Этнолукизм как фактор в отношении римлян к германцам

Полный текст

Введение Одним из видов дискриминации в современном мире является лукизм (от англ. «внешний вид»). Имеется в виду дискриминация по внешности, предполагающая четкую фиксацию как положительных, так и отрицательных стереотипов, предрассудков и выбора поведения по отношению к разным людям в зависимости от их внешности и от того, отвечает она культурно-социальным представлениям и нормам данного общества или нет [5. С. 99]. В любом обществе и в любую эпоху внешняя привлекательность обычно ассоциируется с положительными вещами, в то время как отталкивающие черты - напротив, с негативными. Во времена Поздней Античности и Раннего Средневековья сформировалась традиция, в соответствии с которой писатели изображали правителей, руководствуясь наличием или, напротив, отсутствием у них легитимности, по принципу, который М.А. Бойцов сформулировал так: «человек, избранный судьбой для правления, - красив, узурпатор - уродлив» [3. С. 51]. Эта традиция прижилась и в византийской литературе. Таким образом, лукизм - как позитивный, так и негативный - является примитивной формой социального взаимодействия человека с другими людьми. Точнее, «позитивный лукизм - это предоставление бонусов, каких-либо преимуществ на основе оценки привлекательности внешнего облика Другого, а негативный лукизм - наоборот, проявление дискриминационного (ограничивающего, лишающего) поведения по отношению к Другому на основе оценки его внешнего облика» [5. С. 101]. Применительно к античным реалиям нас будет интересовать не лукизм вообще, а конкретно этнолукизм, обусловленный соответствием или, напротив, несоответствием реального облика представителей того или иного этноса сложившимся этническим стереотипам и предрассудкам. На наш взгляд, в обыденном восприятии греков и римлян все варвары одного этнического происхождения - скифы или фракийцы, геты или германцы - были, что называется, «на одно лицо». «Восприятие в данном случае будет зависеть от образа „чужого‟, сложившегося в общественном сознании на данный момент, подкреплено собственным опытом и установками на толерантность» [2. С. 187]. Этот эффект специалисты называют кросс-расовым [см.: 6]. Итак, в поле этнической дискриминации неизбежно возникает этнолукизм как повседневная дискриминационная практика [4. С. 82]. Этнолукизм возник в незапамятные времена, в этой статье пойдет речь о той неоднозначной роли, которую он сыграл в восприятии римлянами германцев. Римляне и германцы Какова история вопроса? В конце II в. до н.э. римлянам пришлось иметь дело с нашествием германцев (кимвров и тевтонов), которых они до поры, до времени практически не отличали от галлов (Sall. Jug. 114. 1; Hist. III. 96; Strab. VII. 1. 2) [см.: 23. S. 68]. По-видимому, даже Посидоний их не различал [см.: 26. P. 259, n. 56. О Посидонии и его вкладе в римскую этнографическую традицию см.: 30]. Цезарь первым из античных авторов четко и внятно указал на то, что галлы и германцы являются все же разными народами (“quo differant hae nationes inter sese”) (Caes. Bell. Gall. VI. 11); «германцами» для него были все варвары, обитавшие восточнее Рейна [26. P. 260 ff.]. Тем не менее, писавший в 1-й трети III в. Кассий Дион постоянно путает этнонимы, называя кельтов (т.е. галлов) германцами, а Германию - Кельтикой (Dio Cass. LIII. 12. 6; LIV. 20. 5; 25. 1). Со временем римские писатели стали дифференцировать германские племена, выделяя алеманнов, франков, бургундов, вандалов, саксов [см.: 16. P. 114]. С конца II в. до н.э. патологический страх римлян перед галлами (metus Gallicus) [см.: 8; 9; 10; 11; 12] был отягощен еще и страхом перед «яростью германцев» (furor Teutonicus) [см.: 21. О Германии и германцах в представлении античных авторов см.: 20. P. 427 ff.; 22. P. 74 ff.; 23. S. 80 ff.; 25; 27; 28. P. 94 ff.; 31; 32. S. 146 ff.]. В I в. до н.э. Италию потряс буйный разгул «шаек Спартака» (Hor. Carm. III. 14. 20), в составе которых было немало галлов и германцев (Caes. Bell. Gell. I. 40; Sall. Hist. III. 96; Liv. Per. 97; Front. Strat. II. 4. 7; 5. 34; Plut. Crass. 9; Oros. Hist. V. 24. 6). Цицерон называет последних «свирепейшими племенами» (immanissimae gentes) (Pis. 81), отмечая их дикость, многочисленность и воинственность (Prov. cons. 33. Ср.: Phil. III. 5. 5-6). Веллей Патеркул, которому довелось повоевать с германцами, довольно жестко охарактеризовал их как дикарей, «не имеющих ничего человеческого кроме голоса и тела» (II. 117. 3. Здесь и далее цит. в пер. М.Ф. Дашковой под ред. А.И. Немировского). Как писал Б. Айзек, «присоединение Галлии навсегда сделало германцев соседями Империи» [20. P. 429]. В это время (рубеж новой эры) в пограничной зоне за Рейном, где римские владения перемежались с германскими, происходило активное взаимодействие между римлянами и германцами, включая товарообмен (Dio Cass. LVI. 18. 2-3). Типичные особенности внешности германцев Говоря о германцах, античные авторы в первую очередь упоминали голубые глаза (Hor. Ep. XVI. 7; Tac. Germ. 4; Juv. XIII. 164; Plut. Mar. 11; Sidon. Ep. VIII. 9. 5). Любопытный факт: с голубоглазыми людьми на протяжении веков в массовом сознании были связаны самые разные предрассудки. Так, в 1564 г. Иван Грозный писал в «Первом послании» А.М. Курбскому: «Где же убо кто обрящет мужа правдива и зыкры очи имущи? Понеже вид твой и злолукавый твой нрав исповедует!» («Встречал ли кто-либо честного человека, у которого бы были голубые глаза? Ведь даже облик твой выдает твой коварный нрав!». Пер. Я.С. Лурье и О.В. Творогова) [13. С. 153]. Несомненно, за этой сентенцией стоит литературная традиция, скорее всего, восходящая к античным временам [13. С. 401]. Другими отличительными признаками германцев были высокий рост и крепкое телосложение (magna corpora) (Tac. Germ. 4; Agr. 11; Ann. I. 64; Plut. Mar. 11; Strab. VII. 1. 2; Jos. Bell. Jud. II. 16. 4; Flor. I. 45. 12; Veg. I. 1; Juv. VIII. 252; Manil. IV. 715-716; Sidon. Ep. VIII. 9. 5), а также светлые волосы (capilli flavi) (Mart. VI. 61. 3; Juv. XIII. 165; Strab. VII. 1. 2; Tac. Germ. 4; Agr. 11; Manil. IV. 715-716; Syn. De regno. 20). У Витрувия читаем: «…Племена, живущие на севере, бывают огромного роста, белотелы, с прямыми и русыми волосами, светлоглазы и полнокровны…» (VI. 1. 3. Пер. Ф.А. Петровского). Для римлян голубые глаза, светлые волосы и высокий рост германцев являлись, скорее всего, теми самыми триггерами, которые автоматически воскрешали в коллективном сознании современников Горация, Цезаря и Тацита давние страхи, связанные с metus Gallicus и furor Teutonicus. Яркий тому пример - разгром в Тевтобургском лесу легионов Квинтилия Вара (clades Variana, 9 г. н.э.), после которого в Риме опасались германского нашествия на Италию. Как следствие, по приказу Августа галлы и германцы были изгнаны из Вечного города (Dio Cass. LVI. 23. 4). И это притом, что никакой реальной угрозы со стороны германцев (в данном случае херусков Арминия и их союзников) ни Риму, ни Италии в тот момент не было! В дальнейшем в ходе римских военных экспедиций за Рейн осуществлялись жестокие репрессии по отношению к мирному населению; об одной такой резне сообщает Тацит (Ann. I. 51). Таковы были последствия римской паранойи в отношении германцев. Их римляне боялись не меньше, чем в свое время галлов, и тому было немало причин (Tac. Germ. 37); этот патологический страх перед северными варварами в том или ином виде существовал вплоть до окончательного распада Римской империи [см.: 18]. После clades Variana даже такие интеллектуалы, как Сенека Младший (De ira. II. 15), Иосиф Флавий (Bell. Jud. II. 16. 4), Марк Манилий (IV. 794), смотрели на германцев как на дикарей, уподобляя их хищным зверям. Парадоксально, но факт: «демонизация» германцев в античной традиции происходила параллельно с их идеализацией как «благородных дикарей» [20. P. 439]. Откровенная враждебность и затаенный страх просматриваются в следующих строках Марциала: «Марция влага, не Рейн здесь струится, германец, зачем же / Мальчику ты не даешь выпить обильной воды? / Варвар, не смей, от воды победителя прочь отстраняя / Граждан, напиться давать лишь побежденным рабам» (XI. 96. Пер. Ф.А. Петровского). Видимо, Тацит учитывал подобные настроения в римском гражданском коллективе, когда писал в своей знаменитой монографии об “imperii urgentibus fatis” именно в связи с воинственными германцами (Germ. 33). Этот пассаж в XX в. породил оживленную дискуссию [см.: 7. С. 96, прим. 9]. Э.С. Груэн считает, что в своем описании германцев Тацит отказался от позиции превосходства и стереотипов, традиционно присущих греко-римской «идеологии» в отношении варваров; по мнению исследователя, римский историк вовсе не противопоставляет германцев римлянам, характеризуя тех и других с равноудаленных позиций [17. P. 178. Ср.: 29. P. 121-122]. На наш взгляд, такой вывод далек от античных реалий. Преодолевать панический страх по отношению к германцам римлянам помогал авторитет победоносных полководцев, таких как Гай Марий и Юлий Цезарь. В жизни первого из них однажды случился эпизод, весьма показательный с точки зрения его психологического воздействия на аудиторию. В 88 г. до н.э. Марий был объявлен вне закона, бежал из Рима, но был схвачен своими преследователями в Минтурнах. Веллей Патеркул так повествует об этих злоключениях великого полководца: «Для казни его был послан государственный раб с мечом, германец. Случайно оказалось, что он был взят в плен Марием, когда тот возглавлял войну против кимвров. Узнав Мария, германец громким криком выразил свое негодование по поводу несчастья столь великого человека, отбросил меч и выбежал из тюрьмы» (II. 19. 3). Ту же сцену, только еще более беллетризованную, мы находим в Плутарховом жизнеописании Мария (Mar. 39). Таким образом, римляне как этнокультурная группа боялись германцев, однако при встрече один на один, как мы видели, даже воинственный и свирепый германец мог спасовать перед харизматичным и известным своими воинскими подвигами римлянином. что касается Цезаря, то для него германцы, если можно так выразиться, были варварами в еще большей степени, чем галлы [см.: 24. P. 87]. В «Записках о Галльской войне» он мастерски описал атмосферу страха и подавленности в римском лагере (Bell. Gall. I. 39), отметив, что римляне боялись германцев и до побед Гая Мария над кимврами и тевтонами, и до подавления восстания Спартака (ibid. 40). Результатом «духоподъемной» и пафосной (в меру) речи Цезаря, обращенной к его соратникам, стал кардинальный перелом в настроении римских военных (ibid. 41). Заключение Помимо голубых глаз, высокого роста и белокурых волос германцев отличала одежда, а именно характерные плащи. Здесь стоит отметить, что, несмотря на резко выросший уровень враждебности римлян по отношению к германцам в период Маркоманских войн (166-180 гг.), о чем наглядно свидетельствуют леденящие кровь сцены насилия, запечатленные на мраморном фризе колонны Марка Аврелия [см.: 14. P. 260-261], уже во времена Северов (рубеж II-III вв.), когда начался процесс варваризации (читай: германизации) римской армии, негативный римский стереотип, связанный с германцами, начал постепенно трансформироваться в позитивный. Яркий тому пример - эпизод с сыном и наследником Септимия Севера, свирепым и брутальным Каракаллой (211-217 гг.), получившим от современников прозвище по названию германского плаща (caracallus), который он демонстративно носил из расположения к германцам (Herod. IV. 7. 3; SHA. Car. IX. 7-8). Взяв верх над германцами на поле боя, Каракалла стал ярым германофилом (SHA. Car. V. 6). Из германцев Каракалла сформировал отряд телохранителей (Herod. IV. 13. 6; Dio Cass. LXXVIII. 6. 1). По сообщению Геродиана, «всех тамошних германцев он (Каракалла. - В.Н.) расположил к себе и вступил с ними в дружбу; кое-кого из них брал к себе в отряды и в личную свою охрану, предварительно отобрав самых бравых и цветущих. часто, сняв с себя римский плащ, он менял его на германскую одежду, и его видели в плаще с серебряным шитьем, какой носят сами германцы. Он накладывал себе светлые волосы и зачесывал их по-германски. Варвары радовались, глядя на все это, и любили его чрезвычайно» (IV. 7. 3-4. Пер. А.К. Гаврилова под ред. А.И. Доватура). Здесь необходимо отметить такой важный момент: германцы, служившие под римскими знаменами (императоры охотно брали на военную службу германцев благодаря их воинской репутации) [см.: 29. P. 129, n. 97], в глазах своих соплеменников становились «римлянами» [19. P. 59]. Так думали и они сами. К примеру, одна из латинских эпитафий гласит: “Francus ego civis, Romanus miles in armis” («Как гражданин я франк, а на военной службе я - римский воин») (пер. авт.) (CIL III. 3567). Характерно, что и римские власти уже как бы и не считали этих воинов «варварами» или, по крайней мере, четко отделяли их от тех, «настоящих» варваров, нападавших на границы Империи. Яркий тому пример - описание битвы при Аргенторате (357 г.), в которой войска цезаря Юлиана противостояли отрядам алеманнской «конфедерации» под предводительством Хнодомара. Желая поднять боевой дух в рядах «своих» германских когорт (батавов и др.), Юлиан обращается к ним с такими словами: «Вот, товарищи, настал давно желанный день, который побуждает нас всех вернуть римской державе подобающий ей блеск, смыв все прежние пятна позора. Вот они, варвары, которые в своей ярости и диком безумии отважились выступить навстречу нашей доблести на гибель себе» (Amm. Marc. XVI. 12. 31. Пер. Ю.А. Кулаковского и А.И. Сонни под ред. Л.Ю. Лукомского). Таким образом, в рамках политического единства pax Romana постепенно происходило этнокультурное сближение римлян и германцев.

Об авторах

Владимир Олегович Никишин

Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Автор, ответственный за переписку.
Email: cicero74@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-2209-5357

кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры истории древнего мира исторического факультета

119991, Россия, Москва, ул. Ленинские горы, 1

Список литературы