Особенности политико-религиозного развития ойратов в середине XIV - середине XV вв

Полный текст

Введение По мнению Н. Я. Бичурина, ойратская история начинается с изгнания монголов из Китая [1. С. 24]; в целом того же мнения придерживается и Дж. Мияваки: ойраты вновь возникли на арене истории после смерти последнего императора Юань Тогон (Токуз) Темура в 1388 г. [2. Р. 40]. Падение Юань повлияло на рост политической активности ойратов, которые в конце XIV в., видимо, в значительной массе продолжали находиться в подчинении у восточных монголов, в частности у Элбек-хагана (хана), потомка Тогон Темура. Согласно монгольским хроникам Хуухай Тайу (Хутхай Тафу), один из лидеров ойратов, подданный Элбек-хана, был убит ввиду наговора на него Элзит, ханской супругой. Позже, когда выяснилось, что он был казнен напрасно, Элбек-хан в возмещение ущерба передал в управление его сыновьям Угэчи Хашиге и Батуле четыре тумена (ойратов) ([3. С. 257-258]; [4. Р. 62, note. 199]); согласно «Желтой истории», ойратов получил лишь Батула [5. С. 84]. Судя по всему, был еще третий ойратский лидер - Батуболо; «народ ойратов распался на три части», отмечается в хронике «Мин ши» [6. С. 18]. Элбек-хан вручил Батуле титул чинсанга (государственного министра) и женил на своей дочери Самур Гунджи ([7. С. 25]; [5. С. 84]). «После того, как хаган просидел на престоле шесть лет, ойратские Батула-чинсанг и Угэчи Хашига прикончили Элбэг-хагана в год змеи (1), и он стал тэнгри. Батула-чинсанг и Угэчи Хашига сначала захватили четыре тумэна ойратов и стали врагами. Говорят, так была захвачена ойратами единая держава монголов», отмечается в «Алтан тобчи» ([3. С. 258]; [4. Р. 61]). Маловероятно, чтобы хаган был убит своим зятем, скорее всего, это сделал Угэчи Хашиг, которого Элбек-хан обделил наградами; в «Шара туджи» эта ситуация уточняется: «после этого ойратский Угэчи-хасха убил хана» [5. С. 85], что случилось спустя четыре месяца после описанных выше событий (женитьбы Элбек-хана на Элзит и убийства Хутхай-тафу). Исследование проблемы После убийства Элбек-хана восточных монголов в 1400 г. возглавил его сын Гантемур, но он спустя два года был убит тем же Угэчи Хашигом. Последний с помощью Аругтая (2) занял всемонгольский трон и принял имя Гуйлинчи-хана (3), а Аругтаю был вручен титул чинсанга ([8. Р. 498]; [9. С. 147]). Недовольный таким развитием событий, Батула, бывший до того единственным чинсангом, начал войну с Гуйлинчи, которого Аругтай вскоре предал, и разбитый Гуйлинчи (Угэчи Хашиг) отправился в свои кочевья в районе Ганьсу, где вскоре скончался. Аругтай в поисках настоящего потомка-чингисида посетил чагатайский Бешбалык, откуда он привез в Монголию младшего сына Элбек-хана, Буяншира (Бунияшир, 1379-1412 гг.), провозгласив его в 1408 г. императором с правящим титулом Ользитемур (Элзей-Темур), сам же принял звание таиш (тайши - «Великий Наставник») и стал верховным военачальником. Каракорум вновь стал столицей. Батула, Батуболо и Тайпин (5) повели свои войска против нового императора и его тайша. Новый правитель династии Мин Чжу-ди (правил в 1402-1424 гг., девиз правления Юнлэ), заинтересованный в усобице между ойратами и восточными монголами, решил воспользоваться ситуацией и предоставил в том же 1408 г. императорские титулы этим трем ойратским лидерам, тем самым положив начало политике разделения и ослабления этих кочевников: Махаму - титул «шунь-нин-ван, Тайпину - сянь-и-ван, Батуболо - ань-лэ-ван (6)» ([9. С. 148]; [10. Р. 77], последний указывает на 1409 г.]). Позже, в мае 1409 г., он даровал титул «Верный мирный принц» (онг, ван) Махаму (т.е. Батуле). Прознав про это, Ользитемур в ярости в июне того же года приказал убить минского посланника и начал военную кампанию против ойратов, которая провалилась [8. Р. 499]. Вскоре Ользитемур и Аругтай рассорились, и первый отправился на запад, на свою родину - в улус Чагатая, но по дороге в 1412 г. был убит Батулой, который поставил хаганом Делбека (1395-1415 гг.), сына Ользитемура (7). Готовясь к войне с Аругтаем, Батула потребовал от минских властей военную помощь, но те не только отказали ему, но и вручили 28 июля 1413 г. титулы и подарки Аругтаю (титул «Послушного Принца» (henani van) и «правителя Каракорума» (Хар-Хорина)) и его окружению. Смысл этого приема заключался не только в желании встроить правящий слой соседних народов в иерархию китайской «табели о рангах», тем самым подчинив их себе прежде всего в политико-правовом отношении; налицо стремление минских правителей использовать классический прием divide et impera для ослабления своих сильных противников, поскольку их объединение грозило бы существованию империи. Был и внешнеполитический контекст: после смерти Туглук Тимура в 1362 г. в Могулистане начались усобицы, чем воспользовался Тимур (Тамерлан), в период 1375-1390 гг. подчинивший регион своей власти; впоследствии Могулистан стал опорным пунктом для его войск, готовившихся к войне с Китаем [11. С. 69-70]. Поход не состоялся из-за внезапной смерти Тимура в Отраре. Батула пытался наладить дружественные отношения с Нанкином, однако минский двор настороженно относился к его успехам и тем более требованиям. В «Мин шилу» имеется запись от 1413 г.: «Северный варвар Буян-Буха прибыл ко двору и сообщил: «С тех пор как ойратский Мухмуд убил своего хана, он стал очень гордым и пытается бороться со Срединным государством. Тот факт, что он шлет послов ко двору - показатель не подчинения, но алчности к золоту, шелку и вещам» (цит. по: [12. Р. 51]). В 1414 г. в битве армии ойратов против объединенной армии Аругтая и Мин (в последней воевало около 500 000 воинов) близ нынешнего Улан-Батора ойраты были разгромлены; чуть позже Делбек был убит Эсехой, сыном Угэчи Хашиги. Эсеха, в свою очередь, провозгласил себя императором и взял имя Ойрадай. Он продолжил давление на ойратов, последние отступили в южные регионы Джунгарской впадины и Могулистан, где в 1416 г. они были вновь разбиты в битве у Хами, а Батула схвачен и казнен. Вскоре Ойрадай скончался, а бессменный Аругтай в 1425 г. интронизировал императором Адая из хорчинов, потомка Хабуту-Хасара, младшего брата Чингисхана, а сам вновь стал тайш (тайши). Он подарил Адаю супругу Батулы, Самур, с ее сыном Бахаму, однако Адай вернул мальчика Аругтаю, который сделал его своим слугой и стал называть Тогоном (toghoghan - котелок), поскольку сам в свое время получил прозвание Аругтай от Батулы, для которого он собирал кизяк (arag, aruq). Его мать, Самур, вскоре упросила своего супруга Адая позволить ее сыну вернуться к ойратам [8. Р. 500]. Будучи старшим сыном Батулы, Тогон в 1417 г. наследовал его титул чинсанга и формально возглавил «Четыре Ойрата». Еще через год он, с согласия двора, наследовал титул шунь-нин-вана («Послушный и мирный правитель»), ранее врученный Минами его отцу, и проводил миролюбивую политику в отношении империи. Тогон стал готовиться к войне и укреплять тылы: он выдал замуж свою дочь Нугандашир за Бушира, правителя Хами, чьей независимости угрожали планы Адая и Аругтая, совместно с чагатаидами, возродить династию Юань; подчинил себе урянхаев; установил связи с чжурчжэнями [8. Р. 501]. Поскольку Адай не был потомком Чингисхана, и поэтому не пользовался авторитетом среди монголов, Тогон заранее подобрал ему замену - им стал Токто-Буха, старший из внуков Элзит, на которой ранее женился Элбек-хан по совету Хутхай-Тафу. Токто-Буха со своими двумя братьями проживал под опекой Батулы, и они поддержали его план. В 1437/1438 г. Тогон разбил Адая и Аругтая и направил подарки императору Мин. Поскольку он сместил не-чингисида Адая, то скоро стал популярен по всей Монголии. Однако Тогон не торопился передать престол Токто-Бухе, возможно, поскольку сам хотел стать хаганом. Ранней весной 1439 г. на церемонии поклонения в Ордосе у священных юрт, где хранился сульдэ Чингисхана, Тогон, вместо того, чтобы объявить о начале правления Токто-Бухи, стал хвалиться, что он, ойрат, не ниже его, великого Чингисхана; согласно источникам, внезапно из юрты из колчана Чингисхана вылетела стрела, и Тогон скончался от раны в спине ([13. Р. 106]; [5. С. 85]; [8. Р. 502-503]). Токто-Буха стал ханом (8), принял имя Дайсун (Тайсун) и назначил Эсэна, сына Тогона, тайши, с сохранением за ним отцовских титулов, и верховным командующим. Тайсун взял под правление только восточную часть Монголии, Эсэн же отвечал за «Четыре Ойрата». Будучи вторым человеком после хана, Эсэн стремился проводить собственную политику; так, под 1451 г. источник сообщает, что «Тогто-Буха-ван и Эсэн-тайши северных монголов и ойратов раздельно прислали ко двору лошадей (9)» [12. Р. 52]. Судя по этим данным, Эсэн уже в открытую действовал как независимый правитель. Убийство Элбек-хана, отделение ойратов от восточных монголов и их дальнейшая междоусобная борьба действительно имели принципиальнейшее значение для всех них. Д. Снис, имея в виду это же событие, отмечал, что монгольская хроника «Altan Khürdün Minggan Khegesütü» (ок. 1739 г.), описывает расхождение ойратской знати с чингисидами в конце XIV в. как отделение ойратской линии (ug ündüsün) от монгольской mongγol. «После этого политического акта ойраты описываются как отличные от монголов, хотя они продолжали быть включенными в число тех, кто говорит на монгольских языках (mongγol kheleten)» [14. Р. 171]. Нам хотелось бы выделить мнение Б. Я. Владимирцова, отметившего, что после падения Юань «“Золотой род” начал оскудевать; царевичей просто стало мало. А между тем младшие феодалы sayid’ы, вернувшись к своим “тысячам”, ставшим отоками, скоро почувствовали свою силу… Они поняли, что сами могут стать на их место [хаганов, джинонгов и тайджи - Б. К.]. Ойратские сайды оказались в особо благоприятном положении» [15. С. 442]. Среди причин он выделяет их подчинение непосредственно хагану и правление над «молодым народом [ойратов], только что перешедшим на „степь“, лучше других монгольских племен сохранившимся во время войн империи и феодальных схваток между царевичами» [15. С. 443]. По Г.И. Рамстедту, «…после изгнания монгольской династии из Китая, имя Ойрат делается все более и более известным; ойраты и дöрбöн-ойраты, «четыре ойрата», выступают в виде врагов восточных монголов, и стремления их направлены на добывание самостоятельности и независимости от “сорока” монголов» (11) [16. С. 547]. В данном случае мы видим совместное проявление тех тенденций, что были в ойратском сообществе: чтобы выйти из-под власти монгольских правителей, следовало обрести иную, отличную от монгольской (общемонгольской), идентичность, поскольку, как отмечает Д. Снис, «…быть монголом, означало, собственно, находиться под правлением борджигитов» [14. Р. 171]. Такого рода тенденции были тем более результативны, поскольку отсутствовал, или, скорее, играл минимальную роль такой важный скрепляющий фактор, как родовые отношения: в то время этнические группы были не автохтонными родственными сообществами, но политически определенными категориями, формировавшимися правителями [14. Р. 174]. Новая идентичность подразумевала наличие идеологической альтернативы. А. Бирталан пишет: «Поскольку чингисиды ослабли и к власти пришли вожди западно-монгольских племен, западные монголы нуждались в мифологическом и легендарном происхождении, чтобы сделать свое правление легитимным» ([17. Р. 79]. Такая идеологическая основа тем более была нужна, поскольку они в действительности со временем владели всей Монголией и устраивали военные набеги на соседей по всему периметру ее границ [10. Р. 78]. В поисках такой основы они обратились к буддизму. Это учение было им известно еще ранее. Косвенные свидетельства о бытовании буддизма у ойратов в рассматриваемый период можно найти, например, в «Тарих-и Рашиди», где есть сведения об упоминавшемся выше Туглук Тимуре (1329 / 1330-1363 гг.), первом правителе Могулистана (Восточного Туркестана), сыгравшем принципиальную роль в обращении местных тюркских народов в ислам. Он вырос среди ойратов; согласно источнику, «Хан [Туглук Тимур] в возрасте 16 лет был доставлен из калмаков (12) Амиром Буладжи; в возрасте 18 лет он стал ханом. В возрасте 24 лет он был обращен в ислам и умер в возрасте 34 лет. Он родился в 730 году (1329-1330 гг.)» (цит. по: [18. С. 38]). В «Тарих-и Рашиди» не говорится, какой веры придерживался Туглук Тимур, пребывая у ойратов, однако есть малоизвестная информация в источниках тибетской школы Карма Кагью, где отмечено, что Ролпэ Дорджэ (1340-1383 гг.), четвертый черношапочный Кармапа-лама, в 1363 г. получил приглашение от «правителя То-хора (13) ... чагатаидского монгола Тоглаг Темура» [19. Р. 147], но отказался посещать Могулистан, поскольку ранее хан был обращен в ислам. Данный эпизод из жизни Туглук Тимура позволяет заключить, что он был знаком с буддизмом, когда жил у ойратов (калмаков), которым буддийские положения в первой половине XIV в. были в определенной степени известны, и это был буддизм школы Карма Кагью (черношапочная). Дополнительные сведения о бытовании буддизма в других монгольских улусах (прежде всего у чагатаидов) можно обнаружить, изучая внешнюю политику династии Мин. При императоре Чжу-ди Китай стал активно интересоваться и соседями, и дальними странами. Им был задействован большой арсенал политических, экономических и иных возможностей и средств, среди которых религиозная стала одной из значимых. В минских источниках отмечается, что в 1403 г. император решил послать миссию к известному тибетскому ламе Пятому черношапочному Кармапе Чойпел Зангпо (Dharma shrī bhadra [Chos dpal bzang po], 1384-1415 гг.) [20. С. 113-115], более известному по данному ему титулу Дешин Шегпа (De bzhin gshegs pa), после того, как «был наслышан о его сверхъестественной практике Пути, когда тот бывал во дворах центрально-азиатских правителей» [21. Р. 75], под кем подразумевались, вероятно, чагатаиды. Действительно, китайский источник того периода отмечал, что Восточный Туркестан (западнее буддистов уже не было (14)) заселен мусульманами и буддистами [22. Р. 193]. Кармапа прибыл в Нанкин в конце 1406 г. и преподал буддийское учение императору; в ответ он был награжден целым рядом титулов: wan-xing-ju-zu, shi-fang-zui-sheng, yuan-jue-miao-zhi и др. Примечательно, что титулы, преподнесенные Кармапе императором, не только эксплицировали их переход от бывших сакьяских фаворитов времен Хубилая, основателя династии Юань, к кармапинским (например, титул «ринчен чогьял» (rin chen chos rgyal)), но даже превосходили их: так, вместо юаньского титула «да-юань ди-ши» (Da yuan di shi, Великий учитель Великой Юань - титул «ру-лай» (Ru Lai, санскр. Tathāgata, тиб. De bzhin gshegs pa - татхагата, «Так пошедший»). Лю Чжао отмечает, что Кармапе не был вручен титул «Учителя императора», вместо этого он стал именоваться «Тот, кто проводит буддизм в мир» (Xi tian da shan zi zai fo) [23. Р. 19], что подразумевало запрет религиозным деятелям вмешиваться в дела империи. Он же приводит и такое мнение: если Хубилай вручал сакьяскому ламе Пагбе религиозную и светскую власть над Тибетом, то император Чжу-ди указал только на религиозную сферу деятельности ламы [Ibid]. Общаясь с тибетскими буддийскими лидерами, император проявлял большой интерес к делам у монголов, поскольку сам пришел к власти во многом благодаря их военной поддержке и понимал их военный потенциал [21. Р. 74]. Ойраты были заинтересованы в развитии отношений с Мин. В первой трети XV в., вскоре после установления торга, посольства от ойратских правителей просили буддийские культовые предметы, священные книги и др. [24. Р. 187]. В 1438 г. ламы, жившие у ойратов, получили от императора монашеские одеяния. В отношении событий в 1446 г. в «Мин ши» отмечено: «Эсэн, тайши ойратов (ва-ла), сообщил, что глава его посольства, Куан-Тинг гуши Чамчен-лама, известен своим глубоким знанием учения Будды, и поэтому просит [императора] подарить [ему] ... титул, серебряную печать и монашескую одежду с золотой вышивкой. Также он просит танки с изображением Будд пяти категорий, кольца, музыкальные тарелки, барабаны, покрывала с драгоценными камнями, морские раковины и другие церемониальные инструменты» (цит. по: [25. Р. 51]). Существует запись, датируемая 1452 г., где упоминается Сангдаг-шри, другой государственный наставник Эсэна, и лама Сакуй-Темур [25. Р. 52]. Ш. Джагчид указывает, что, кроме таких высокопоставленных священнослужителей, вовлеченных в политические дела, «могли быть и другие ламы, которые не привлекались к политике, но были заняты своей святой работой как священники и проповедники Закона Будды» [Ibid]. Практически вся информация периода династии Мин о бытовании буддизма среди «северных варваров» (монгольских народов) имеет отношение только к ойратам [25. Р. 53]. Таким образом, Эсэн поклонялся Будде и высоко чтил монахов. Он не был чингисидом, поэтому в своих притязаниях на власть над монгольскими народами решил поднять значение буддизма к тому показателю, что имел место у Хубилая, когда сферой правителя были мирские дела, а ламы - духовные. Кроме получения из Пекина религиозных принадлежностей и титулов для лам, Эсэн мог также обращаться ко двору с просьбой направить к нему тибетских лам «для разъяснения буддийской доктрины» [26. Р. 53]. Вместе с тем он, вероятно, признавал сакральную власть императора. Еще в 1421 г. минский двор переехал в Пекин, и этот переезд оказал важное влияние на Степь: империя развернулась в сторону кочевников, тем самым усилив свое политическое и экономическое присутствие в этой части Центральной Азии. Пекин стал быстро превращаться в политический и экономический центр, куда стремились посланцы от всех соседних народов. Важное значение для управления «варварами» приписывалось принципу «цзими» («слабого управления варварами»), суть которого состояла в правиле «вносить смятение в сердца и тем завоевывать их» [11. С. 22]. Последующий пример является весьма характерным: Л. Шрам привел в своей работе информацию П. Пеллио, что «в период Хун-у (1368-1398 гг.) титулов «Учитель империи» и «Великий учитель империи» были удостоены лишь четыре или пять лам. Во время Юн-лэ (1403-1424 гг.) титула «Правитель закона» удостоились два ламы, два - «Будда западного рая», восемнадцать - «Куан-тинг» или «Да Гуши», или оба титула. В период Тянь-тай (1450-1456 гг.) титулы давались так часто, что мы сбились со счета» [27. Р. 17]. Весьма показательно, что массовое присвоение званий буддийским монахам началось после 1449 г., когда в битве при Ту-му, недалеко от Пекина, минские войска, несмотря на свое подавляющее численное превосходство, были наголову разбиты ойратами под командованием Эсэна [28]. Последствия были впечатляющими: более четверти из миллионной императорской армии было убито, сам император Ин-цзун попал в плен [29. Р. 416]. Пекин оказался без защиты и правителя, но, вероятно, ввиду почитания императора как Сына Неба и столицы империи как сакрального центра, Эсэн не решился на серьезный штурм, и приказал с почтением относиться к высокопоставленному пленнику. Вскоре, не добившись никаких преференций со стороны нового императора, попросту отпустил Ин-цзуна на родину без каких-либо условий. После освобождения императора, в декабре 1450 г., Эсэн получил письмо, где был упомянут длинным списком титулов: «Эсэн, главнокомандующий армией ойратов, Дархан, Тайши, Правитель Хуай, Советник Правого Секретариата» («Wala tu-tsung-ping ta-la-han t’ai-shih Huai-wang ta-t’ou-mu chung-shu yu-ch’eng-hsiang Yeh-hsien») [30. Р. 363]. В то время Срединная империя была сакральным центром не только для западных монголов, но и вообще для большинства (если не всех) соседей империи. Следует отметить, что в китайской политической практике вступление «варваров» в контакт с Китаем мыслилось как обращение к «цивилизации», что с их стороны должно было подкрепляться посылкой делегации (проявление «искренности») и подношением даров («дани») [11. С. 41]. Вместе с тем Китаем активно использовался принцип «стимул - реакция», где под «стимулом» мог подразумеваться как выезд китайского посольства к «варварам», так и приглашение правителей последних на аудиенцию к императору, что должно было реализовываться в «реакции» - ответном посольстве с подношением локальных продуктов производства. Тем самым возникала система реального или номинального вассалитета, когда приглашенные одаривались титулами, печатями и званиями за право поставлять «дань» ко двору. Г. Серрайс выделяет идею Ш. Джагчида о том, что в то время как кочевники стремились удовлетворить свои экономические нужды, основные цели Китая были политические [26. Р. 54]. Эсэн в начале 1452 г. разгромил хагана и стал называть себя хаганом Юань: «Святой, утвержденный небесами, великий хаган великой Юань» (Da yuan tyan sheng thogo han) [6. С. 25]. Минский двор, все так же опасавшийся возрождения монгольского духа, и годом ранее вручивший ему пышный титул, решил именовать его хаганом ойратов; с тех пор он перестал именоваться тайши [30. Р. 364]. В связи с такими переменами на титул «тайша» стал претендовать некий ойратский вождь (chih-yuan) Алаг, но Эсэн ему отказал, и осенью 1453 г. передал титул одному из своих сыновей, скорее всего, Амасанджи. Между Алагом и Эсэном возник конфликт, хаган отравил сыновей этого вождя, за что тот разбил войско Эсэна. Последний бежал, но был схвачен и убит. Это случилось в 1454-1455 гг. [30. Р. 365]. Со смертью Эсэна завершился важный период в истории ойратов. К тому времени существенно изменилась международная обстановка, произошли значительные перемены у соседних мусульманских народов, обусловленные, прежде всего, преобразованиями в религиозной сфере. В Восточном Туркестане начался поворот от чингисидского права к исламским установлениям еще в конце XIV в., он усиливался в течение первой половины XV в. В регионе укрепилось учение шейха Беха-ад-дина Накшбанди (1318-1389) из Бухары (школы Накшбандийа). Вместе с тем значение самой принадлежности к «Золотому роду» никогда не оспаривалось. В Самарканде после Тамерлана стал править его сын Шахрух, который, с целью утверждения себя достойным наследником и благочестивым правителем, около 813/1411 г. объявил, что отменяет монгольскую Ясу и восстанавливает шариат [31. Р. 68]. Об этом он сообщил в письме к императору Юн-лэ в 815/1412-1413 гг. Свое письмо Шахрух начал с обсуждения пророков и отмены Мухаммадом прежних законов. Далее он рассказал о завоеваниях Чингисхана, не упоминая о его религии, но заявил, что многие потомки Чингиса и их регионы стали мусульманскими. Тимур, придя к правлению, применял шариат и поддерживал правоверных. Теперь, когда трон оказался у Шахруха, исламский закон был удостоен высокой чести, а суд (яргу - yarghu (15)) и законы Чингисхана были отменены. В конце письма следовало окольное предложение: ислам должен распространиться и на земли императора [31. Р. 69]. Можно допустить, что подобные намерения были у Шахруха и в отношении ойратов. Поскольку ойраты были представлены во всех чингисидских улусах, то в их (ойратов) состав могли входить те или иные тюркские народы (роды), что, безусловно, сказалось на известном проникновении к ним ислама. Возможно, некоторая часть этого народа, например, отдельные представители чоросов, имевшие тюркское происхождение, стали мусульманами. Даже имя одного из их ойратских глав - Махаму (Махмуд) - свидетельствует об определенном присутствии ислама среди элиты ойратов (16). Вероятнее всего, ко времени его правления они в немалой степени придерживались шаманских культов, хотя буддизм также был им хорошо известен, как указано выше. Несмотря на наличие среди ойратов тибетских монахов (вероятно, принадлежащих к направлениям такой школы тибетского буддизма, как Кагью) еще в середине XIV в., поворот их к буддизму случился не ранее периода правления Эсэна, т. е. во второй трети XV в. Эта перемена была связана с целым рядом причин, которые имели и внешние, и внутренние основы: политические, экономические, идеологические. К первым следует отнести начавшееся формирование государственных образований как у ойратов (основное место пребывания - Джунгарская впадина и Западная Монголия), так и у соседних кочевых народов. Экономические причины, связанные с разрешением Минской династии начать торг лошадьми, также сыграли свою роль в «буддизации» ойратов. Согласно Й. Элверскогу, после 1449 г. Эсэн «повернулся» к буддизму и установил связь с тибетскими ламами, как то было при Юань. Таким образом, он стал первым ойратским лидером, кто провозгласил буддизм религией своего государства [32. Р. 197]. Заключение Борьба с Северной Юань (восточными монголами) требовала от ойратов обнаружения иной, отличной от восточных монголов, идентичности. Им также следовало обрести соответствующую идеологию. Первое решение было найдено в политическом объединении тех, кто был против доминирования восточных монголов в Западной Монголии, второе - в восприятии буддизма как государственной религии. Кроме того, желание ойратских лидеров обладать китайскими титулами (сами правители как тайши, представители духовенства - в рангах, предоставляемых императором) также формировало определенные стороны идентичности, которые позволяли противостоять попыткам исламизации, охватившей соседние регионы.

Об авторах

Баатр Учаевич Китинов

Автор, ответственный за переписку.
Email: histj@rudn.university

к.и.н., доцент, старший научный сотрудник, отдел истории Востока

Список литературы