Структурно-содержательный и археологический анализ эпитафии Чжао Жугуа (1170-1231 гг.)

Полный текст

Погребальные эпитафии: общие сведения Погребальные эпитафии являются важным источником по социальной истории средневекового Китая. Эти источники представляют собой уникальные биографические сведения об аристократическом и служилом сословии. Их ценность заключается в детальной репрезентации действующих лиц: информации о дате рождения того или иного человека, родовой принадлежности, сведений биографического характера (история продвижения по службе, факт и время сдачи государственных экзаменов, уход в отставку и дата кончины). Все это делает возможным широкое использование эпитафий не только для изучения биографий конкретных исторических деятелей, но и для освещения масштабных социальных процессов в средневековом Китае. В китайских эпитафиях принято выделять два основных типа: Мучжи и мучжимин. Они могут отличаться друг от друга по особенностям захоронения и специфике содержания. Мучжи, в отличие от мучжимин, наносилось на специальную пластину, которая помещалась в погребение вместе с гробом. Мужчимин, в свою очередь, наносилась на надгробную стелу и возвышалась над погребением. По особенностям содержания мучжимин содержит сведения о биографии усопшего в прозе, а значимые достижения покойного воспевались в стихах. В мучжи стихотворная составляющая текста отсутствовала, а жизнь усопшего описывалась лишь в прозаической форме. В эпитафиях мучжимин объем всего текста превосходил памятники мучжи. Из-за отсутствия стихотворного компонента и лаконичности текста эпитафию Чжао Жугуа следует отнести к мужчи [3. С. 361]. В средневековом Китае существовала специализированная отрасль, преуспевавшая в профессиональном изготовлении погребальных эпитафий: как пластин и футляров, так и в составлении текстов надписей. В этой сфере были задействованы специально обученные писцы и каллиграфы, принимавшие частные заказы на создание текстов об усопшем [4. P. 30-31]. Процесс создания эпитафий был многоэтапным. Сначала родственник усопшего делал заказ на составление текста у обученного писца-литератора. Далее текст составлялся на недолговечном носителе и проходил редакцию у заказчика, затем передавался каллиграфу и «подгонялся» под соответствующие каллиграфические требования и размер камня, который заказчик был в состоянии оплатить (1) [5]. Далее текст наносился резчиком на шлифованную поверхность камня, после чего на памятник надевали специальный защитный чехол-футляр, предназначенный для защиты от эрозии. Только после этого эпитафия вместе с футляром помещалась в усыпальницу [4. P. 28]. По определению американского синолога А. Диттера, в средневековом Китае создание погребальных надписей имело две конкретные цели: фиксацию истории жизни усопшего на долговечном материале, а также атрибуцию конкретного погребения во избежание его случайного уничтожения [4. P. 31]. В ходе анализа текста подобных памятников важно осознавать, что их нельзя рассматривать в качестве полноценных биографических источников. Тексты эпитафий писались на заказ и могли преподносить фигуру усопшего в необходимом для заказчика свете: как в отрицательном, так и в положительном [4. P. 37-42]. Именно поэтому для получения более целостной картины эпитафии следует рассматривать в совокупности с письменными памятниками. В мировой синологии на средневековые китайские эпитафии как один из важных источников, дающих сведения о религиозной системе средневекового Китая, одним из первых обратил внимание голландский ученый Я.Я.М. Де Гроот (1854-1921 гг.) [6. P. 1101-1164]. Более детально они разбирались в работах Б. Босслер, Н. Такетта, А. Диттера и А. Шоттенхаммер в качестве источников по динамике социальных процессов в средневековом Китае [7; 8; 4; 9; 10]. История становления мучжимин как исторического и литературного жанра рассматривалась в монографии Т. Дэйвиса [11]. В работах М. Фонг эпитафии разбирались как археологический источник [12]. В отечественном востоковедении изучение китайских средневековых эпитафий не нашло широкого распространения. Данные памятники кратко рассматривались в коллективной монографии М.В. Крюкова, В.В. Малявина и М.В. Софронова [13. С. 191-195]. Отдельные могильные эпитафии также были предметом специальных исследований, а их текст переводился на русский язык. К таким относится надгробная надпись на могиле Елюй Чуцая 耶律楚材 (1189-1243 гг.), советника Чингисхана и Угэдэя, изучением которой занимался Н.Ц. Мункуев (1922-1985 гг.) [14]. Вторым примером может служить надгробная стела христианина Ай Сюэ 愛薛 (1227-1308 гг.), который добился высокого положения при монгольском дворе за свою исправную службу. Ее исследовал С.В. Дмитриев [15]. Археологическая характеристика эпитафии Чжао Жугуа Эпитафия Чжао Жугуа представляет собой шлифованную с лицевой стороны прямоугольную плиту длиной в 99 см, шириной в 67 см и толщиной 5 см (2). Материалом для изготовления памятника послужил известняк. Рис. 1. Эстампаж плиты Надпись была случайно обнаружена крестьянами в 1983 г. в волости Линвай, районе Датянь 大, уезде Линьхай 临海провинции Чжэцзян, деревне Линвай 岭外. В этот же год надпись была эстампирована. Факсимиле эпитафии, а также ее краткое описание были опубликованы в 10-м номере журнала «Каогу» 考古 («Археология») за 1987 г. [16] (3). Футляр эпитафии так и не был найден, равно как и не удалось обнаружить гробницу самого Чжао Жугуа (4). На поверхность камня нанесен текст интальо в виде 21 вертикального столбца общим объемом 608 иероглифов, стиль написания кайшу 楷書 («уставное письмо»). Такой объем текста вписывается в общие стандарты объема средневековых китайских эпитафий, но явно не относится к числу самых подробных (5). Соответствуя китайской модели записи текста, 21 столбец в эпитафии Чжао Жугуа неравномерно по высоте заполняет поверхность камня, оставляя значительные пробелы. Отметим, что максимальное количество иероглифов (36) зафиксировано в столбцах № 3-7, 9, 12 и 16-19. Минимальное число иероглифов (8) встречается в первых двух столбцах. Первые два столбца представляют преамбулу к остальному тексту, т.е. содержат ключевые сведения о почившем: «Прижизненное имя моего покойного отца - Жугуа, второе имя (цзы) - Бокэ,потомок императора Тайцзуна в восьмом поколении, а также…» 先君諱汝适字伯可， 太宗皇帝八世孫而…… В первом столбце представлены сведения об именах скончавшегося, а во втором - о его принадлежности к императорскому роду. Начинающий новое придаточное предложение союз эр 而, который переводится конструкцией «а также», скорее всего помещен во второй столбец, чтобы число иероглифов в первом и втором столбцах совпадало. Отметим, что дальнейшая информация о генеалогии рода Чжао Жугуа «потомок пувана Аньи в шестом поколении…» идет на уровне обычного текста без специальных отступов. Вероятно, в первую очередь надо было подчеркнуть, что Чжао Жугуа был прямым потомком императора, поэтому этот текст вынесен во второй отдельный столбец, а описание остальной генеалогии не являлось столь важным и в тексте эпитафии не выделено отдельно от основного текста. При изучении расположения текста на поверхности камня несложно заметить, что количество иероглифов в разных столбцах варьируется. Такие пропуски, именуемые тайтоу 抬頭 или тайсе 抬寫, являлись общепринятой практикой в официальных бумагах и других документах, предназначенных для чтения другими лицами. Их оставляли перед упоминанием высокопоставленного лица и в других случаях в качестве выражения уважения (6). Существовало несколько разных видов таких «пропусков», в эпитафии Чжао Жугуа встречаются два из них. В первом случае перед началом следующего столбца идет пропуск в предыдущем столбце, в последнем не заполнена нижняя часть столбца (т.е. следующий иероглиф пишется с «красной строки»). Такой отступ связан с тем, что очередной столбец, как правило, начинается с того, как Чжао Жугуа императорским двором или же самим императором/императрицей была пожалована вышестоящая должность или звание. В таком случае с упоминания императора/императрицы или императорского двора начинается следующий столбец, а предыдущий остается не заполненным до конца. Такой отступ называется пинтай 平抬. Эта практика наблюдается в 10-м столбце (столбец заканчивается перед фразой «император одарил [его] редкой милостью…» 皇帝受寶恩……), 11-м (прерывается перед фразой «[благодаря] крайней милости верхов…» 上登極恩……), 13-м (прерывается перед упоминанием «высочайшего указа»: «был … по высочайшему указу по совместительству назначен…» 被……旨兼權……) и 14-м (следующий столбец начинается с упоминания милости вдовствующей императрицы: «вдовствующая императрица Ян поздравила его с днем рождения и [одарила] милостью…» 壽明仁福慈睿皇太后慶壽恩……). Как правило, при упоминании императора/императрицы и императорского двора использовался другой тип пропуска, шуантай 雙抬, где помимо написания иероглифа с новой строки он также писался на две строчки выше остального текста. Однако использование одного или иного вида пропуска могло варьироваться и не было строго регламентировано. Например, в позднеминских историко-географических описаниях заморских земель при упоминании императора/императрицы и императорского двора также использовался пропуск пинтай [19. P. 72]. Во втором случае в эпитафии присутствуют пропуски-разрывы внутри столбцов размером в 1 иероглиф, именуемые кунтай 空抬. Таких случая два: В 8-ом столбце на месте 25-ого иероглифа: «На 6-й год (1213) занял … должность главного смотрителя продовольственного (винного) склада для снабжения армии» 六年充……行在點檢贍軍激賞酒庫所主管文字 И в 15-ом столбце на месте 20-ого иероглифа: «На 3-й месяц … был приглашен заведовать Гуаньгаоюань» 三月……召為主管官告院 Похоже, такой вид пропусков использовался при назначении Чжао Жугуа на новую должность, но в случаях, когда назначение происходило не со стороны императорского двора, а от нижестоящих инстанций (7). Такие пропуски создавались при изготовлении надписи и были сделаны намеренно, что наблюдается и в других эпитафиях. По ширине текст полностью покрывает поверхность камня, оставляя расстояние по краям. Верхний и нижний правые углы памятника, как и нижний левый, незначительно запачканы известкой, что создает трудности для чтения текста. По нашему мнению, исследуемая известняковая плита была изготовлена специально под фиксированный объем текста, который были в состоянии оплатить потомки Чжао Жугуа. Об этом свидетельствуют несколько факторов: во-первых, текст практически полностью покрывает поверхность камня по ширине, оставляя минимальное расстояние по краям, что сводило к минимуму возможность нанесения дополнительных текстов в будущем; во-вторых, на поверхности камня отсутствуют исправленные или стертые фрагменты текста, нанесенного ранее, что могло бы указывать на повторное использование ранее изготовленной стелы (8). В стоимость создания эпитафии входило не только изготовление известняковой пластины, но и футляра, обрамлявшего пластину сверху, для защиты текста от эрозии, а также возможного предотвращения осквернения имен, представлявших особую важность. По бокам на такие футляры наносились элементы декора, а по центру стилем чжуаньшу большого размера высекалось имя покойного и/или его титул [12. P. 45; 11. P. 4-5]. Но, как мы уже писали выше, футляр погребальной мучжи Чжао Жугуа так и не был обнаружен. Структурно-содержательные особенности источника Структуру текста эпитафии можно представить в виде последовательности из шести компонентов: 1) описание генеалогии рода; 2) описание биографии усопшего в ключе его карьерного роста; 3) упоминание факта похорон; 4) упоминание родственников усопшего; 5) восхваление достижений усопшего; 6) указание автора текста надписи. Обратимся к исследованию количественной оценки каждого из компонентов внутри текста источника. Таблица 1 Количественная оценка структурных компонентов в тексте № компонента Число иероглифов в компоненте (ед.) Общее число иероглифов (без паратекстов, ед.) Процент % 1 97 608 16 2 345 57 3 49 (19+30) 8 4 67 11 5 40 6 6 10 2 Помимо выделения структурных компонентов погребальной надписи авторы склонны отметить и наличие паратекста. Паратексты - это особая категория текстов, которые представляют собой совокупность дополнений и пояснений, прилагаемых к основному тексту. В качестве паратекста мы рассматриваем текст, расположенный в левом углу плиты в 21 столбце, отличный по смыслу и оформлению от основного текста. Внутри паратекста можно выделить две части: 1. Упоминание имени, титула и должности заполнившего табуированные иероглифы в тексте эпитафии (18 иероглифов): «Недостойный скорбящий Чэнь Чэнчжи 陳成之, чаофэнлан, заведующий [даосским храмом] Сяньдугуань 仙都觀 в Цзяньчанцзюнь 建昌軍, заполнил табуированные иероглифы» 忝戚朝奉郎主管建昌軍仙都觀陳成之填諱 (9); 2. Упоминание имени резчика (4 иероглифа): «Выгравировал Ван Шаоцзу» 王紹祖刊. Рис. 2. Эстампаж эпитафии. Паратексты По смыслу фразы «Недостойный скорбящий Чэнь Чэнчжи, чаофэнлан, заведующий [даосским храмом] Сяньдугуань в Цзяньчанцзюнь, заполнил табуированные иероглифы» и «Выгравировал Ван Шаоцзу» не имеют прямого отношения к основной идее текста эпитафии - описания жизни и смерти Чжао Жугуа, а носят дополнительный разъяснительный характер. По своему оформлению имя заполнившего табуированные иероглифы, Чэнчжи 成之, отделено от остального текста двумя равными по размеру пропусками: после его фамилии Чэнь 陳 и перед словами «заполнил табуированные иероглифы» 填諱. Фактически это опять же два пропуска типа кунтай, сделанных с целью показать уважение к этой персоне и его личному имени. Размер всех четырех иероглифов об авторстве гравировщика меньше размера остальных иероглифов в основном тексте и не выделен какими-либо пропусками помимо того, что он написан немного поодаль от предыдущего словосочетания. Вероятно, значимость фигуры резчика была гораздо ниже, нежели Чэнь Чэнчжи. Оба паратекста выделены нами прямоугольными областями (желтым - первый, зеленым - второй), а пропуски, выделяющие имя заполнившего табуированные иероглифы - окружностями (см. рис. 2). В китайских литературных памятниках и в погребальных надписях сохранение пространства для табуированных иероглифов с его последующим заполнением являлось распространенной практикой. Как правило, табуированными иероглифами наносилось личное имя императора, имена предков из своего рода и т.д. В рассматриваемом нами памятнике Чэнь Чэнчжи мог заполнить за Чжао Чунчжэня личное имя усопшего, а также других предков, которые перечисляются в генеалогии рода (10). Примечательной особенностью эпитафии Чжао Жугуа является и то, что в ней отсутствует имя каллиграфа, придававшего иероглифам особую форму на поверхности камня (11). Такая особенность позволяет предположить, что и в роли каллиграфа, и «автора» табуированных иероглифов мог выступать один человек - Чэнь Чэнчжи. Сведения о похоронах Чжао Жугуа Несмотря на тенденцию к детализации биографии усопшего в южносунских эпитафиях, текст погребальной надписи Чжао Жугуа нельзя назвать слишком подробным. Как уже отмечалось ранее, текст в 608 иероглифов вписывается в стандартные рамки южносунских эпитафий, но не может считаться большим и подробным. В источнике обстоятельства смерти Чжао Жугуа и его похорон описаны крайне скудно. В процентном соотношении данный компонент составляет всего 8%. Столь краткое описание похорон контрастирует с иными схожими памятниками средневекового Китая эпох Тан и Сун (12). Согласно тексту источника. …В 7-ом месяце, сославшись на болезнь, просил об отказе от службы. В [день] биншэнь 丙申 скончался (11 августа 1231 г - И.К.), прожил 62 года. В день гуйю 癸酉 10-ого месяца того же года (16 ноября 1231 г.) похоронили у склона горы Чжаоао 趙嶴в волости (деревне) Чжунхуэй 重暉, уезде Линьхай. 七月， 屬疾，乞致仕。丙申卒，享年六十有二。是年十月癸酉， 葬於臨海縣重暉鄉趙嶴山之原。 …Чунчжэнь и остальные, претерпев [такие] людские дела [как] смерть и похороны, еще не успели просить о надписи, чтобы поставить [стелу], которая скажет о благородном муже… 崇縝等忍死襄人事， 未及丐銘於立言君子…… В приведенном фрагменте представлено лишь общее указание факта смерти Чжао и его места захоронения. На момент закладки эпитафии родственники Чжао Жугуа рассчитывали получить у властей разрешение на установление погребальной стелы, которое они либо не получили (что маловероятно), либо стела была впоследствии разрушена. Примечательно, что в аналогичных китайских средневековых эпитафиях могли встречаться более предметные описания процесса погребальной церемонии, как, например, покупки места для захоронения, выбора гроба, а также более подробного описания самих похорон (13). По мнению авторов, столь краткое описание процесса похорон возможно интерпретировать двояко. Согласно первой интерпретации, родственники Чжао Жугуа по каким-то причинам не были заинтересованы в излишней детализации описания похорон, что, по каким-либо причинам, могло выставить фигуру Чжао в неблагоприятном для потомков свете. Согласно второй гипотезе для эпитафий императорских родственников эпохи Южной Сун излишняя детализация сведений о похоронах была попросту нехарактерна. Брак Чжао Жугуа Эпитафии членов царского рода содержали не только сведения о карьерном росте, но и о женитьбе или замужестве. В Китае периода эпохи Южной Сун члены императорского рода, как правило, заключали браки с представителями элиты c севера, с представителями местной элиты, либо с представителями элиты из других географических районов [21. P. 162]. В исследуемой нами мучжи присутствуют сведения о женитьбе Чжао Жугуа на представительнице рода Чэнь 陳, что позволяет отнести рассматриваемый случай к браку с представителями местной элиты. Род Чэнь обладал большим влиянием в провинции Чжэцзян. Так, из отдельной главы в разделе лечжуань 列傳 («биографии») в Сун ши 宋史 («История [империи] Сун») (цзюань 387, лечжуань 146), посвященной деду супруги Чжао Жугуа - Чэнь Лянханю 陳良翰 (1108-1172), мы узнаем о том, что последний был уроженцем г. Тайчжоу и на пике своей карьеры занимал различные высокие посты государственного уровня [22. С. 8527-8530]. Тесть Чжао Жугуа, Чэнь Гуаншоу 陳廣壽 (1148-1222), был удостоен степени цзиньши 進士 в 1172 г., согласно списку уроженцев г. Линьхай, сдавших соответствующий экзамен. Наличие высокопоставленных чиновников в роду Чэнь может указывать на его влияние в провинции Чжэцзян в конце XII-XIII вв. В таком контексте брак Чжао Жугуа и дочери Чэнь Гуаншоу, местной аристократки, можно рассматривать как часть выгодной сделки по укреплению имиджа рода Чэнь, а также укреплению позиций рода самого Чжао. Как мы отмечали ранее, предполагаемым каллиграфом текста, а также «автором» табуированных иероглифов был Чэнь Чэнчжи, вероятно, являвшийся родственником супруги Чжао Жугуа. Такое совпадение может говорить об отношении Чэня Чэнчжи к роду супруги Чжао и свидетельствовать о близких контактах. Несмотря на возможную дружескую связь, Чэнь Чэнчжи не являлся автором текста погребальной эпитафии Чжао Жугуа, что делает такой случай необычным (14). Текст исследуемого источника был составлен сыном Чжао Жугуа, Чунчжэнем. Чжао Чунчжэнь, его социальное положение и предполагаемые отношения с отцом В Китае периода Южной Сун практика составления текстов погребальных эпитафий предполагала обращение к профессиональным писцам, каллиграфам и резчикам. Не являлись исключением и случаи, когда эпитафии составлялись от имени старших сыновей усопших, как в случае с танским генералом Ван Чжучи и его сыном. Данный пример свидетельствует о том, что личное авторство погребальных текстов о своих родителях при хороших отношениях между сыном и отцом служило выражением сыновней почтительности, а при наличии конфликтов было удобным способом выставить фигуру отца в желаемом сыновьями свете, умаляя его реальные заслуги (15). Биография Чжао Чунчжэня, старшего сына Чжао Жугуа, не описывается в эпитафии, за исключением упоминания занимаемой им должности на момент составления ее текста. В конце 1231 г. Чунчжэнь являлся цуншиланом 從事郎 , чиновником 8-го ранга 29-го разряда, а также занимал должность сыху цаньцзюнь 司戶參軍 (16), главного по учету доходов и налогов области Яньчжоу 嚴州 (17). В китайском чиновничьем аппарате такой ранг, равно как и занимаемая должность, котировались достаточно низко [23. P. 535]. Иных сведений о Чжао Чунчжэне нам найти не удалось. Вероятно, его карьера не была столь успешной, как у его отца. При таких скудных сведениях составить полноценную картину взаимоотношений отца и сына достаточно трудно. Годы службы в Управлении торговых кораблей Как известно, Чжао Жугуа вошел в историю как автор Чжу фань чжи, важного историко-географического сочинения о сопредельных «варварских» территориях к югу, востоку и западу от Китая. Написание такого труда было под силу не только образованному, но и в определенной степени осведомленному человеку, имеющему доступ к специальным источникам и/или к людям, бывавшим далеко от родного края. Сам Чжао являлся именно таким человеком, поскольку занимал должность Инспектора Управления торговых кораблей (также переводится как «Управление морской торговли») (тицзюй шибосы 提舉市舶司) в Цюаньчжоу, что предполагало доступ к соответствующим документам, а также возможность общения с китайскими купцами, путешественниками или паломниками, регулярно отправляющимися за рубеж. Несмотря на столь значимый этап в биографии Чжао, его сын не стал подробно освещать эту информацию в тексте эпитафии и коротко упомянул этот период наравне с другими этапами жизни Чжао: «В 17-м году (1224 - И.К.) переведен [в титул] чаофэн дафу 朝奉大夫. В 8-м месяце [благодаря] крайней милости верхов переведен [в титул] чаосань дафу 朝散大夫. В 9-м месяце назначен на освободившуюся должность Инспектора Управления торговых кораблей в Фуцзяньлу 福建路. В 7-м месяце 1-ого года [эры правления под девизом] Баоцин 寶慶 (1225) совмещал несколько должностей в Цюаньчжоу. В 11-м месяце по совместительству ведал Наньвайцзунчжэн[сы] 南外宗正司…». 十七年，轉朝奉大夫。八月，上登極恩，轉朝散大夫。九月，除提舉福建路市舶。寶慶元年七月，兼權泉州。十一月，兼知南外宗正事。 Примечательно, что такая особенность контрастирует с текстом погребальной надписи отца Чжао Жугуа, Чжао Шаньдая 趙善待 (1138-1188), также служившего в Департаменте торговых кораблей. Сама эпитафия, похоже, была утеряна, но ее текст содержится в 17 цзюане сборника Цзечжай цзи 絜齋集 («Собрание Цзечжая») авторства известного сунского литератора Юань Се 袁夑 (1144-1224; Цзечжай - его псевдоним). В источнике говорится: «В год цзясюй [эры правления под девизом Шаосин] 紹興 (1154 - И.К.) надзирал над мастерской по изготовлению [вооружения в области] Сымин 四明, выслужил срок [полностью]. Поэтому и поселился жить там. В 1-й год [эры правления под девизом] Лунсин 隆興 (1163) [вновь] привлечен [на службу], [сдал на] степень классный цзиньши 進士第, был поочередно цзосюань цзяоланом 左宣教郎, ведал [делами] сяньчэна 縣丞[уезда] Куншань 崑山, достиг [должности управляющего] уездом Цзянъинь 江隂, был тунпанем 通判Цзичжоу 吉州, затем ведал Юэчжоу 岳州… 當紹興甲戌之嵗，監四明作院，秩滿。因寓居焉。擢隆興元年進士第，換左宣教郎，知崑山縣丞，厯江隂縣，通判吉州，遂知岳州…… В административном районе был Департамент торговых кораблей, господин по совместительству занял этот [пост]. Не бывало даже одного предмета, купленного контрабандой, и люди также не осмеливались заниматься контрабандой. Из прибывших судов из Гаоли 高麗 (Кореи - И.К.), сперва [в этом Департаменте] остановилось [лишь] одно судно. На следующий год [их остановилось] 6-7… 軍有市舶務，公兼之。未嘗私買一物， 人亦不敢干以私。髙麗之至者，初止一艘。明年六七焉…… (18). По приведенной части текста можно судить о том, что служба в Департаменте торговых кораблей представлялся важным этапом в биографии Чжао Шаньдая, поскольку эти сведения представлены более развернуто по сравнению с описанием предыдущих занимаемых должностей. Наличие таких различий в эпитафиях двух чиновников, занимавших схожие должности, приоткрывает весьма любопытное направление для дальнейших исследований чиновничьих эпитафий средневекового Китая. В таком контексте особый интерес для авторов приобретают вопросы: какие сведения о контактах с иностранцами можно почерпнуть из эпитафий? Насколько характерно отражение этих сведениях в эпитафиях как таковых? Способны ли эпитафии дополнить данные письменных источников в вопросах международных контактов средневекового Китая со своими соседями? Заключение Погребальная эпитафия Чжао Жугуа, текст которой был составлен его старшим сыном, Чжао Чунчжэнем, является одним из важных исторических источников, освещающих биографию этого значимого для истории человека. Материалом для изготовления плиты послужил известняк. Сам памятник отшлифован с одной стороны и не содержит стертых или исправленных иероглифов, что свидетельствует о первичном использовании камня. Объем всего текста составляет 630 иероглифов, что вписывается в средний диапазон текстов китайских средневековых эпитафий, но не позволяет отнести его к большим и объемным текстам. Около 57% текста источника содержит сведения о карьерном росте Чжао Жугуа, а лишь 8% о его похоронах. Супруга Чжао Жугуа являлась местной аристократкой, происходившей из рода Чэнь, имевшим немалое влияние. Вероятно, такой брак способствовал укреплению имиджа рода Чэнь, а также мог быть выгоден самому Чжао. Чэнь Чэнчжи, родственник супруги Чжао, по всей видимости, являлся каллиграфом эпитафии Чжао. В статье была предпринята попытка исследования биографии сына Чжао, Чунчжэня. Сведения, полученные из анализа дополнительных источников, скудны и не позволяют реконструировать полноценную биографию Чжао Чунчжэня. По всей видимости, его карьера была менее успешной, чем у его отца. В качестве дополнительного источника в статье рассматривалась эпитафия отца Чжао Жугуа, Чжао Шаньдая. В этом источнике годы службы в Приказе торговых судов описаны более подробно, в отличие от эпитафии Чжао Жугуа. Такие особенности побуждают авторов обратиться к более широкому кругу эпитафий людей, связанных с торговлей и поездками за границу, с целью более глубокого понимания данных источников. Эпитафия Чжао Жугуа является типичной эпитафией родственника императорского клана эпохи Южной Сун. Нетипичные детали жизни Чжао Жугуа в источнике не отмечаются никак. Это соответствует специфике средневековых китайских погребальных эпитафий и формульному характеру изложения информации, однако не способствует более глубокому пониманию некоторых эпизодов жизни Чжао Жугуа, в частности о периоде службы в Приказе торговых судов и его отношений с сыном и супругой. Приложение. Транскрипция текста эпитафии

Об авторах

Иван Алексеевич Зайцев

Институт Стран Азии и Африки МГУ им. М.В. Ломоносова

Автор, ответственный за переписку.
Email: gorniy_strannik@mail.ru

аспирант Института стран Азии и Африки

125009, Россия, г. Москва, ул. Моховая, 11

Илья Сергеевич Колнин

Институт Востоковедения Российской Академии Наук

Email: minmi98@yandex.ru

лаборант-исследователь Отдела Китая ИВ РАН; магистрант Национального Исследовательского Университета «Высшая Школа Экономики»

107031, Россия, г. Москва, ул. Рождественка, 12

Список литературы