ИНСТИТУТ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ДОГОВОРА В ИТАЛЬЯНСКОМ ПРАВЕ

Полный текст

I. ВВЕДЕНИЕ Смешение немецкой доктрины о недействительности сделок с французской моделью договора в Гражданском кодексе Италии 1942 года Общие замечания Институт «недействительности договора» (invalidità del contratto) в современном гражданском праве Италии сформировался в результате смешения разработанной в немецкой пандектистике доктрины о недействительности сделок и модели договора, в основе которого лежит правовая традиция Гражданского Кодекса Франции 1804 г. (далее - ФГК). В отличие от предыдущего, Гражданским кодексом Италии 1865 г., делившим пороки договора на генетические, т.е. относящиеся к заключению договора, и функциональные, т.е. на стадии его исполнения, действующий Итальянский гражданский кодекс 1942 г. (далее - ИГК) «обратился» к системе недействительности сделок, восходящей к немецкой пандектистике. При этом ИГК по своей структуре и иным правовым институтам следует правовой традиции ФГК. Такое смешение немецкой и французской правовых традиций проявляет себя в следующих особенностях регулирования недействительности договора в итальянском праве. 1. Как в Гражданском кодексе Италии 1865 г., так и в ИГК 1942 г. центральным правовым институтом выступает договор или контракт (contratto), но не сделка (!). При этом сделка, хотя и не встречается в тексте ИГК, используется в судебной практике и доктрине в качестве родового понятия (Benedetti, 1969:5), охватывающего соглашения, регулируемые как гражданским правом, так и иными отраслями права 1 . Например, вырабатывая правила толкования частноправовых актов, Кассационный суд обращается к более общему понятию «сделка», а не к договору, формулируя правило, согласно которому «предшествующая сделка может использоваться для интерпретации последующей» 2 . 2. На концепцию договора в ИГК оказал влияние ФГК, визитной карточкой которого до 1 октября 2016 г. было понятие кауза (cause), выступавшее в качестве существенного условия действительности соглашения (ср. conditions essentielles pour la validité d'une convention, ст. 1108 ФГК в редакции, действовавшей до 1 октября 2016 г.). В развитие французской традиции, в ст. 1325 ИГК в качестве «правового реквизита» или существенного условия договора названо наличие каузы (causa). При этом итальянская доктрина изначально отказалась от французской концепции cause в субъективном смысле как индивидуальной цели (Capitant, 1927:19). В итальянской доктрине causa в ст. 1325 ИГК понимается как синоним понятия «тип договора». Кроме того, в положениях статьи 1343 ИГК, посвященной основаниям неправомерности causa, дается определение понятию неправомерная кауза (causa illecita), восходящее к понятию cause illicite кодекса Наполеона (ср. ст. 1133 ФГК в редакции, действовавшей до 1 октября 2016 г.). 3. В ст. 1418 ИГК, обобщающей гипотезы ничтожности, прослеживается влияние как французской, так и немецкой традиций. Например, в положениях абз. 1 ст. 1418 ИГК указано, что ничтожным считается договор, противоречащий в целом императивным нормам, если законом не установлено иное (абз. 1 ст. 1418) (так называемая «виртуальная ничтожность») (Villa, 1993:26). В итальянской литературе отмечается, что норма абз. 1 ст. 1418 ИГК скопирована с § 134 Германского гражданского уложения (далее - ГГУ), признающего ничтожность сделки, нарушающей запрет закона (Ferri, 1996:396). В то же время в абз. 2 ст. 1418 ИГК среди оснований ничтожности называется отсутствие causa. В такой гипотезе ничтожности прослеживается влияние французской модели договора, признающей каузу одним из существенных условий соглашения. 4. Влияние французской модели на регулирование ничтожности договоров в ИГК проявляется в терминологии. Вместо понятия оспоримый договор (contratto impugnabile) итальянский законодатель использует термин уничтожаемый или аннулируемый договор (annulabilità, contratto annulabile). Несмотря на терминологическое сходство с французским правом, концептуально в доктрине сделан выбор в пользу немецкой модели, поэтому аннулируемые договоры приравниваются к оспоримым согласно немецкой правовой традиции (ср. anfechtbare Rechtsgeschäfte) (Messineo, 1952:382). Кроме того, итальянский законодатель использует французский подход о разграничении абсолютной и относительной ничтожности (Cabrillac, 2016:92). 5. Наконец, влияние Кодекса Наполеона проявилось в том, что наряду с делением договоров на ничтожные и оспоримые из французского права была заимствована конструкция «несуществования» (inesistenza) договора, не нашедшая отражения в самом тексте ИГК, но используемая в доктрине и судебной практике для квалификации мнимых и притворных договоров (Baura, 2002:122). Указанные и многие другие черты института недействительности договора согласно ИГК, воспринявшего одновременно французскую модель договора и немецкую систему недействительности сделок, образуют специфику его регулирования, которая и будет проанализирована далее. II. НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ ДОГОВОРОВ: ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ И СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА Как известно, ИГК построен по институциональной системе (подобно ФГК). В связи с этим в кодексе отсутствует «Общая часть», в отличие, например, от Гражданского кодекса РФ (далее - ГК РФ) или ГГУ, следующих пандектной системе. В частности, в то время как правовые нормы о недействительных сделках расположены в ГК РФ или, например, в ГГУ в общей части, институт недействительности договоров в ИГК находится в четвертой книге «Об обязательствах», в титуле II «О договорах в целом», в главах 11 («О ничтожности договора») и 12 («Об оспоримости договора»). Несмотря на регламентацию института недействительности договора в книге «Об обязательствах», нормы о ничтожности и оспоримости договора применяются также к договорам с реальным эффектом, формализующим каузальный перенос собственности и иных вещных прав (ст. 1367 ИГК) (Breccia, 2011). Каждая из глав о недействительных договорах (глава 11 «О ничтожности договора» и глава 12 «Об оспоримости договора») построена по более или менее единой логике. Вначале рассматриваются гипотезы, т.е. основания ничтожности (ст. 1418 ГК РФ) или оспоримости договоров (ст. 1425-1440 ИГК), затем специальные нормы о ничтожности и оспоримости многосторонних договоров (ст. 1420 ИГК о ничтожности многосторонних договоров, ст. 1446 об оспоримых многосторонних договорах). После этого следуют нормы о легитимации на заявление иска о признании недействительным ничтожного договора и о признании оспоримого договора недействительным соответственно (ст. 1421 ИГК для ничтожных договоров, ст. 1441 ИГК для оспоримых) и положения о сроках исковой давности ничтожных (ст. 1422 ИГК) и оспоримых (ст. 1442 ИГК) договоров. В заключительных положениях каждой из глав о ничтожных и оспоримых договорах установлены способы их исцеления (запрет конвалидации для ничтожных договоров в ст. 1423 ИГК, положения о конверсии ничтожных договоров в ст. 1424 ИГК; конвалидация для оспоримых договоров согласно ст. 1444 ИГК). Институт недействительности договора в ИГК урегулирован несимметрично. Наиболее подробное регулирование посвящено оспоримым договорам. Так, глава 12 «Об оспоримости договоров» делится на три раздела - оспоримость в связи с пороками право- и дееспособности (Dell'incapacità), оспоримость в связи с пороками в соглашении (Dei vizi del consenso), и раздел, посвященный иску о признании оспоримого договора недействительным (Dell’azione di annullamento). 2.1. Критерии разграничения ничтожных и оспоримых договоров В итальянской доктрине и судебной практике предлагается два основных критерия отнесения порочных договоров к ничтожным или оспоримым - 1) общественное значение порока договора, или характер нарушаемых договором интересов и 2) отношение порока договора к воле и волеизъявлению субъекта договора. К ничтожным договорам относятся исходя из первого критерия договоры, нарушающие интересы публичного характера (Gabrielli, 2006:1434). Важность санкционирования договоров, затрагивающих наиболее серьезные общественные интересы посредством признания их ничтожными, выражается также в правиле, согласно которому судья может по своему усмотрению разрешить вопрос о ничтожности (ст. 1421 ИГК). Так, если, например, заявлен иск об исполнении договора, который отвечает признакам ничтожности, судья сам может поставить вопрос о признании такого договора ничтожным. В литературе возможность рассмотрения ничтожности договора по собственному усмотрению вызывает серьезную критику. Высказывалось мнение, что в основе права судьи рассмотреть вопрос ничтожности договора по собственному усмотрению - «авторитарная идеология», которая может приводить к преувеличениям и злоупотреблениям (Triolo, 2015:17). Кроме того, общественное значение порока в ничтожных договорах объясняет неприменение к искам о признании ничтожного договора недействительным срока исковой давности (ст. 1422 ИГК), и, наконец, невозможность «исцеления» договора посредством конвалидации, т.е. последующего одобрения и согласия сторон с правовыми эффектами договора (ст. 1423 ИГК). Единственным способом исцеления ничтожных договоров остается конверсия (ст. 1424 ИГК), т.е. переквалификация одного договора в другой с изменением правового основания, или типа такого договора. В официальном Докладе министра юстиции Д. Гранди о Гражданском кодексе от 4 апреля 1942 г., официальном пояснении к кодексу подобно Мотивам к ГГУ дано следующее разъяснение положениям о ничтожности договора (пункт 650): «Ничтожность, как правило, затрагивает договор и не подлежит исцелению (ст. 1423) и может быть рассмотрена по своему усмотрению судьей (в соответствии со ст. 1421). Не допускается, чтобы истечение времени исцеляло договор (ст. 1422 ИГК), но делается исключение в отношении приобретения по давности и сроков исковой давности по искам о возврате…». Несмотря на отсутствие срока исковой давности для исков о признании ничтожных договоров недействительными сроки исковой давности предусмотрены для исков об возврате недолжного (ст. 2033-2040) и иска из неосновательного обогащения (ст. 2041 ИГК). Такой общий срок исковой давности и для исков о возврате недолжного (который носит общий характер и применяется как для возврата денег, так и иного имущества), и для исков из неосновательного обогащения составляет 10 лет (ст. 2946 ИГК). Второй критерий предполагает разграничение между оспоримостью и ничтожностью договора по характеру влияния порока договора на волеобразование и волеизъявление стороны договора. Пороки, относящиеся к субъекту договора и к его воле и волеизъявлению, такие как заблуждение, умысел, насилие, недостатки в право- в дееспособности, традиционно охватываются составами оспоримых договоров. Иными словами, оспоримость относится к порокам, касающимся субъективных условий свободы и сознания субъекта договора, в то время как ничтожность является санкцией, которая направлена на защиту общественных и публичных интересов, которые правовая сделка затрагивает или выражает (Majo, Ferri & Franzoni, 2002:13). Можно также с определенной долей условности сказать, что ничтожная сделка нарушает публичный интерес, а оспоримая - частный (Tommasini, 1978:876). Разграничение ничтожности и оспоримости договора по характеру нарушаемых интересов нашло отражение в решении Объединенных секций Кассационного суда Италии, отметившего, что «в то время как оспоримость защищает интересы, квалифицированные, но специальные, ничтожность направлена на защиту интересов общих, предусмотренных правопорядком, относящихся к ценностям, рассматриваемым в качестве фундаментальных скорее для социальной организации, чем для отдельных лиц…» 3 . 2.2. Недостаточность двухчастного деления недействительных договоров Двухчастное деление недействительных договоров на ничтожные и оспоримые, образующее каркас итальянской системы порочных договоров, оказалось недостаточным и было дополнено в судебной практике и доктрине категориями несуществования (inesistenza) и неэффективности (inefficacia) договора. Некоторые авторы, рассматривающие недействительность в широком смысле, как охватывающую не только генетические пороки договора, но и пороки функциональные, т.е. возникающие на стадии исполнения (функциональные пороки), относят к числу недействительных отменимые (contratto rescindibile) и расторжимые (contratto risolubile) договоры (Messineo, 1958:576-577). Такие договоры подобно оспариваемым договорам могут лишиться правового эффекта по инициативе одной из сторон. Расторжимость (risolubilità) договора (ст. 1453-1469) наступает в результате порока, затрагивающего исполнение договора, а не его заключение. Об отменимости договора (rescindibilità) можно говорить, когда модальность правового акта характеризовалась определенными обстоятельствами (угроза, нужда), которые позволили другой стороне получить выгоду и повлекли диспропорцию между двумя предоставлениями (ст. 1447-1452 ИГК). Следует отметить, что в российском праве сделки, совершенные под влиянием нужды и угрозы (кабальные сделки), считаются оспоримыми (п. 3 ст. 179 ГК РФ), а в ИГК такие сделки квалифицируются как отменимые (ст. 1447 ИГК). Останавливаясь подробнее не несуществовании и неэффективности договора, следует отметить, что о несуществовании (inesistenza) договора принято говорить в отношении мнимых и притворных договоров. Например, в одном из решений Кассационный суд указал на то, что мнимый договор является несуществующим. Среди прочих характеристик несуществующего договора суд назвал отсутствие у него causa как социально-экономической функции 4 . Неэффективность (inefficacia) в отличие от несуществования указывает на его неспособность произвести правовые эффекты в целом, при том, что договор может оставаться действительным. Например, договор, поставленный под отлагательное условие, действителен, но взятый в конкретный момент (до наступления определенного условия) неэффективен (лишен правового эффекта). Категория неэффективности применяется для квалификации договоров присоединения, содержащих обременительные условия согласно ст. 1343 ИГК (ср. п. 2 ст. 428 ГК РФ). Традиционно выделяют неэффективность в широком смысле и в узком. Неэффективность в широком смысле - понятие, охватывающее все сделки, не способные произвести правовой эффект независимо от причины. Неэффективность в узком смысле - понятие, охватывающее действительные сделки, не способные произвести правовые эффекты по причине внешних обстоятельств (таких, как ненаступившее условие, например, или отсутствие одобрения договора, совершенного falsus procurator, со стороны представляемого) 5 . Наконец, принято выделять так называемую защитную ничтожность (nullità di protezione) (Prisco, 2012:79). Такая конструкция защитной ничтожности договора предусмотрена для защиты интересов потребителя согласно положениям Потребительского кодекса Италии (Codice del consumo), вступившего в силу 6 сентября 2005 г. Право на иск о признании ничтожного договора с участием потребителя недействительным принадлежит лицам, специально указанным в Потребительском кодексе. В свою очередь защитная ничтожность является особой формой более общего вида относительной ничтожности (nullità relativa), о которой говорит ст. 1421 ИГК. Относительная ничтожность в отличие от абсолютной предполагает предоставление права на иск о признании ничтожного договора недействительным прямо указанным в законе лицам. По мнению ряда исследователей, фигуры защитной ничтожности, появившейся под влиянием права ЕС, и относительной ничтожности сближают фигуры ничтожного и оспоримого договоров (Putti, 1997:673-705). Наряду с относительной и защитной ничтожностью в доктрине и судебной практике используется конструкция абсолютной оспоримости, когда в ситуациях оспоримого договора право на заявление иска принадлежит не только стороне договора, но и иным заинтересованным лицам. Примером здесь может быть норма абз. 1 ст. 624 ИГК, в соответствии с которой завещательное распоряжение, сделанное под влиянием заблуждения, насилия или обмана (т.е. оспоримая сделка), может быть оспорено любым заинтересованным лицом, а не только стороной данной сделки. Поиск в доктрине и судебной практике наряду с ничтожностью и оспоримостью иных способов квалификации порочных договоров, возможно, свидетельствует о кризисе пандектной системы недействительных договоров, замыкающейся на ничтожных и оспоримых договорах. Оказывается, что квалификация договора как ничтожного или оспоримого не всегда позволяет дать ему точную правовую оценку (Gabrielli, 2006:1547). Кроме того, критерии для разграничения ничтожных и оспоримых договора по характеру защищаемых интересов также не всегда справедливы. Наконец, очевидна несоразмерность в качестве признания ничтожными договоров, для которых не соблюдается предписанная законом форма (Sacco & Nova, 2004:522). Наконец, своего рода кризис двухчастного деления недействительных договоров в итальянском праве вызван также появлениям новых видов аномалий договора в праве Европейского Союза, в котором отсутствует какая-либо четко детерминированная система недействительности частноправовых актов (Alpa, & Capilli, 2007:326). III. ВИДЫ НИЧТОЖНОСТИ ДОГОВОРОВ Гипотезы ничтожных договоров рассматриваются в ст. 1418 ИГК. Статья 1418 ИГК звучит следующим образом: «Договор ничтожен, когда [он] противоречит императивным нормам, за исключением случаев, если закон устанавливает иное (абз. 1 ст. 1418 ИГК). Ничтожность договора порождают отсутствие одного из реквизитов, указанных в статье 1325, неправомерность causa, неправомерность мотивов в случае, указанном в статье 1345, и отсутствие в объекте реквизитов, установленных статьей 1346 (абз. 2 ст. 1418 ИГК). Договор также ничтожен в других случаях, указанных в законе (абз. 3 ст. 1418 ИГК). Гипотезы ничтожности, приведенные в ст. 1418 ИГК, принято делить на три группы - 1) так называемая виртуальная ничтожность (nullità virtuale) в случае противоречия договора императивным нормам вообще (абз. 1 ст. 1418 ИГК), 2) структурная ничтожность (nullità strutturale) при наличии порока в структуре договора (абз. 2 ст. 1418 ИГК), 3) текстуальная ничтожность (nullità testuale), когда ничтожными являются договоры в случаях, прямо предусмотренных законом (абз. 3 ст. 1418 ИГК) (Rabbiti, 2012:527-528). Анализ каждого из оснований ничтожности требует самостоятельного исследования. В рамках настоящей статьи рассматриваются некоторые наиболее интересных основаниях ничтожности договора. 3.1. Ничтожность договора вследствие нарушения императивных норм («виртуальная ничтожность») Виртуальная ничтожность договора имеет место в результате противоречия договора императивным нормам вообще. Традиционно виртуальная ничтожность противопоставляется гипотезе абз. 3 ст. 1418 ИГК, где речь идет о так называемой «текстуальной ничтожности», где указывается на ничтожность, если о ней прямо указано в законе 6 . Сложность с применением абз. 1 ст. 1418 ИГК вызвана тем, что в законе не говорится, что такое императивная норма. Задача квалификации правовой нормы в качестве императивной или диспозитивной возлагается поэтому на доктрину и судебную практику. Сегодня положения п. 1 ст. 1418 ИГК о виртуальной ничтожности имеют второстепенный характер отчасти из-за сложностей квалификации той или иной нормы в качестве императивной, а также из-за того, что почти все основания ничтожности охватываются гипотезами структурной (абз. 2 ст. 1418 ИГК) и текстуальной (абз. 3 ст. 1418 ИГК) ничтожности. Маргинальное положение «виртуальной ничтожности» определяется также значением принципа сохранения договора согласно ст. 1367 ИГК. Данный принцип предполагает, что в случае неясного содержания договора и сложностей его квалификации, он должен интерпретироваться как имеющий правовую силу. Следование данному принципу исключает обращение к виртуальной ничтожности при наличии иных способов санкционироания договора, позволяющих сохранить его в силе. Такая интерпретация, обесценивающая положение абз. 1 ст. 1418 ИГК, восходит к решению Кассационного суда 1946 года. Суд указал на остаточную область регулирования положений ст. 1418 ИГК, отметив, что только при невозможности обращения к иным имущественным или дисциплинарным санкциям применяется наиболее жесткая санкция в виде ничтожности 7 . В развитие данного толкования Кассационный суд в одном из решений отметил, что признание договора ничтожным исключается, если хотя и имело место нарушение императивных норм, но такое нарушение может быть источником иной гражданско-правовой ответственности, не связанной с ничтожностью 8 . В доктрине высказана идея о возможности признания согласно абз. 1 ст. 1418 ИГК ничтожным только такого договора, который кроме нарушения императивных норм одновременно нарушает фундаментальные правовые ценности (Tommasini, 1978:875), или же нарушаемая императивная норма направлена на защиту интересов публичного характера, стоящих во главе ценностей, защищаемых правопорядком (Roppo, 2006:441). Судебная практика следует данной идее, применяя абз. 1 ст. 1418 ИГК как санкцию за нарушение императивной нормы, поставленной на защиту публичного интереса 9 . К таким публичным интересам относятся, например, интересы определенных коллективов. Так, ничтожным является смешанный договор, охватывающий договор купли-продажи и договор подряда на строительство гостиницы или зданий для целей проживания на земельном участке, предназначенном для промышленного строительства. В данном случае защита интересов и прав физических лиц на благоприятную окружающую среду подлежит защите и требует признания соответствующего договора ничтожным 10 . К публичным интересам относится, например, защита здоровья. Так, в одном из решений Кассационный суд признал ничтожным договор поставки кофе, поскольку на этикетках не была указана дата истечения срока годности 11 . 3.2. Структурная ничтожность Гипотезы, охватываемые положениями абз. 2 ст. 1418 ИГК, можно разделить на две группы: - отсутствие какого-либо из реквизитов договора; - неправомерность одного из реквизитов договора. К реквизитам договора (requisiti del contratto), если следовать терминологии ИГК, или к существенным условиям договора в близкой российскому читателю терминологии, относятся согласно ст. 1325 ИГК: 1) соглашение, 2) объект договора, 3) causa, 4) форма договора, когда ее соблюдение предписано законом под угрозой ничтожности. Кроме того, своего рода факультативным существенным условием или реквизитом договора является также мотив, если он имеет существенное значение. В этом случае неправомерность совместного для сторон мотива, если исключительно преследование такого мотива побудило контрагентов к заключению договора, приводит к ничтожности договора согласно ст. 1345 ИГК. Следует отметить, что под мотивом в отличие от causa понимается некоторый интерес субъективного характера, не обязательно имеющий социальноэкономическое значение. 3.2.1. Структурная ничтожность в связи с отсутствием одного из реквизитов договора Наиболее частыми основаниями структурной ничтожности, связанные с отсутствием одного из реквизитов договора (mancanza di uno dei requisiti), являются: - отсутствие соглашения сторон; - отсутствие causa; - отсутствие объекта договора и отсутствие в объекте реквизитов, установленных ст. 1346 ИГК. Следует отметить, что сложность применения указанных оснований ничтожности вызвана отсутствием единого конвенционального толкования понятий «соглашение» (accordo), кауза (causa) и объект (oggetto) договора. Дискуссии и споры в судебной практике и доктрине не вызывает разве что признание ничтожными договоров из-за отсутствия формы, когда ее соблюдение обязательно по закону под угрозой ничтожности (п. 4 ст. 1325 ИГК). Об отсутствии, а более точно о недостижении соглашения, принято говорить в следующих типизированных случаях: а) несерьезное волеизъявление, как, например, в рамках учебного эксперимента; б) волеизъявление, совершенное в результате применения физического насилия, в) несоответствие между офертой и акцептом, г) классическим примером отсутствия соглашения является ситуация постановки договора под условие чисто потестативного характера (ст. 1355 ИГК). В целом, отсутствие соглашения как основание ничтожности в судебной практике применяется редко. Подлинный интерес и споры вызывают случаи ничтожности договора по мотивам отсутствия causa. В доктрине и судебной практике отсутствует единство мнений о том, что такое causa. Господствующим в судебной практике остается толкование, сводящее causa к объективной социально-экономической функции договора 12 . Согласно такой интерпретации causa приравнивается к типу договора и служит целям контроля за волеизъявлением сторон, выходящим за пределы признанного договорного типа. Такое понимание causa устанавливает область судебного надзора, который ограничивается атипичными договорами, не соответствующими признанным договорным типам. В типичных же договорах судебный контроль за causa, понимаемой в объективном смысле, сводится к проверке ее реализуемости в рамках исполнения возникающего из договора обязательства (Rabbiti, M. 2012:554). Наряду с указанным подходом признанием пользуется интерпретация causa как индивидуальной экономической функции (Ferri, 1966:370) или же конкретной функции, которую стороны желали придать собственному договору 13 (Breccia, 1999:5, 66). К такому толкованию примыкает концепция, согласно которой causa является причиной заключения договора (ragione dell’affare) (Bianca, 2000:472). Акцентирование в приведенных субъективистских концепциях роли causa в качестве конкретной функции договора призвано подчеркнуть, что causa выражает прежде всего интересы конкретных контрагентов в договоре (Roppo, 2006:85). В судебной практике можно выделить следующие типизированные случаи отсутствия causa. Например, об отсутствии causa принято говорить в случае нерациональности, или необоснованности экономических операций (данный довод используется главным образом со стороны налоговых органов при признании соответствующих договор ничтожными) 14 . Кроме того, отсутствие causa предполагается в ситуациях абсурдности принятого по договору обязательства 15 , нереализуемости договорного обязательства 16 , неэквивалентности предоставлений по договору 17 . Отсутствует causa и в алеаторных договорах, лишенных элемента риска, как, например, в договоре ренты с получателем ренты, находящимся на пороге смерти 18 . Достаточно жесткой является судебная практика по признанию отсутствия causa в договорах с реальным эффектом (contratto ad efficaccia reale), когда договор не создает обязательство, но «имеет объектом перенос собственности, создание или перенос вещного права или иного права» (ст. 1376 ИГК). Ничтожным такой договор по причине отсутствия causa признается, если в нем не представлено экономическое обоснование реального эффекта (переноса права собственности, перехода вещного права и т.д.). Еще в 1992 году Кассационный суд сформулировал общепринятую сегодня позицию, согласно которой простое и одностороннее наделение имуществом не может ни в коем случае приравниваться к causa. И далее суд продолжает: «договор, на основе которого другим передается благо, без спецификации титула для такой передачи… остается, таким образом, ничтожным актом из-за отсутствия causa» 19 . Такая интерпретация роли causa в договоре с реальным эффектом свидетельствует об однозначном выборе итальянского законодателя в пользу каузальной модели переноса собственности. Относительно отсутствия объекта договора следует отметить, что понятие «объект договора», как и понятие causa, вызывает споры в доктрине и судебной практике. Существуют два главенствующих подхода. Согласно одному из них под объектом понимается содержание договора и предоставление, согласно другому - имущественное благо (Marzio, 2008:129). При этом случаи ничтожности договора из-за отсутствия объекта являются довольно редкими. Так, в одном из дел суд признал договор об установлении сервитута ничтожным из-за отсутствия объекта (земельный участок был разделен на два самостоятельных участка с самостоятельным кадастровыми номерами, а сервитут установлен в отношении участка до разделения, уже не существующего) 20 . Чаще всего в судебной практике возникают споры, связанные с отсутствием у объекта договора реквизитов, установленных ст. 1346 ИГК, т.е. возможности объекта (possibilità dell’oggetto), его правомерности, определенности и определяемости. 3.2.2. Неправомерность реквизитов договора Наряду с отсутствием реквизитов, указанных в ст. 1325 ИГК, ничтожными являются договоры, в которых такие реквизиты являются неправомерными. В наиболее общем виде неправомерность causa, объекта, соглашения и мотива договора проявляется в том, что каждый из указанных элементов или все в совокупности направлены на результат, противоречащий императивным нормам (norme imperative), публичному порядку (ordine pubblico) или добрым нравам (buon costume). В доктрине сложности некоторое время вызывало разграничение императивной нормы и публичного порядка. Часть доктрины предлагала отождествлять публичный порядок с императивными нормами (Ferri, 1970:170), более современная тенденция проводит четкое разграничение между двумя концепциями. Противоречие добрым обычаям устанавливает границу правомерности актов частных лиц. В судебной практике было дано следующее толкование несоответствия договора добрым обычаям: «предоставлениями, рассмотренными в качестве противоречащих добрым обычаям, являются не только такие, что противоречат сексуальной скромности и нравственности, но также и такие, что нарушают принципы и этические требования, принадлежащие коллективному моральному сознанию, которому сообщество добропорядочных лиц подчиняет собственное поведение в определенной обстановке и в определенный исторический момент 21 . Центральную роль играет гипотеза неправомерности causa согласно ст. 1343-1344 ИГК. В доктрине выдвигалась идея, что гипотеза неправомерности causa носит настолько общий характер, что охватывает, или, вернее сказать, поглощает в том числе составы неправомерности соглашения, объекта, мотива соглашения, когда последний является существенным реквизитом договора. Неправомерная causa имеет две формы - causa illecita (ст. 1343 ИГК), а также обход закона (frode alla legge). Неправомерность causa, например, предполагается в ситуациях договоров, направленных на обход запрета заключения pactum commissorium согласно ст. 2744 ИГК 22 . На квалификацию договоров как имеющих противоправную causa в соответствии со ст. 1343 ИГК оказывает непосредственное влияние теория causa. Для представителей доктрины, которые отождествляют causa с типом договора, очевидным является то, что типичные договоры, регулируемые в ИГК, такие, как купля-продажа, аренда, не могут быть неправомерными, так как факт заключения указанных договоров уже как бы подтверждает факт действительности causa. Неправомерность causa ограничивается лишь ситуациями атипичных договоров. Для адептов указанной теории causa как конкретной функции конкретного договора (causa concreta) сама гипотеза неправомерности causa выступает иллюстрацией правильности их концепции. Сама постановка вопроса о том, что causa может быть неправомерна, хотя типизированные каузы закреплены в законе, показывает очевидным образом, что causa не ограничивается типом договора, но может указывать просто на намерения сторон, выраженные в сиделки. IV. ВИДЫ ОСПОРИМЫХ ДОГОВОРОВ Наиболее подробное регулирование посвящено в ИГК оспоримым договорам (глава 12). Как было отмечено выше, глава 12 ИГК содержит 3 раздела - раздел 1 «О неспособности», и раздел 2 «О пороках соглашения», раздел 3 «Об иске о признании оспоримого договора ничтожным». В соответствии с указанной систематикой принято выделять оспоримые договоры, совершенные лицами, имеющими пороки в право- и дееспособности (в ИГК для такого рода сделок используется родовое понятие неспособности incapacibilità) и оспоримые договоры, затрагивающие пороки соглашения. К оспоримым договорам, затрагивающим пороки дееспособности, относятся договоры, совершенные недееспособными и ограниченно дееспособными (ст. 1425 ИГК), в том числе несовершеннолетними (ст. 1426 ИГК). К оспоримым договорам в связи с пороками соглашения относятся соответственно договоры, совершенные под влиянием заблуждения (в ИГК вместо заблуждения используется более традиционный термин ошибка, errore) (ст. 1427, 1428-1433 ИГК), насилия (ст. 1427, 1434-1436 ИГК), обмана (ст. 1439-1440 ИГК). Кроме того, в ИГК выделяются оспоримые договоры, совершенные под угрозой реализовать собственное право (ст. 1438 ИГК). Регулирование оспоримых договоров в ИГК является непропорциональным. Вопросы право- и дееспособности рассматриваются скудно и только в отношении физических лиц. При этом оспоримость договора по основаниям пороков в соглашении сторон регламентирована очень подробно. Например, предусматривается самостоятельное разведенное по отдельным статьям регулирование случаев заблуждения. ИГК выделяет, в том числе, заблуждение в праве (п. 4 ст. 1429 ИГК) или, например, заблуждение в передаче волеизъявления (ст. 1433 ИГК), специально рассматривает вопросы распознаваемости заблуждения и т.д. V. СПОСОБЫ ИСЦЕЛЕНИЯ ДОГОВОРА В итальянском праве в отличие от российского права подробно регламентированы способы исцеления ничтожных и оспоримых договоров. Основное значение имеют конверсия (conversione) для ничтожных договоров (ст. 1424 ИГК) и конвалидация (convalida) для оспоримых договоров (ст. 1444 ИГК). Под конверсией понимается осуществляемая в силу закона модификация договора, которая позволяет избежать ничтожности всего договора. При этом конвертируемый ничтожный договор способен произвести правовые эффекты иного договора, которому он соответствует по форме и содержанию, когда, принимая во внимание цели сторон, можно допустить, что они заключили бы этот иной договор, если бы знали о ничтожности фактически заключенного договора. Конвалидация является способом исцеления оспоримых договоров со стороны лица, управомоченного на иск об оспаривании. Она предполагает одобрение оспоримого договора. Конвалидация бывает выраженной (в форме одностороннего правового акта со стороны лица, управомоченного на оспаривание и содержащего указание на оспоримый договор) и молчаливой, в случае подтверждения эффектов оспоримого договора посредством его исполнения со стороны лица, управоменного на оспаривание договора. Кроме того, в качестве способа исцеления порочного договоров итальянские доктрина и судебная практика рассматривают недействительность части договора (ст. 1419 ИГК) (Новицкая, 2015:108-115). Наконец, в ИГК предусмотрен также механизм ретификации (retifica del contratto), т.е. изменение условия договора, составленного под влиянием заблуждения, и сохранение исправленного в результате договора в силе в качестве действительного (ст. 1432 ИГК). Ретификация предполагает, что до причинения вреда вследствие заблуждения или ошибки сторона, знающая о заблуждении контрагента, может предложить заблуждающейся стороне исполнить договор способом, соответствующим содержанию договора и на условиях, на которых заблуждающаяся сторона намеревалась заключить договор. Указанные способы исцеления договоров призваны смягчить пространные сроки исковой давности для исков о недействительности договоров (для исков о признании ничтожного договора недействительным срок исковой давности отсутствует (ст. 1422 ИГК), а по искам об оспаривании срок исковой давности составляет 5 лет, ст. 1442 ИГК). Кроме того, способы исцеления договора направлены на реализацию принципа сохранения договора, закрепленного в ст. 1367 ИГК. VI. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Представленный анализ показывает основные черты итальянского института недействительности договора, интегрирующего в себе правовые традиции германской системы недействительности сделки и французской модели договора. В ИГК подробно регламентированы гипотезы ничтожности договора. Системобразующее значение для данных гипотез имеет понятие causa. Детально урегулированы также положения об оспоримости договоров. Следует отметить, что серьезное значение в системе норм ИГК занимают положения об исцелении договора, что соответствует принципу сохранения договора как одной из центральных ценностей, определяющих гражданский оборот в итальянском праве, а также позиции судебной практики, которая стремится редуцировать случаи аннулирования правового эффекта договора и его сохранения в целях гарантии стабильности гражданского оборота.

Об авторах

А А Новицкая

Римский университет Тор Вергата

Email: anna.novitskaya1985@gmail.com
Новицкая Анна Андреевна, кандидат юридических наук, докторант, Римский университет Тор Вергата 00173, Италия, Рим, Орацио Раймондо, 18

Список литературы