Мораль и религия в контексте реляционной парадигмы: следствия для социальной идеологии

Обложка

Цитировать

Полный текст

Аннотация

Показано, что проблема источника и сущности морали наиболее удовлетворительно решается на основе метафизики платонизма. её конкретная реализация в форме фундаментальной физической теории - реляционная парадигма теоретической физики. Развит ряд следствий из трактовки морали как трансцедентной связи человека с Первопричиной бытия для религиозной философии и социальной идеологии.

Полный текст

Введение Определим нашу философскую позицию по вопросу соотношения религии и науки. Любой человек имеет модель реальности (картину мира), лежащую в основе его поведения. Формализованная модель мира содержит а) научные теории, б) набор онтологических и этических принципов, являющихся ее философским ядром[18]. Наличие критического (научного) мышления предполагает понимание следующего: А. граница между наукой и философией может сдвигаться[19], но полное замещение философии наукой невозможно в принципе: какие-то философские основания для научных теорий (аксиомы, принципы) абсолютно необходимы[20]. Поэтому задача построения полностью «научной» картины мира (идеологии) заведомо утопична. Б. Принципы, лежащие в основе любого мировоззрения, есть философские гипотезы, напрямую не проверяемые. Религия в мировоззренческом смысле[21] - философская гипотеза, объясняющая существование мира, а также человека в мире. Из этого следует, что атеизм есть также форма религии: и теизм (вера в Бога), и атеизм (вера в то, что, кроме материи, больше в универсуме нет ничего) - в равной степени есть акты веры. Как человеческие существа мы обречены на то, чтобы первичные философские установки нашего мировоззрения принимать на веру. Некритическими формами мировоззренческих убеждений являются, в частности, фидеизм (то есть догматически-буквальное понимание текстов священных книг) и «научный» атеизм[22], и здесь не обсуждаются[23]. Идеализм предполагает существование, помимо материального уровня бытия, как минимум еще одного (Платоновского мира идей, Бога), что сторонниками материализма зачастую интерпретируется как вера в чудо. Здесь мы считаем необходимым отметить, что, по нашему мнению, материализм в еще большей степени предполагает определенный сорт веры «в чудо»: веру в то, что некоторые процессы и события, у которых нет, и, вполне вероятно, никогда не будет научных моделей (то есть их объяснения), тем не менее происходили, причем исключительно по материалистическим причинам[24]. Это в частности - гипотеза «Большого взрыва»[25]; вера эволюционистов, что к превращению амебы в человека могут привести случайные сбои в генетическом коде; проблема появления сознания[26] и др. *** Ранее в [6] мы показали, что, даже если принимать существование сознания как данность, проблемы свободы воли, оснований мышления и науки, природы морали не имеют удовлетворительного решения в рамках представлений, что сознание есть производное работы мозга. Соответственно, антропологическая модель, адекватная а) современному уровню научных знаний, и б) пониманию науки как института поиска возможно более истинных знаний[27], такова: человек есть соединение материального тела и идеальной субстанции (души), одним из атрибутов которой и является сознание. Также в [6] мы пришли к выводу, что наиболее адекватной метафизической концепцией для понимания природы души является реляционная физическая парадигма, трактующая пространство и время как феномены, определяемые более фундаментальным уровнем бытия, первичным по отношению к пространству и времени (и который в первом приближении можно отождествить с миром идей Платона[28]) [7-10]. Соответственно, душа трактуется нами не как некая полевая структура, существующая, как и тело, во времени и пространстве[29], а как сущность, принадлежащая (как минимум частично) этому более фундаментальному уровню бытия, в силу чего человек имеет: а) свободу воли[30]; б) способность к интуитивному познанию - то есть непосредственному контакту с миром идей[31]; в) моральное чувство. Настоящая работа посвящена некоторым следствиям из нашей антропологической модели, а именно из нашей трактовки морального чувства. Моральное чувство, принцип Юма и реляционная парадигма Моральное чувство - диалектическая противоположность инстинкту самосохранения (эгоизму, то есть защите интересов своего тела). Это - чувство единства с какой-то системой более высокого уровня, нежели индивид (семьей, социумом, в пределе - со всем миром). В рамках реляционной парадигмы постулируется всеобщая взаимосвязь материальных систем [10. с. 25], что, по нашему мнению, означает наличие некоей единой Первопричины наблюдаемой Вселенной. В терминах платонизма это есть высшая идея: идея Единого (она же - идея Блага); в теологии такая Первопричина называется Бог. По нашему мнению, моральное чувство есть не что иное, как трансцедентная связь души человека с Первопричиной бытия. Существуют две значимые альтернативные гипотезы происхождения и сущности морали: а) моральное чувство как результат биологической эволюции (выведение человеческого альтруизма из инстинктов); б) мораль как следствие интеллектуального осознания выгод долговременного сотрудничества (формализуемое философами и религиозными реформаторами в этических нормах). (а) появление второго, альтруистического (морального) центра мотивации у человека в результате естественной биологической эволюции[32], - один из необходимых постулатов последовательного материализма. Но здесь мы имеем ту же апорию «материалистического чуда»: мы никому не запрещаем верить, что некие альтруистические инстинкты развились в собственно человеческую этику (предполагающую свободу воли как основу этического выбора), но хоть сколь-нибудь убедительных научных моделей того, как это могло произойти, не существует[33]. Собственно, отсутствуют и сколь-нибудь детальные модели как эволюционного появления инстинктивного альтруизма, так и его передачи [15. С. 343]. (б) эта позиция в сущности сводит мораль к инстинкту самосохранения: мораль в этом случае тоже производное от оного, опосредованное разумом. это, однако, противоречит принципу Юма, который фиксирует невозможность выведения этических норм из фактов: во всех попытках вывести моральные нормы из знаний о сущем неизменно присутствуют логические ошибки, а именно, переход от суждений со связкой «есть» к суждениям со связкой «должен», что логически невозможно [16. с. 53][34]. Ввиду очевидной разрушительности принципа Юма (также называемого, в том числе и за это, «гильотина Юма») для любых попыток научно-интеллектуального обоснования этики было осуществлено множество попыток поставить его под сомнение, но опровержения до сих пор никто не смог предложить [18]. Как справедливо отметил И.Т. Касавин, «„гильотина Юма“ базируется на… онтологии элеато-платоновского типа, жестко разграничивающей изменчивый мир видимости (впечатления, факты) и мир подлинных неподвижных сущностей (идеи, ценности)» [19. C. 163]. Неопровержимость принципа Юма, по нашему мнению, есть следствие реальности онтологии платонизма. Исследования нейропсихологов также свидетельствуют, что «…мозг хорошо отличает бескорыстный альтруизм от взаимовыгодных отношений» [15. c. 344], - то есть что даже на уровне психофизиологии фиксируется наличие двух качественно различных мотиваций у человека. Собственно, борьба голоса инстинкта (эгоистичной выгоды) и голоса совести (долга) известна любому по личному опыту (и является сквозным сюжетом в искусстве). Это - первичная данность нашего бытия, не сводимая и не вытекающая ни из каких интеллектуальных конструкций. Таким образом, философы (как и религиозные пророки) не создают моральные системы, а только выражают в словесной форме моральное чувство. Так как реляционная парадигма - это конкретная реализация на уровне фундаментальной физической теории метафизики платонизма, она, по нашему мнению, является наиболее адекватной основой для понимания онтологических оснований феномена морали: наличие у человека двух диалектически противоположных ценностных центров связано с двойственным бытием человека как материального, так и духовного существа (душа трансцендентна материальному миру). Соответственно, наиболее фундаментальным уровнем антропологической классификации является, по нашему мнению, то, на каком уровне бытия находится главная ценность человека (цель жизни): в материальном мире (защита интересов тела, - инстинкт самосохранения - эгоизм), - или за его пределами (защита интересов души - альтруизм). Моральное чувство и религия В рамках наших представлений, мораль и традиционные религии очевидно связаны. Однако не мораль является следствием религии, а, напротив, религии - это онтологические гипотезы, объясняющие моральное чувство. Собственно, религиозное чувство (чувство связи с Богом[35]) - просто тождественно чувству моральному. Поэтому, хотя конкретные религиозные мифы и догматы религий весьма различны, моральные заповеди мировых религий практически совпадают[36]. Причина этого в том, что заповеди есть формализация поведения, соответствующего моральному чувству (усиливающего и укрепляющего оное). Иными словами, поведение, предписываемое заповедями, может различаться в зависимости от исторического и культурного контекста, но в основе его лежит единый в своей сути импульс[37]. Теперь рассмотрим цели духовных практик в основных мировых религиях (в контексте наших представлений): индуизм. целью духовных практик (в школах веданты, йоги и др.) является осознание иллюзорности (вторичности) внешнего мира и переживание единства своего «я» с абсолютом (Брахманом, Высшей реальностью) [21; 22. С. 19]. Дзен (буддизм махаяны). «„Окончательное просветление“, когда человек целиком и полностью постигает высшую реальность, иными словами, становится одним целым с Высшей Реальностью» [22. С. 47]. «Многим людям сама идея стать (!) космической реальностью должна показаться нелепой или смешной. Как это мы можем стать вселенной?! А это действительно является целью буддизма [махаяны и ваджраяны]…» [22. С. 138]. Буддисты тхеравады, как правило, избегают метафизических построений. Однако в этой школе четко формулируется прямая связь между успешностью медитации и соблюдением моральных норм. Если считать, что психофизическая практика медитации направлена на установление контакта с Высшей реальностью, связь медитации и морали очевидна (у них тогда в сущности одна цель). Христианство (ислам, иудаизм). Цель, сформулированная в 1-й заповеди, - усиление в душе любви к Богу (то есть единства с Высшей реальностью). При этом утверждается практическая тождественность любви к Богу и к людям[38]. Таким образом, в качестве смысла жизни человека все мировые религии указывают усиление связи с Творцом (в пределе - слияние с Ним), - то есть усиление морального (религиозного) чувства. Как писал М. Ганди: «...религия и мораль синонимичны» [23. с. 166]. В социальном плане это - переход от инстинктивно-животной мотивации к моральной. Соответственно, социальный смысл религии - это защита морали в социуме[39]. В завершение этого раздела сделаем важное замечание: из нашего понимания первичности морального (религиозного) чувства по отношению к ритуалам и догматам следует, что обсуждавшийся выше переход от инстинктивно-животной мотивации к моральной (обретение веры) определяется не интеллектуальным признанием бытия Бога (и/или каких-то конкретных догматов) и не участием в религиозных обрядах, а изменением главной жизненной ценности: переносом смысла жизни из материального мира в трансцендентный[40]. Если человек интеллектуально признает бытие Бога, но смыслом жизни считает удовлетворение инстинктов, религию он будет понимать как средство исполнить свои эгоистические желания: молитва будет сортом магии. Возможна и обратная картина: моральный атеист по сути имеет связь с Первопричиной (даже если интеллектуально это отрицает). Иными словами, наши главные ценности - это чувства, а не мысли, и находятся в душе (подсознании), а не в сознании. Моральное чувство и социальные идеологии Социальную идеологию мы определим как часть метафизической модели мира: это совокупность представлений о социуме и человеке (как элементе социума). Также мы согласны, что «основные известные идеологии содержат в себе лишь две базовые компоненты: коллективную и индивидуальную (коммунизм и либерализм)» [25]. В идеологическом плане историю последних 200 лет можно представить как борьбу двух больших идеологических проектов: либерального и социалистического (коллективистского, коммунистического)[41]. По нашему мнению, основные черты социальной идеологии определяются основными ценностями их носителей; существование именно двух основных типов идеологий есть следствие двух (и только двух) принципиально отличающихся целей жизни человека: А) физическое существование своего тела как высшая ценность, то есть приоритет в мотивации инстинкта самосохранения (эгоизм; стремление к потреблению, в том числе демонстративному; к превосходству, - то есть к победе в конкуренции); Б) наличие ценностей, превышающих по значимости собственное физическое существование (в религиозной традиции: защита интересов души); в социальном плане это коллективизм (моральное чувство, то есть защита целостности и единства; альтруизм). это предполагает два принципиально различных типа отношений к другим людям: либо отношения конкуренции (взгляд на других людей как на средства для реализации своих целей и вытекающее из этого стремление к эксплуатации, неравноценному перераспределению и др.), либо отношения кооперации (социальное единство, стремление к справедливости, - и вытекающее из этого стремление к реализации целей через творчество, то есть создание нового)[42]. Иными словами, основной конфликт в социуме - отражение основного конфликта внутри любого человека (между животными инстинктами и моральным чувством). Соответственно, (А) предполагает антропологическую модель - homo oeconomicus («эгоист, склонный к оппортунизму»: смысл жизни определяется инстинктом самосохранения[43]), и социальную идеологию, имеющую в своей основе именно такую антропологическую модель - либерализм (в социально-экономическом аспекте - капитализм). (Б) предполагает антропологическую модель - дуализм души и тела, соответствующая социальная идеология - социализм. Эта наша схема противоречит распространенному (марксистскому) пониманию социализма (в частности постулируемой в марксизме связи социалистической идеологии и атеизма). Поясним нашу позицию и начнем с определений. Мы считаем неудачным определение «социализма» и «капитализма» через экономические категории (рынок, план, частная/общественная собственность)[44], ибо это есть смешение цели и средств: «…действительная цель социализма состоит именно в том, чтобы преодолеть „грабительскую фазу“ в развитии человечества и пойти вперед» [27]. Наши определения: капитализм - общество, где прямое физическое насилие запрещено (и существуют эффективные институты его подавления): «право сильного» (в непосредственном, физическом аспекте) перестает признаваться как естественное[45]. Однако при капитализме легитимировано насилие экономическое[46]. Социализм - общество, где отсутствуют (системно подавляются) любые формы эксплуатации[47]. В рамках нашего подхода фундаментальная разница между социализмом и капитализмом заключается в роли государства: при капитализме государство должно защищать индивида только от физического насилия, а при социализме - также и от экономического (от эксплуатации)[48]. Деятели Великой Французской революции, вероятно, искренне предполагали, что с отменой сословий в обществе установится гармония и справедливость. Однако уже в первой половине ХIХ века стало понятно, что правовая свобода без свободы экономической - фикция[49]. Весь ХIХ век идет теоретический поиск моделей действительно справедливого общества, которое и получило название «социализм». В конкуренции довольно большого количества альтернативных проектов социалистической идеологии [33] к началу века двадцатого побеждает марксизм. Марксизм становится и официальной идеологией большей части появившихся в ХХ веке социалистических государств[50]; значимая часть интеллигенции в странах Запада также симпатизирует социалистическим идеям; в 1930-1960-е годы в большинстве стран Запада проходят кейнсианские реформы (что, по сути, явилось формой социалистической трансформации экономики [34. С. 65-73]). Однако в 70-х годах ХХ века происходит неолиберальная идеологическая (а затем и социально-экономическая) контрреволюция: сначала на Западе, а затем и в странах социализма (которые в 1990-е годы в своем большинстве становятся бывшими странами социализма). поражение СССР в Холодной войне и последовавший за этим распад мировой системы социализма мы не предполагаем сводить к только лишь к идеологическому поражению марксизма, однако таковое очевидно имело место. И понимание причин этого - вопрос огромной важности для преодоления идеологического вакуума начала XXI века[51]. То огромное влияние, которое идеология марксизма приобрела во второй половине ХIX - первой половине XX века, связано, по нашему мнению, с ее гуманистическим посылом: конечной целью Маркса (особенно ясно это формулировалось в его ранних работах) было освобождение человека от рабства инстинкта самосохранения (алчности). Этический призыв к борьбе с эксплуатацией (интуитивно ощущаемый как истинный) дал ощущение истинности и всему учению Маркса, что привело к чувству исторической правоты у носителей марксизма. Однако материализм К. Маркса необходимо привел его к материалистическому пониманию истории: постулату о первичности в обществе экономических отношений по отношению к любым иным, в том числе к идее зависимости морали от «…данного экономического положения общества» в формулировке Ф. Энгельса [36][52]. в качестве необходимых и достаточных средств для освобождения человека от рабства инстинктов (животной сущности) были предложены увеличение материального изобилия и ликвидация частной собственности на средства производства, что должно было бы автоматически привести к альтруизму в обществе как общей моральной норме. Поэтому Маркс считал вопросы морали второстепенными и не заслуживающими каких-то специальных исследований и/или усилий: «…коммунисты вообще не проповедуют никакой морали» [37]. История показала неадекватность этой антропологической модели: казалось бы, обобществление средств производства в СССР должно было автоматически привести к появлению «нового человека» (социально-экономическая база для эксплуатации исчезла), однако в реальности во второй половине ХХ века значительная часть элиты СССР стали сторонниками общества конкурентного. С точки зрения предлагаемой нами антропологической модели, главный системный изъян марксизма в том, что основания для альтруизма ищутся там, где их нет: в материальном мире. Это неявное (для материалистов) метафизическое противоречие оказалось для марксистской идеологии разрушительным. Материалистическая метафизика очевидно лежит в основе и марксистского воинствующего атеизма. Однако понимание социализма как общества без эксплуатации и даже понимание социализма как плановой экономики с преимущественно общественной собственностью никаким религиозным канонам не противоречит. Более того, если вынести за скобки мистический аспект религий, то социальная роль религии, как уже отмечено выше - это защита морали и интересов социума в целом: «Искать полезного для общества - вот правило совершеннейшего христианства, вот точное его назначение… постишься ли ты, спишь ли на земле, изнуряешь ли себя, но если ты не печешься о ближнем, то не делаешь ничего важного, и при всем том еще далеко отстоишь от образца» [38]. Иными словами, социальные цели религии и социализма совпадают[53]. Заключение 1. Споры о ценностях считаются непродуктивными. Однако вполне осмыслена экспликация оснований той или иной системы ценностей. В рамках нашей метафизической трактовки морали ценностный выбор между эгоизмом и альтруизмом - это выбор, на каком уровне бытия находится главная ценность человека (цель жизни): в материальном мире (защита интересов тела) или за его пределами (защита интересов души). Соответственно, мы приходим к тезису Сократа: нарушение требований морального чувства (норм морали) есть следствие невежества. Но это невежество особого сорта: непонимание того, что вечная часть нашей личности важнее интересов тела (которое обречено умереть)[54]. 2. В плане социальной идеологии из трансцендентной природы морального чувства следует, что надежды на то, что «ход истории», «естественный прогресс экономики» и др. сами по себе создадут в конце концов гармоничное общество, в сущности, утопичны. эксплуатация (то есть насилие экономическое), так же как и насилие физическое, имеет своим изначальным источником этический выбор человека. Экономические, социальные и политические институты - это инструменты для реализации эксплуатации, а не первопричина оной. Поэтому вопросы о причине и возможности элиминации эксплуатации - это вопросы о человеческих ценностях [29]. Из этого следует вполне практический вывод для сторонников социализма: вопросы общественной морали нельзя, вслед за Марксом, откладывать «на потом»: это главная часть борьбы идеологий в истории человечества[55]. 3. выбор «капитализм» vs «социализм» - это, с одной стороны, следствие индивидуального ценностного выбора. Если некто полагает смыслом жизни максимальное (и демонстративное) потребление, очевидно, его выбором будет конкурентное общество с возможностью эксплуатации. С другой стороны, это следствие трактовки понятия общественного прогресса. мы считаем, что прогресс в истории человечества: а) действительно есть; б) имеет два аспекта, не сводимых один к другому (и могущих идти даже в противоположных направлениях): интеллектуальный[56] и этический [29]. С точки же зрения как большинства представителей либерализма, так и марксизма, прогресс моральный (если он вообще есть) является просто следствием прогресса интеллектуального и экономического. В этом вопросе марксизм оказывается в одном лагере с либерализмом - и, как мы уже отмечали выше, это и есть его главный философский дефект. 4. В завершение прокомментируем наш тезис, что социальные цели религии и социализма совпадают. 4а) Следует различать идеи и идеалы - и их конкретные социальные реализации. цели конкретных религиозных организаций (и/или их руководителей) могут существенно отличаться от провозглашаемых идеалов («по плодам их узнаете их» [Мф 7:20]). Впрочем, это замечание относится и к организациям социалистическим. 4б) Кто-то может усмотреть в обсуждаемом тезисе ересь хилиазма (построение рая на Земле). Мы согласны, что построение бесконфликтного рая на Земле[57] - утопия, причем утопия аморальная. Но из того, что на Земле невозможен рай, совершенно не следует, что должен быть фашистский ад и/или безумное «общество потребления» [41]. Мы присоединяемся здесь к мнению И. Валлерстайна: «коммунизм это утопия, что означает: нигде… Это не историческая перспектива, а нынешняя мифология. Социализм, в отличие от этого, является достижимой исторической системой, …способствующей развитию равенства и справедливости» [42. С. 140].
×

Об авторах

Дмитрий Геннадиевич Егоров

Псковский филиал Университета ФСИН России

Автор, ответственный за переписку.
Email: de-888@ya.ru
доктор философских наук, профессор Российская Федерация, 180014, Псков, Зональное шоссе, д. 28

Данный сайт использует cookie-файлы

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.

О куки-файлах