворец, глава британского правительства лорд Пальмерстон преследовал прагматические цели для своей страны. Но эти цели отчасти отвечали и задачам Венской системы в целом, одним из принципов которой было поддержание мира в Европе. Для российской стороны бельгийская революция означала начало еще одной европейской революции, которую необходимо было «давить в зародыше». Но осознав, что интервенция против Бельгии не состоится, и оказавшись практически в изоляции, Россия согласилась с признанием нового государства. Правда, Николай I «долго не мог простить бельгийцам их революционного своеволия», из-за чего и дипломатические контакты с Бельгией были установлены только в 1852 г. Решение бельгийского вопроса дипломатическим, компромиссным и благоприятным путем для самих бельгийцев хотя и привело к частичному отказу от принципов, заложенных в основу Венской системы международных отношений, но не разрушило саму систему и сохранило шаткий мир в Европе.

Об авторах

Оксана Витальевна Жидкова

Российский университет дружбы народов

Email: jidkova.ov@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-2679-9861

кандидат исторических наук, ассистент кафедры всеобщей истории

117198, Российская Федерация, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6

Елена Анатольевна Попова

Российский университет дружбы народов

Автор, ответственный за переписку.
Email: e-popova@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-3754-3581

кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории

117198, Российская Федерация, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6

Список литературы