Стандарты извещения иностранных ответчиков при разрешении экономических споров в практике государственных судов

Полный текст

Введение При рассмотрении в государственных судах экономических споров с участием иностранных лиц принципиальное значение имеет вопрос надлежащего и своевременного[425] извещения последних (далее также - судебное извещение). Судебное извещение ответчика выступает непременным атрибутом реализации права на суд, гарантированного как нормами международного[426], так и нормами национального права[427]. В ряде юрисдикций извещение выполняет двоякую функцию - оно рассматривается не только как вопрос реализации права на суд, но и как часть юрисдикции in personam, в отсутствие которой суд не может признать себя компетентным рассматривать спор[428]. Вопросу извещений пристальное внимание уделялось как отечественными экспертами (Eliseev, 2016, Kostin, 2014; Kostin, 2017, Yarkov, 2012), так и зарубежными (Anthimos, 2017, Dodge, 2022, Schack, 2001) Проблематика извещений приобретает особую актуальность в свете текущих геополитических реалий: вопрос о вручении судебных документов осложняется вводимыми государствами взаимными многочисленными мерами ограничительного характера (санкциями). Возникающие сложности фактического характера (например, затруднения в доступе к курьерским службам[429], увеличение сроков доставки корреспонденции[430]) перерастают в сложности юридического характера (например, потеря извещением характера своевременности при задержках в доставке корреспонденции, коллидация с правом истца на судебное разбирательство в разумный срок). В такой ситуации видится важным проанализировать сложившиеся подходы к стандартам извещения иностранных лиц в практике российских судов. В статье будет рассмотрены стандарты строго-формального и эффективного извещения в их становлении и развитии, а также будет проанализировано влияние санкций на конвенционные механизмы извещения на примере одного из резонансных дел. Конвенционные каналы направления судебных извещений В первую очередь, задача реализации надлежащего и своевременного извещения иностранного лица возникает в форуме, где дело рассматривается по существу. При этом государства по-разному могут относиться к регламентации судебных извещений об иностранном процессе (Hay, 2018). Выделяется два принципиально разных подхода: в соответствии с первым судебное извещение представляет собой публично-правовую деятельность государства (Yarkov, 2012), при этом вручение документа о зарубежном судебном процессе рассматривается как «государственный акт верховенства, оказывающий содействие иностранному судебному процессу» (Schack, 2001:287). В соответствии со вторым подходом процессуальное извещение может быть проведено в частном порядке, путем простого направления почтовой или курьерской отправкой ответчику. Такой вариант реализуется в странах англосаксонской правовой семьи. Логика его заключается в следующем: если задача извещения - действительное уведомление о судебном процессе с целью реализации права быть заслушанным в суде, то эта задача может быть также хорошо исполнена частными лицами (см. подробнее: Schack, 2001:289). Применимое право к оценке, было ли извещение иностранного лица надлежащим и своевременным или нет, также может определяться по-разному (Kostin, 2014; Kostin, 2017, Eliseev, 2016). Извещение иностранного ответчика может оцениваться по праву страны рассмотрения спора (lex fori), либо с учетом двух правопорядков, где дополнительно учитывается право страны места вручения извещения (lex diligentiae), при этом последнее потенциально может стать в перспективе правом страны признания и приведения в исполнение ожидаемого судебного решения (lex recognitionis). Форум страны последующего признания и приведения в исполнение (далее также - экзекватуры) вынесенного иностранного судебного решения также наделен полномочиями по оценке состоявшегося при разрешении спора за рубежом процессуального извещения (Kostin, 2014). Так, ненадлежащее и несвоевременное извещение заблокирует экзекватуру или как самостоятельное основание для отказа в признании и приведении в исполнение иностранного судебного решения[431], или как элемент «процессуального публичного порядка» (Krokhalev, 2006; Yarkov, 2012), или как нарушение принципа естественной справедливости (естественного правосудия)[432]. Большинство юрисдикций в такой ситуации применяют право страны экзекватуры, зачастую совпадающее с правом страны места вручения извещения (lex diligentiae) (Kostin, 2014). Таким образом, характер процессуального извещения в делах с иностранным элементом может оцениваться несколько раз: на стадии рассмотрения дела по существу спора, на стадии вручения извещения в стране места нахождения ответчика, на стадии признания и приведения в исполнение иностранного судебного решения. И не исключено, что задействованные правопорядки могут разойтись в оценке надлежащего характера и своевременности извещения ответчика. Эту проблему отчасти позволяют решить различные международные договоры - конвенционные механизмы[433], направленные как на унификацию стандартов и процедур извещений, так и на обеспечение доступа к информации о судебном процессе через верифицированные и признанные государством годными для таких целей каналы[434] - способы передачи судебных поручений и (или) документов. Принято выделять следующие основные[435] каналы: 1) дипломатический[436], 2) взаимодействие через назначаемый государствами центральный орган страны места извещения в соответствии с наиболее известным на сегодняшний день международных стандартом - Гаагской конвенцией о вручении за границей судебных и внесудебных документов по гражданским или торговым делам 1965 г.[437] (далее - Гаагская конвенция 1965 г.), 3) непосредственные сношения судов[438], а также 4) «частноправовой» (или «почтовый») канал извещения, предполагающий простое направление извещения почтовой или курьерской службой или вручение документов иностранному ответчику другой стороной[439]. Последний из названных каналов прямо поименован в качестве приемлемого в получившей известность статье 10 (а) Гаагской конвенции 1965 г., наравне с основным каналом - извещением через центральный орган[440]. Но государства при ратификации могут сделать оговорку о возражении в отношении статьи 10. Важно, что такую оговорку сделала и Российская Федерация[441]. Система выстроенных в конвенциях каналов направления извещений стала создавать для России, первоначально исходящей из публично-правовой природы процессуального извещения, проблемный вопрос следующего характера. Будет ли отклонение от соблюдения правил, зафиксированных в конвенциях, во всех случаях означать ненадлежащее извещение? Положительный ответ на этот вопрос создает стандарт строго-формального извещения. В противовес ему можно выделить стандарт эффективного извещения, суть которого заключается в следующем: дефект процедуры конвенционного механизма может быть компенсирован доказательствами того, что должник по судебному решению достоверно знал об иностранном судебном процессе, и эта информированность может быть достигнута в том числе посредством частноправовых («почтовых») каналов извещения, т.е. путем простой почтовой пересылки документов, минуя формализованные каналы направления через центральный орган или непосредственные сношения судов. Строго-формальный стандарт извещения в практике российских судов Фиксацию в российской судебной практике строго-формального стандарта извещения можно связать с известным и обсуждавшимся экспертами (Kudelich, 2015) делом «Нортел», рассмотренном еще в 2014 г. Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее - ВАС РФ). ВАС РФ в постановлении ВАС 3366/13 от 28.01.2014 сформулировал требование строгого соблюдения международно-правовых конвенционных механизмов при извещении ответчика, даже если последний не отрицает, что был проинформирован иными способами о разбирательстве в отношении него в иностранном суде, но все же не явился туда. Фабула дела заключалась в следующем. В связи с неисполнением обязательств по основному договору истцы, руководствуясь пророгационным соглашением, обратились в Высокий Суд Правосудия Англии и Уэльса. Уведомление ответчику было направлено не через центральный орган по Гаагской конвенции 1965 г., но в соответствии с английским процессуальным правом ценным письмом с описью вложения по адресу места регистрации ответчика, а также его постоянно действующего исполнительного органа. Английскому суду были представлены доказательства получения данных уведомлений сотрудницей ответчика, в связи с чем суд посчитал извещение надлежащим и, рассмотрев дело в отсутствие извещенного ответчика, вынес заочное решение в пользу истцов. На стадии признания и приведения в исполнение в России этого решения ВАС РФ посчитал, что «извещение должника о ведущемся против него судебном процессе в иностранном суде было сделано по правилам английского судопроизводства и являлось эффективным, так как фактически было получено находящимся в Российской Федерации должником, что установлено судами». Но при этом извещение не соответствовало Гаагской конвенции 1965 г., действующей для Российской Федерации с учетом сделанных ею заявлений в отношении статьи 10 о возражениях против упрощенных процедур направления, пересылки и вручения судебных и внесудебных документов по гражданским или торговым делам. В силу п. 2 ч. 1 ст. 244 АПК РФ ненадлежащее извещение стало основанием для отказа в экзекватуре. В поддержку строго-формального стандарта извещения была высказана развернутая аргументация многими российскими экспертами (Yarkov, 2012; Kostin, 2017). Логичным продолжением этой позиции выступает высказанный профессором В.В Ярковым тезис о том, что информирование о судебном процессе любым иным способом, кроме как конвенционным, «будет считаться незаконным и ненадлежащим, не влекущим никаких правовых последствий для российских граждан, грубо нарушающим суверенитет Российского государства, процессуальный публичный порядок и право на судебную защиту в его конституционно-правовом толковании» (Yarkov, 2012). Основная идея строго формального подхода может быть сформулирована следующим образом: нет информированности о процессе, обязывающей сторону предпринимать действия по организации защиты своих прав в иностранном процессе (привлекать консультантов и др.), вне согласованных государствами каналов передачи и вручения судебных документов. Иные способы, кроме конвенционных каналов, не верифицированы и не признаны правопорядками в качестве годных, поскольку не предоставляют потенциальному ответчику необходимых гарантий (язык, на котором исполнены документы, полнота направленного пакета документов, унифицированные и предсказуемые последствия неполучения ответа о вручении и др.[442]). Но проблема такого подхода заключается в том, что он создает риски злоупотреблением правом на конвенционное извещение со стороны тех, кто информирован о зарубежном процессе альтернативными способами. В результате должники по иностранному судебному решению, защищаясь от экзекватуры, ссылаются на ненадлежащий характер их извещения на основании международных договоров, в действительности обладая достоверными сведениями об открытии в отношении них судебного процесса, где такое решение было вынесено. Эта проблема отмечалась экспертами (Kudelich, 2015) и повлияла на последующее развитие судебной практики. Стандарт эффективного извещения в практике российских судов После рассмотренного выше кейса «Нортел» в цепочке дел Верховный Суд РФ стал «смягчать» стандарт строго-формального извещения[443]. Эта тенденция в 2017 г. получила свое закрепление в масштабном документе по обобщению судебной практике в сфере международного гражданского процесса - в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2017 № 23 «О рассмотрении арбитражными судами дел по экономическим спорам, возникающим из отношений, осложненных иностранным элементом» (далее - ППВС РФ № 23). В пункте 36 документа был зафиксирован стандарт так называемого эффективного извещения: «с учетом того, что участвующие в деле лица должны добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами (часть 2 статьи 41 АПК РФ), факт отсутствия доказательств получения судебных извещений, направленных в порядке, предусмотренном нормами соответствующего международного договора или федерального закона, сам по себе не может являться основанием для безусловной отмены судебного акта, если в судебном заседании принял участие уполномоченный представитель иностранного лица и (или) суду от иностранного лица поступили отзыв, доказательства, ходатайства либо имеются иные доказательства того, что иностранное лицо знало о судебном разбирательстве». Из содержания данного пункта следует, что реабилитация порока формального извещения возможна в случае доказательств информированности стороны о процессе, среди которых выделяются две группы: во-первых, те, что подтверждают фактическое участие в судебном заседании (участие представителя иностранного лица в судебном заседании и (или) представление отзыва, доказательств, ходатайств) и во-вторых, иные доказательства информированности стороны о процессе. Правило о том, что фактическое участие в процессе (явка представителя и представление доводов по существу спора и т.д.) реабилитирует ненадлежащее извещение, было закреплено в судебной практике много ранее[444] и широко признается. Но позиция о том, что «иные доказательства информированности стороны о процессе» также рассматриваются как надлежащее, но требует взвешенной оценки извещения. Дело в том, что такая информированность стороны о процессе может достигаться за счет использования частноправовых способов вручения судебных документов и почтовых каналов. Следствием такого подхода может стать отход от прямого соблюдения требований международных договоров Российской Федерации, в том числе оговорки о возражении в отношении статьи 10 Гаагской конвенции, а также статьи 5 Киевского соглашения. Видится, что этот риск - нивелирования действия международных соглашений соглашений - был предсказуем, и в 2019 г. Верховный Суд РФ в определении ВС РФ от 30.04.2019 по делу № А35-2592/2018 дал пояснение по порядку применения стандарта эффективного извещения, акцентируя внимание на том, что последний не направлен на преодоление действия международных соглашений - при извещении необходимо соблюдать конвенционные механизмы, в том числе и те, что предусмотрены статьей 5 Киевского соглашения 1992 г., если таковое применимо. Суд особо отметил, что «извещения о судебном процессе, направленные с нарушением норм международного договора Российской Федерации, обеспечивающих государственные гарантии защиты находящимся под её юрисдикцией на ее территории лицам, не могут считаться надлежащими». Но у добросовестной стороны есть право доказать, что вторая сторона знала о судебном процессе, имела возможность защищать свои права, но, действуя недобросовестно, исключительно в целях преодоления исполнения иностранного судебного решения ссылается на несоблюдение международного договора при извещении. ВС РФ отметил, что именно в такой ситуации суд устанавливает обстоятельства фактического извещения и отсутствие злоупотреблений со стороны всех участников правоотношений. Но примечательно, что далее в Обзоре судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 3 2019 г.[445] (далее - Обзор 2019 г.) стандарт эффективного извещения был закреплен как альтернатива надлежащего извещения по конвенционным механизмам без апеллирования к принципу добросовестности: «извещение о судебном процессе в иностранном суде является надлежащим, если соблюден порядок извещения, установленный нормами международных договоров, либо имеются доказательства эффективного (фактического) извещения стороны о судебном разбирательстве в иностранном суде (представлены доказательства того, что она знала о таком судебном разбирательстве)». Далее в практике этот подход подтверждался ВС РФ. Так, в определении ВС РФ от 03.12.2021 по делу А40-162711/2020 о признании и приведении в исполнение решения Высокого суда Правосудия Англии и Уэльса о взыскании судебных расходов ВС РФ вновь подчеркнул самостоятельное значение стандарта эффективного извещения по отношению к формальному конвенционному механизму[446]. Таким образом, в практике российских судов сформировался подход по проверке в том числе и эффективного извещения иностранного ответчика. С одной стороны, это позволяет преодолеть проблему злоупотребления правом на конвенционные каналы извещения - длительные и сложные - в ситуации, когда иностранный ответчик достоверно знал о судебном процессе, но ссылается на отсутствие извещения на основе международного соглашения. С другой стороны, возникает вопрос об условиях применения стандарта эффективного извещения и разграничения случаев применения конвенционных и альтернативных им каналов извещения в свете соблюдения обязательств из международных договоров и принципа pacta sunt servanda. Условия применения стандарта эффективного извещения Стандарт эффективного извещения как возможность внеконвенционного информирования иностранного ответчика поддерживался рядом российских экспертов как допустимый, но при определенных обстоятельствах (Eliseev, 2016; Kudelich, 2015). Видится, что фиксация в российской правоприменительной практике стандарта эффективного извещения все же отнюдь не предполагает, что международыне конвенционные каналы извещения, в том числе Гаагская конвенция 1965 г. вместе с российской оговоркой о неприменении статьи 10, могут просто заменяться при трансграничном судебном извещении на альтернативнй порядок направления ответчику информации о судебном процессе. Применимость конвенционных механизмов устанавливаются, в первую очередь, самими международными договорами, их предусматривающими, но не произвольно национальным правом государств-участников международного договора. Важно, что в отношении Гаагской конвенции 1965 г. признан ее исключительный характер, т.е. ее каналы являются единственно доступными для использования в тех случаях, когда конвенция применима[447]. Соответственно, конвенционный механизм остается основным стандартом судебного извещения иностранных лиц, что - в силу сложившегося в российской судебной практике похода - не исключает при определенных условиях применения стандарта эффективного извещения. Видится возможным обозначить несколько таких ситуаций. Во-первых, можно полностью согласиться с позицией о том, что в тех случаях, когда международный договор, предусматривающий определенный конвенционный канал извещения, не применяется, могут использоваться иные правила извещения, в том числе не связанные с международно-правовыми механизмами (Eliseev, 2016). Так, например, Гаагская конвенция 1965 г. в силу абзаца 2 ее статьи 1 не применяется, если адрес получателя документа не известен[448]. Далее - та же Гаагская конвенция в абзаце 1 ее статьи 1 очерчивает круг пределов ее применения следующим образом: она применима в гражданских или торговых делах во всех случаях, при которых судебный или внесудебный документ необходимо направить для передачи или вручения за границей. Ряд правопорядков исходят из того, что это положение требует международно-правового толкования, как установленное конвенционной нормой, но иные исходят из того, что это положение толкуется судом в соответствии с национальным правом страны места разрешения спора. Второй подход поддержан экспертами Гаагской конференции как сложившийся[449], на что обращалось внимание и в России (Eliseev, 2016). Это позволило национальным правопорядкам особым образом трактовать ситуации, при которых не требуется направление извещений за границу, что поставило вопрос о практике так называемых «замещающих» извещений. «Замещающие» извещения (Dodge, 2022) или фикции извещения, известные в наиболее распространенном варианте как институт remise au parquet - презумпция извещения ответчика по факту вручения документов компетентному должностному лицу (например, прокурору в применявшейся ранее (до 2005 г.) французской модели[450], или государственному секретарю штата - в американской), который далее уже берет на себя задачу по последующей передаче документов в иные компетентные органы для вручения их конечному адресату. Но такой подход признается экспертами как вступающий в коллидацию с международным стандартам Гаагской конвенции 1965 г.[451] и с правом Европейского Союза[452] (далее - ЕС) (Anthimos, 2017). Ряд стран, например, Бельгия, признавали извещение remise au parquet противоречащим публичному порядку (Gössl, 2016:88). Эксперты США также усматривают противоречие remise au parquet принципу надлежащей процедуры (due process), гарантированному Четырнадцатой поправкой к Конституции США (Dodge, 2022), причем снятие противоречия как раз требует направления извещения по Гаагской конвенции 1965 г. (Dodge, 2022). Иначе говоря, фикция вручения перестает быть надлежащим замещающим извещением и требует направления документа за границу, а значит - подпадает под сферу действия Гаагской конвенции. Примечательно, что в ситуации известного США «замещающего» извещения иного рода - вручения документа аффилированной с ответчиком или его дочерней компании при условии, что степень близости и взаимодействия их с ответчиком такова, что можно было со всей очевидностью полагаться на передачу ему извещения[453] - суды и эксперты такого противоречия с принципами надлежащей процедуры (due process) не усматривают, полагая, что такое «замещающее» извещение легитимно в пределах трактовки соответственно, не предполагают необходимым задействовать Гаагскую конвенцию 1965 г. в порядке толкования ее абзаца 1 ст. 1 (Dodge, 2022). Таким образом, ряд стран сохраняют национально-правовой подход в толковании пределов применения Гаагской конвенции 1965 г. и круга ситуаций, в которых направление извещения за границу не требуется. Дискуссионным остается вопрос о возможности исключения применения Гаагской конвенции 1965 г. по соглашению сторон, том числе если стороны, например, включили в контракт положение об электронном извещении о процессе и указали адрес электронной почты для такой цели (Tamayo, 2000). Страны, исходящие из публично-правовой концепции судебного извещения, как правило, не признают такую возможность договорного исключения публично-правовой обязанности государства[454]. При этом в российской доктрине высказывались тезисы в поддержку права сторон на соглашение о порядке доставки судебных документов (Eliseev, 2016). Примечательна следующая позиция по этому вопросу: договорное исключение применения Гаагской конвенции 1965 г. недопустимо, так как она императивна в тех случаях, когда подлежит применению, т.е. когда судебный документ должен быть направлен за границу правопорядка суда (абз 1 ст. 1 Конвенции). Но если соглашение сторон о направлении извещения таково, что оно не требует направления извещений за границу - например, назначен местный представитель или указан адрес в стране суда - то в такой ситуации Конвенция утрачивает свою применимость (Coyle, Effron & Gardner, 2019). ВС РФ еще предстоит выработать отношение к данному вопросу. Таким образом в случае, если конвенционный канал неприменим в силу положений международного договора, его предусматривающего, государство будет использовать альтернативные варианты направления судебных документов. В последующем в процедуре экзекватуры на судебное решение суд государства, где истребуется признание и приведение в исполнение, оценит как вопрос о применимости Конвенции (и может разойтись в оценке пределов ее действия, признав необоснованным отказ от ее использования), так и вопрос о соответствии использованного метода вручения стандартам надлежащей правовой процедуры (due process), публичному порядку. Исключением из строго-формального стандарта в пользу эффективного может быть ситуация, где при ином подходе реализация права на суд, гарантированного нормами и национального, и международного права, будет заблокирована для истца. Так, примечателен опыт Великобритании. В силу ст. 6.8 Гражданско-процессуальных правил (ГПП) Великобритании 1998 г.[455] суд, как при извещении в национальном процессе, так и при извещении иностранных лиц ((RSC Order 69, Rule 3(5)), вправе отступить от формальных способов извещения сторон судебного процесса и перейти к альтернативным способам, обосновав их. При этом заявитель должен в прошении о применении выбранного метода сослаться на вескую причину и приложить доказательства, подтверждающие ее (ч.1 ст. 6.8). По свидетельству экспертов, в судебной практике исключительное и допустимое только в особых случаях отступление от конвенционных каналов возможно, если извещение в порядке, предусмотренном международным договором, занимает очень длительный период времени, вплоть до года (Eliseev, 2016). В США в свое время доступ к извещению альтернативным конвенционному способом был предоставлен в отношении российских ответчиков, поскольку сотрудничество России и США по Гаагской конвенции 1965 г. приостановлено в связи с введением США платного порядка вручения документов[456] (Willig, 2009). Наконец, еще одно из возможных условий применения стандарта эффективного извещения изложено в рассмотренном выше кейсе № А35-2592/2018, из которого следует, что этот стандарт применяется только в ситуациях недобросовестности стороны, избегающей экзекватуры ссылкой на несоблюдение конвенционных механизмов направления судебного извещения. Таким образом, видится, что эффективное извещение выступает не как простая альтернатива конвенционным механизмам, но как допустимая при определенных условиях: например, в случаях, когда конвенционные механизмы не применяются в силу самих положений международного договора; при доказанном злоупотреблении со стороны ответчика по судебному решению; в исключительных случаях, когда при ином подходе право на суд со стороны истца будет заблокировано, например, при полной невозможности конвенционного извещения ответчика. Особо значимо и то, что конвенционные каналы направления судебных извещений предполагают соблюдение значимых процессуальных гарантий извещаемого лица (соотвествующий язык документа, полнота сведений и т.д.) и служат своей целью обеспечить в том числе фиксацию вручения извещения, выступая одновременно и способом, и доказательством извещения. В ситуации эффективного извещения такого формального подтверждения получения извещения со стороны компетентного органа не будет. Соотвественно, станадрт эффективного извещения, во-первых, во всех случаях должен предполать, что легитимная информированность о судебном разбирательстве возможна только при соблюдении базовых процессуальных гранатий извещаемого лица, а во-вторых - требует оценки доказательств такого информирования[457]. Видится, что эти вопросы должны быть в поле зрения судов при оценке эффективного извещения ответчика. Последнее особенно актуально в свете цифровизации и повсеместного использования электронных средств коммуникации. Возникает вопрос о соответствии направления извещения о судебном процессе по электронной почте стандарту эффективного извещения. За рубежом эта проблематика активно исследуется (Hedges, Rashbaum & Losey, 2009; Lewis, 2008; Tamayo, 2000) в свете развивающейся судебной практики, причем поднимается проблема как с точки зрения соответствия извещения по электронной почте Гаагской конвенции 1965 г. [458],так и с точки зрения его годности как альтернативного канала извещения. Так, например, судебное извещение по электронной почте в деле Rio-International[459] было признано допустимым судами США, поскольку компания создала бизнес-модель, при которой с ней можно было связаться только по электронной почте. В другом деле Ehrenfeld v. Salim A Bin Mahfouz[460] суд установил, что адрес электронной почты ответчика использовался только в качестве неофициального средства общения, и, таким образом, не был достаточно надежным каналом связи, чтобы гарантировать, что ответчик получит электронное письмо (Hedges, Rashbaum & Losey, 2009). Отметим, что российские суды рассматривали доказанное извещение по электронной почте как достаточное для соблюдения стандарта эффективного извещения[461]. С другой стороны, встречались и дела, где погрешности в характеристиках извещения по электронной почте (письмо, исходящее от неизвестного лица и содержавшее ссылку на файл, который не открывался)[462] не признавались надлежащим извещением. Среди альтернативных каналов развитие за рубежом получают извещения через социальные сети и мессенджеры[463], через обратную форму на сайте[464], а также посредством технологии блокчейн[465]. Эти варианты извещения становятся предметом пристального анализа экспертов (Tamayo, 2000; Upchurch, 2016) в том числе в аспекте их соответствия стандартам надлежащей правовой процедуры (due process), с учетом технологических особенностей платформ и конкретных обстоятельств дела. Обсуждаются перспективы применения информационных технологий в рамках Гаагской конвенции 1965 г. (Bessonova, 2021). Этот вопрос требует дальнейшего осмысления и исследования. Влияние санкций на конвенционные механизмы извещения: дело компании «Совфрахт» и проблема извещения подсканционного лица при вынесенном противоисковом запрете по ст. 248.2 АПК РФ Представляет интерес дело Арбитражного суда города Москвы № А40-179775/2021, известное как дело компании «Совфрахт». Фабула заключалась в следующем. Определением Арбитражного суда города Москвы от 08.09.2021 по делу № А40-156736/2020 в порядке статьи 248.2 АПК РФ было удовлетворено заявление компании «Совфрахт» о запрете инициировать или продолжать разбирательство в иностранном суде, находящемся за пределами территории Российской Федерации, по спору между заявителем и его контрагентом. Но последний продолжила разбирательство, инициированное в соответствии с пророгационным соглашением в суде Великобритании. Впоследствии иностранный суд предпринял попытки известить российскую компанию «Совфрахт» по Гаагской конвенции 1965 г. Судебное поручение о вручении документов было направлено Министерством юстиции РФ в Арбитражный суд города Москвы, который определением от 22.09.2021 установил невозможность исполнения поручения по независящим от суда причинам, поскольку представитель заявителя отказался от получения документов иностранного суда. Но ВС РФ в определении от 29.06.2022 не согласился с этим подходом, обратим внимание, что суд первой инстанции не проверил иностранное судебное поручение на соответствие основаниям исполнения и отказа в исполнении, предусмотренных частью 2 статьи 256 АПК, например, таких, как противоречие публичному порядку, с учетом статей 248.1 и 248.2 АПК РФ, исключительной международной подсудности российского суда в отношении спора, рассматриваемого иностранным судом и вынесенного противоискового запрета на продолжение разбирательства в иностранном суде. ВС РФ посчитал, что суд первой инстанции своим определением фактически исполнил поручение иностранного, в то время как необходимо было проверить нет ли оснований для отказа в исполнении судебного поручения, и если таковые наличествовали, то отказать в его исполнении. Соответственно, далее при повтором рассмотрении вопроса судом первой инстанции Арбитражный суд города Москвы определением от 07.11.2022 преимущественно продублировал позицию ВС РФ и установил, что исполнение судебного поручения нарушает основополагающие принципы российского права, противоречит публичному порядку Российской Федерации, и в соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 256 АПК РФ не подлежит исполнению. Таким образом, российское подсанкционное лицо, получившее противоисковый запрет в отношении процессуального оппонента о запрете продолжать разбирательство в иностранном суде по причине исключительной подсудности спора российскому суду, не могло быть извещено в соответствии с конвенционными механизмами о «запрещенном» судебном процессе, поскольку исполнение судебного поручения о таком извещении противоречит публичному порядку. Примечательно, что в данном случае российский суд в мотивировочной части судебного акта опирался в большей степени на национально-правовые нормы об отказе в исполнении иностранного судебного поручения в связи с его противоречием публичному порядку, в то время как конвенционная норма (ст. 13 Гаагской конвенции 1965 г.), регламентирующая окончательный отказ от исполнения иностранного судебного поручения о вручении судебного извещения в связи с возможным нанесением ущерба суверенитету или безопасности запрашиваемого государства, лишь упоминается inter alia. С одной стороны, положения п. 1 ч. 2 ст. 256 АПК РФ и статьи 13 Гаагской конвенции 1965 г. в чем-то схожи (Doryaev & Kryazhevskikh, 2012), но нельзя не обратить внимание и на отличия в терминологии: статья 13 говорит о предотвращении ущерба суверенитету или безопасности. В практическом руководстве 2007 г. отмечается, что понятие «суверенитет», по замыслу авторов конвенции, равносильно понятию «международный публичный порядок» и в основном исключает оговорки, основанные на внутреннем публичном порядке государства[466]. В практике национальных судов встречались различные подходы к толкованию этих конвенционных положений[467]. Обратим внимание, что зарубежной практике известны случаи, когда противоисковый запрет местного суда блокировал эффект иностранного судебного акта. Например, известность получило дело Zetta Jet Pte Ltd and Others (2018 г.), где суд Сингапура пришел к выводу о том, что признание иностранного банкротного производства приведет к игнорированию ранее вынесенного сингапурским судом противоискового судебного запрета, что подрывает отправление правосудия в стране, а значит - противоречит публичному порядку. В такой ситуации сингапурский суд произвел усеченное признание в отношении только тех правомочий иностранного управляющего в деле о банкротстве, которые позволяли бы ему оспорить противоисковый запрет сингапурского суда, с тем, чтобы при успехе в таком обжаловании в перспективе вернуться к вопросу о признании всего иностранного банкротного производства[468]. Таким образом, трансграничный эффект последствий иностранного судебного процесса в стране, где был ранее вынесен противоисковый запрет в отношении такого судебного процесса, будет ограничен, поскольку расценивается как подрывающий отправление правосудия, т.е., по сути, реализацию суверенных полномочий государством. Российские суды, видится, использовали аналогичный подход применительно к трансграничному эффекту иностранного судебного процесса, в отношении которого выдан противоисковый запрет, но не на стадии экзекватуры, а на более ранней стадии - вручения судебного извещения ответчику. Еще один аргумент ВС РФ в его позиции по рассматриваемому делу заключался в следующем: потенциальный отказ в исполнении иностранного судебного поручения в связи с его противоречием публичному порядку, мог бы привести к прекращению дальнейшего движения дела по вопросу об участии общества в соответствующем иностранном судебном разбирательстве на основании представленного иностранного судебного извещения, следовательно, препятствовало бы дальнейшему движению дела по данному вопросу (этот довод был положен в обоснование возможности обжалования определения суда об исполнении иностранного судебного поручения). Между тем видится, что признание противоречащим публичном порядку исполнения судебных поручений об извещении о зарубежном процессе в отношении «подсанкционных лиц» в ситуации, когда ранее был получен проивоисковый запрет на продолжение ведения иностранного судебного разбирательства в силу признания спора исключительно подсудным судам Российской Федерации, может привести иностранные суды к использованию альтернативных конвенционным механизмов извещения подсанкционных лиц. Это не поставит в перспективе перед российским судов вопрос об оценке такого извещения на предмет его соответствия стандарту эффективности, поскольку экзекватура таких судебных актов будет, как это следует из логики статей 248.1 и 244 АПК РФ, заблокирована по иным основаниям (противоречие исключительной международной подсудности). Но открытым останется вопрос о том, как могут расценить эту ситуацию третьи государства, на территории которых могут быть предприняты попытки признания и приведения в исполнение такого судебного решения. Заключение Таким образом, видится, что в российской судебной практике в противовес строго-формальному стандарту извещения иностранного ответчика, понимаемому как неотсттупность от конвенционных механизмов извещения и недопущение почтового канала пересылки документов отечественным ответчикам, сформировался стандарт эффективного судебного извещения, основанный на доказательствах фактической информированности стороны о зарубежном судебном разбирательстве. Выполняя свою полезную функцию, стандарт эффективного извещения не должен приводить к нивелированию международных соглашений о порядке извещения иностранных лиц - они сохраняют свою обязательность и исключительность (Гаагская конвенция 1965 г.) для тех ситуаций, в которых должны быть применимы в силу их предмета, объекта и цели. Соответственно, в свете соблюдения международно-правовых обязательств и принципа pacta sunt servanda важно выделить условия применения стандарта эффективного извещения. К таковым можно отнести случаи, когда конвенционные механизмы не применяются в силу самих конвенционных положений; при доказанном злоупотреблении со стороны ответчика по судебному решению, в исключительных случаях, когда при ином подходе право на суд со стороны истца будет заблокировано, например, при невозможности конвенционного извещения ответчика. Во всех случаях станадрт эффективного извещения, во-первых, должен обеспечивать соблюдение базовых процессуальных гранатий извещаемого лица, а во-вторых - требует оценки доказательств информирования. Видится, что эти вопросы должны быть в поле зрения судов при оценке эффективного извещения ответчика. Санкции повлияли на конвенционные механизмы извещения: российское подсанкционное лицо, получившее противоисковый запрет в отношении процессуального оппонента о запрете продолжать разбирательство в иностранном суде по причине исключительной подсудности спора российскому суду, не могло быть в России извещено о «запрещенном» судебном процессе по конвенционным каналам, поскольку исполнение судебного поручения о таком извещении противоречит публичному порядку.

Об авторах

Елена Викторовна Мохова

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Автор, ответственный за переписку.
Email: emokhova@hse.ru
ORCID iD: 0000-0001-9729-6546
SPIN-код: 8084-5013

кандидат юридических наук, доцент департамента правового регулирования бизнеса факультета права

Российская Федерация, 109028, г. Москва, Большой Трехсвятительский переулок, д. 3

Яна Сергеевна Бутакова

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Email: yanabutakova@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-8686-5384
SPIN-код: 7327-2494

аспирант Аспирантской школы по праву

Российская Федерация, 109028, г. Москва, Большой Трехсвятительский переулок, д. 3

Список литературы