Роман «Пан Володыевский», который представляет собой третью и последнюю часть известной исторической «Трилогии» Генрика Сенкевича «Огнем и мечом», «Потоп», принесший ему всемирную славу, переносит нас в те времена, когда Речь Посполитая после восстания Б. Хмельницкого (начало действия в романе - 1647 г.), а затем шведского «потопа», вела войны с Османской империей (начало действия - 1668 г.). На фоне этих исторических событий в романе «Пан Володыевский» развивается сюжетная линия любви главного героя романа Михаила и его избранницы Баси Езёрковской. Описание военных невозможно без упоминания терминов, называющих различные виды оружия, которым пользовались в данный период польские воины и их противники. В тексте романа говорится как о холодном и метательном оружии, так и огнестрельном, от самого мелкого ручного пистолета до осадных пушек самого крупного калибра. В данной статье мы рассмотрим способы перевода холодного оружия. Генрик Сенкевич дает нам возможность узнать оружие прошедших веков, употребление которого в тексте документируется, во-первых, как правдивый исторический факт использования такого оружия в то время, а во-вторых, употребление автором названий подобного рода создает неповторимый колорит давно ушедшей эпохи. Насколько данный колорит сохранен, можно убедиться по переводу на русский язык рассматриваемых единиц. Источником являются: подлинный текст 1. Sienkiewicz «Pan Wołodyjowski», 1960 г. [1] и его перевод - Г. Сенкевич «Пан Володыевский», 2011 г. [2], сделанный переводчиками Г.В. Языковой, К.Я. Старосельской и С.Д. Тонконоговой. Прежде всего, хотелось бы отметить, что переводчикам не доставляло трудностей в переводе на русский язык названий холодного оружия типа: buława - булава, buzdygan - буздыган, szabla - сабля; а также метательного оружия: granat - граната, łuk - лук, которые совпадают по форме и значениям, как в польском, так и в русском языке. Не доставляет трудностей в переводе терминов типа: pistolet - пистолет, armata - пушка. Трудность возникает при классификации типов огнестрельного оружия, исходя из информации, которую дает о нем в своем романе Г. Сенкевич, что являлось важным для читателя романа, а также, вероятно, подсказкой для переводчиков, которым требовались знания в области ружейного и артиллерийского дела в их историческом развитии. Начиная рассмотрение данного вопроса с названий группы холодного оружия, которое упоминается в романе Сенкевича, прежде всего, следует назвать булаву (buława), которая уже в эту эпоху является не столько оружием, сколько знаком полководческой власти, а также, что видно из текста, названием ставки гетмана Яна Собеского. Рассмотрим фрагмент текста, в котором в данной функции выступает слово buława - булава: „Konotatkę hetmańska, co masz czynić, posyłam ci z tym pismem, a panu Wołodyjowskiemu rozkazanie od buławy, aby ci wyjeżdżać i przyjeżdżać wraz z twoimi ludźmi nie było wzbronione” [1. Р. 403] и перевод этого же фрагмента, в котором переводчик всё же избегает употребления данного термина, поскольку следовало бы как-то обозначить специфическое значение этого слова в польской военной терминологии: «Наказ тебе от гетмана, что делать надлежит, посылаю с этим письмом, а пану Володыевскому - предписание от гетмана, дабы тебе с твоими людьми свободный проезд давали и не чинили препятствий» [2. С. 333- 334]. Если в польском тексте приказ идет «от гетманской булавы», то в русском тексте это «наказ, предписание от гетмана». Небольшой нюанс, по сути, не искажает смысла текста. Выражение «от гетманской булавы» важнее для польского, чем для русского читателя. Подобным булаве оружием, а также знаком воинской власти, но рангом ниже, является buzdygan - буздыган, ср.: [Азья ] «Machnął buzdyganem, aż burka podniosła się w kształcie skrzydeł drapieżnego ptaka...» [1. Р. 415-416] и «Он взмахнул буздыганом, так что бурка поднялась на нем, как крылья хищной птицы...» [2. С. 343]. Наиболее частотным термином, называющим холодное оружие, является в подлиннике и в переводе слово szabla - сабля, что и отражает историческую правду - данный вид холодного оружия был наиболее популярен в то время, да и после вплоть до ХХ в. Например: «...nie spojrzawszy na nikogo więcej wziął szablę pod pachę i wyszedł» [1. Р. 332] и «...а больше ни на кого не взглянув и, взяв под мышку саблю, вышел» [2. С. 274]. Интересный пример перевода представляет собой термин, называющий такую деталь сабли, как krzywiec. Устаревшее и очень редкое в употреблении в настоящее время слово krzywiec, скорее всего, следовало бы понимать как «кривой клинок сабли». Эта деталь в переводе названа концом сабли. Ср.: «- Ot, żołnierscy grabarzowie! - rzekł wskazując ptactwo krzywcem szabli Zagłoba» [1. Р. 311] и «- Вот они, солдатские могильщики! - сказал, указывая на птиц концом сабли, Заглоба» [2. С. 258]. Интересен фразеологизм с участием слова szabla - „lać wodę na szablę” [дословно: «лить воду на саблю»], как обычай, закрепляющий побратимство между бывшими противниками: „Obyczaj jest ten, że wodę na szablę leją i wzajem sobie przyjaźń zaprzysięgają” [1. Р. 319]. Переводчик не прошел мимо этого обычая и строку об этом сохранил, ср.: «Обычай же таков: двое воду на сабли льют и клянутся в дружбе» [2. С. 265]. Отметим случай перевода выражения szablę wytrzymać на спуску не давать, т.е. «выдержать натиск противника при борьбе на саблях», см.: “...ja bym - nie chwaląc się - każdemu na szable wytrzymał” [1. Р. 379] и «...скажу не хвалясь - я на саблях никому спуска не дам» [2. С. 314]. Отметим интересный случай употребления Сенкевичем слова handżar, которое является тем же самым холодным оружием, называемым в польском и русском языках kindżał - кинжал. Считается даже, что слово кинжал в русском языка произошло от слова handżar (см.: [3. Т. 2. С. 234; 4. Т. 4. С. 221; 5. С. 131- 132]). Но существует и другое мнение, высказанное А. Брюкнером о том, что слова kindżał, kinżał никак нельзя соотносить с восточными andżar, chandżar и другими подобными, происхождение которых следует искать в арабском языке, а его различные, но близкие фонетические варианты употребляются сербами, болгарами, турками, цыганами. Слово kindżał, по мнению Брюкнера, в польском языке является заимствованным словом из какого-то восточного языка. Видно здесь посредничество русского языка и русской формы кинжал [6. Р. 230]. Как видим, польский ученый наметил даже русское посредничество в заимствовании этого слова польским языком. Тем не менее, слово handżar у Г. Сенкевича употребляется в тех случаях, когда речь идет об этом оружии в руках татарского всадника, а слово kindżał обычно является оружием польского воина. См.: „chwyciwszy za kindżał, począł nim mech i glinę między belkami wyłupywać” [1. Р. 391] и «выхватив кинжал, он стал выковыривать им мох и глину между балками» [2. С. 323]. Правда, кинжал употреблен здесь не совсем по назначению. Герой использовал оружие не в бою, а как инструмент, которым можно было проделать дырку в стене, чтобы смотреть на любимую. У Сенкевича сцены кровавой бойни часто заменяются подобными юмористическими сценками. Следует отметить, что при переводе на русский язык слова kindżał переводчик, скорее всего, придерживается мнения М. Фасмера и Н.М. Шанского на происхождение слова кинжал - kindżał от слова handżar, поскольку именно это слово употреблено в русском переводе. Перевод слова handżar на кинджар своей формой прямо указывает на этимологию русского и польского слова. См. [речь об ордынцах]: „Większa część zbrojana była w handżary i jatagany tureckie, w kiścienie, w szable tatarskie i w półszczęki końskie wpuszczone w młode dębaki i umocnione powrózkiem” [1. Р. 288]. Здесь упоминается целый ряд холодного оружия, такого как: турецкий ятаган - «большой кривой турецкий кинжал, отточенный с одной стороны» [4. Т. 4. С. 567], татарская сабля и кистень - «гирька на ремне» [3. Т. 2. С. 240] и довольно примитивное оружие - челюсти конского черепа. В переводе на русский язык все эти названия имеются, но, как уже было сказано, наше внимание приковано к переводу на русский язык слова handżar. Ср.: «Большинство вооружены были кинджарами и турецкими ятаганами, кистенями, татарскими саблями и дубинками со вставленными в расщепленный конец и привязанный для прочности бечевкой конскими челюстями» [2. С. 237]. Как видим, употребленное слово кинджар может восприниматься как недостающее звено в цепочке между handżar и кинжал - kindżał. Слово кинджар является, на наш взгляд, весьма удачной и интересной авторской находкой переводчика, который пошел по пути этимологии, предложенной М. Фасмером и Н.М. Шанским, при переводе слова handżar. Из других названий холодного оружия можно назвать слово kociuba - оружие, подобное кочерге. См.: “- Wolałbym na armaty z kociubą iść! - przerwał Kmicic” [1. С. 17]. Благородный порыв героя ради друга идти на пушки с кочергой переводчик недооценил, что видно и в замене слова kociuba на саблю и тем самым в неполной передаче пафоса самого высказывания. См.: «Легче было бы супротив пушек с саблей идти... - отозвался Кмициц» [2. С. 15]. Заметим, что слово armata переводится в данном отрывке как пушка. Особый вид холодного оружия представлял собой obuch, уменьш. obuszek, который являлся боевым «молотом-тростью» или «оружием в форме трости с молотом». В тексте Сенкевича это оружие употреблено в переносном значении для названия надвигающегося турецкого нашествия и ига. Это значение отмечено и в переводе, ср.: “mówię z afektu iście rodzicielskiego dla Baśki. Inaczej, czy bym ja tu jeszcze siedział pod obuchem tureckim...” [1. Р. 530] и «Баську как дочь родную люблю. А иначе черта с два стал бы я сидеть тут под обухом турецким» [2. С. 409]. Результат прямого применения обуха, называемого ласкательно обушком, видно со слов персонажа: “...ja zasię rozszczepiłem mu głowę obuszkiem” [1. Р. 258] и «...я ему чеканом разбил башку» [2. С. 210]. Во-первых, польский текст более «кровожадный», а во-вторых, в данном случае взамен слова обух употребляется слово чекан (czekan), которое, по мнению Брюкнера, является тем же самым оружием, что obuch, obuszek [6. Р. 75]. Формальное несовпадение в названиях obuch и чекан в едином значении подобного «холодного оружия», возможно и допустимо в данном случае, но оно недопустимо, на наш взгляд, в переводе другого фрагмента романа. В этом фрагменте слово czekan употребляется в значении, которое имеется в польском языке - «музыкальный инструмент, подобный флейте» [6. Р. 75]. Это значение слова можно определить из названия музыканта в русском переводе - флейтист. См.: [пригласили:] “dwóch czekanistów, ...owych zaś grających na czekanach i waltorni nabrzmiewały policzki...” [1. Р. 383] и «у флейтистов и валторниста щеки чуть не лопались...» [2. Р. 317]. Переводчик избегает в данном случае употребления названия чекан, которое, ранее употребленное им в значении оружия, могло ввести в заблуждение русского читателя. Музыканта, играющего на флейте (по-польски czekanist от czekan) называет флейтистом. Возвращаясь к слову obuch, следует также отметить, что это слово входит в польском языке в состав фразеологического выражения: jak uderzyć obuchem (po głowie) в значении «получить неожиданное плохое известие». Г. Сенкевич употребил в тексте романа это выражение: „następnie list pana Wołodyjowskiego to były dla niej jakoby dwa uderzenia obucha” [1. Р. 159]. В переводе имеем аналогичное русское выражение подобный удару грома: «теперь письма от пана Володыевского были для нее подобны ударам грома» [2. С. 133].

Victor Szetela

Author for correspondence.
Email: v.szetela@mpgu.su
88, Vernadsky pr., Moscow, Russia, 119571

PhD in Philology, Associate Professor, Chair of Contrastive Linguistics, Institute for Foreign Languages, Moscow Pedagogical State University

Petr V. Moroslin

Email: pv.moroslin@mpgu.su
88, Vernadsky pr., Moscow, Russia, 119571

Doctor of Philological Sciences, Professor, Chair of Contrastive Linguistics, Institute for Foreign Languages, Moscow Pedagogical State University Linguistic Culturology

Views

Abstract - 223

PDF (Russian) - 96