PlumX

Abstract

The article discusses the main features of the book under review, defines the key methodological postulates of the publication, analyzes the compositional structure of the book. It is shown that the main methodological postulate of the author is the study of the phenomenon of acmeism in a broad historical and theoretical perspective.

Книга Л.Г. Кихней посвящена акмеизму. Однако проблематика работ, включенных в нее, оказывается значительно шире заявленной тематики, поскольку автор затрагивает общетеоретические вопросы, касающиеся связи творчества и модели мира, основ типологического сравнения, методологии анализа поэтического текста… Но все же главным ориентиром книги является поэтическая семантика, т.к. центральная проблема, вокруг которой выстроены основные исследовательские сюжеты работы, - это проблема организации смысла в поэтическом тексте. Понять, как слово прирастает значениями и выявить связь метапоэтических разработок акмеистов с их поэтикой - вот основные задачи книги. Книга делится на четыре раздела. В первом разделе рассматриваются общие вопросы бытования акмеистической поэтики, второй раздел посвящен поэзии О. Мандельштама, третий раздел включает в себя работы о поэтике А. Ахматовой и, наконец, в четвертом разделе собраны статьи о поэзии Н.С. Гумилева, В.И. Нарбута и М. Зенкевича. Все части книги представляют собой единое семантическое целое - Л.Г. Кихней рассматривает каждого представителя акмеизма с позиции его связей с течением. Таким образом, отталкиваясь от идиопоэтик, исследовательница выявляет генеральные системообразующие и смыслообразующие линии акмеизма. Эти магистральные линии связаны с концепцией слова, вопросами организации хронотопа, проблемой жанра, феноменом историко-литературной преемственности, мифом - именно они и оказываются своеобразными «направляющими» книги. Наиболее важным и общим оказывается вопрос о концепции слова. Слово в акмеизме понимается как смыслообразующая субстанция. Так, взятое в философском измерении, слово притягивает к себе сходные философские системы, в этетическом плане оно оказывается структурным принципом организации поэтического текста, в онтологическом - связывается с особым типом построения хронотопа. Следовательно, именно концепция слова является, по мнению исследовательницы, залогом целостности акмеистического типа поэтики. И недаром первый раздел работы открывается статьей, посвященной проблеме слова в акмеизме, - «Онтологический статус слова в акмеистическом дискурсе». Именно теория слова становится, как полагает Л.Г. Кихней, тем пунктом, который, во-первых, позволит дифференцировать модернистские течения, во-вторых, может помочь выявить общий семантический знаменатель поэзии Серебряного века и, в-третьих, служит «детерминантой» поэтического стиля. Этот ряд идей развивается в статье «Идея “слова-Логоса” и “закон тождества” в творчестве О. Мандельштама в свете христианской философии начала ХХ века». В этой работе мандельштамовская теория слова спроецирована на русскую философию ХХ века, где слово трактуется как плоть. Примечательно, что Л.Г. Кихней не просто обозначает религиозно-философские координаты теории слова Мандельштама, но показывает претворение концепции слова в «организме» стихотворения. Слово в его онтологической ипостаси оказывается одной из важнейших тем творчества Гумилева. В работе «Николай Гумилев: художественная онтология и магия слова» автор книги утверждает, что гумилевская концепция слова является стержневым системообразующим началом его поэтики и мировоззрения. Так, понимание слова как магической субстанции и утверждение перформативномагической функции слова объясняет, с одной стороны, увлечение Гумилева оккультными доктринами, а с другой стороны, обусловливает суггестивный строй его поэзии. Онтологическая функция слова теснейшим образом сопряжена с семантической. Демонстрируя связь этих функций, исследовательница показывает, как концепция бытийного слова в акмеистической поэтике обусловливает интегрирующую функцию имени собственного. Об этом феномене идет речь в статье «Имя собственное как семантический код в поэзии акмеизма», где на примере поэзии Мандельштама, Гумилева и Ахматовой показано, что имя, будучи семантической скрепой акмеистической поэтики, вводит в акмеистический текст множество историко-культурных и мифологических смыслов. Концепция слова, несмотря на свое важнейшее положение в акмеистической метапоэтике, рассматривается не изолировано: Л.Г. Кихней доказывает, что акмеистическое понимание слова является детерминирующим фактором по отношению ко всем уровням текста. Так, оно обусловливает их сложную «веерную» семантику, специфику образности и наконец - хронотоп. Пространственно-временная организация акмеистических текстов становится другим важнейшим предметом исследования. И недаром сразу за работой о поэтике слова, открывающей книгу, следует статья «Эоническое и апокалиптическое время в поэтике акмеизма», где показано, что общим знаменателем акмеистической поэзии является концепция многослойного времени, совмещающего в себе разные временные пласты. Принцип эонического времени оказывается строевым для таких сложнейших текстов, как ахматовская «Поэма без героя», где он обусловливает композицию поэмы и ее ключевые семантические особенности. Концепция эонического времени эволюционирует вместе с акмеизмом. В позднем акмеизме эоническое время трансформируется в апокалипсическое, что сопровождается мотивом тотальной гибели. Это энтропийное время, как полагает Л.Г. Кихней, парадоксально актуализирует концепцию слова-Логоса, которое содержит в себе смыслосозидающие потенции культуры и может собрать в единое целое разрушающийся мир. Так в очередной раз проявляется системная связь между словом и временем, между поэтикой и метапоэтикой. Эоническое время - это время спациализированное, пространственное. Именно поэтому деформация времени сопровождается в акмеизме деформированным пространством, чему и посвящен ряд статей, касающихся в первую очередь поэтики Мандельштама и Ахматовой. Л.Г. Кихней обнаруживает, что и у Ахматовой, и у Мандельштама пространство проецируется на определенные мифологические архетипы (оно бинарно, связано с противопоставлением «хаоса и космоса»), однако в разных авторских поэтиках эта тема разыгрывается по-разному. К примеру, у Мандельштама («Город как авторский миф в лирике Осипа Мандельштама») пространство регрессирует от выверенного архитектурного пространства «Камня» к распадающемуся энтропийному пространству поздних стихотворений. В поздних мандельштамовских текстах возникает эсхатологический миф града обреченного, который, обладая сильной семантической гравитацией, притягивает к себе целый ряд претекстов. Пространство у Ахматовой реанимирует иной, фольклорный архетип. Это фольклорное начало реализуется как в образах-медиаторах (которые анализируются в статье «Семиотика “границы” в лирических контекстах Ахматовой. Пространственные образы-медиаторы»), так и в общей структуре ахматовского спациума («Локус “дома” в лирической системе Анны Ахматовой»). Онтологическая установка также проявляется и в поэтике левого крыла акмеизма, в творчестве Нарбута и Зенкевича. Л.Г. Кихней вписывает их поэзию в общее акмеистическое поле, утверждая, что их картины мира также восходят к исходному «инварианту цельности», связанному с акмеистическими миромоделирующими принципами. Так, авторские мифы Нарбута и Зенкевича, воплощающие эсхатологические чаяния позднего акмеизма, восходят, как и мандельштамовская апокалиптика, к мифологическому паттерну, который предполагает преодоление энтропии и собирание новой целостности на ином постапокалиптическом уровне. В качестве важнейшей категории, позволяющей увидеть акмеизм как целостность, выступает категория жанра. Обращение к жанру не случайно, оно, вопервых, диктуется главной установкой автора на изображение акмеизма как системы, во-вторых, именно сквозь призму жанра можно корректно показать, как в акмеистической поэзии воплощалась тоска по мировой культуре. Именно жанровый ракурс помог выявить исследовательнице влияния и схождения акмеистов не только со своими ближними соседями, символистами, но и хронологически отдаленными историко-литературными системами. Жанровая проблематика рассматривается преимущественно в разделе, посвященном идиопоэтике Ахматовой. Здесь Л.Г. Кихней с опорой на труды предшественников обосновывает свое понимание жанра как динамически развивающейся сложной целостности. Отсюда разграничение понятий жанра и жанрового канона - последний понимается как жанр в его диахроническом измерении, как механизм, который закрепляет в тексте «процесс складывания жанровых стереотипов» (с. 330). Виртуозная техника работы Ахматовой с разными жанровыми канонами в «Поэме без героя» описана в статье «Жанровые подтексты “Поэмы без героя” Анны Ахматовой». Здесь исследовательница выявляет целый ряд жанровых архетипов, которые работают на разных уровнях поэмы, обусловливая своеобразие и сложность ее семантического пространства. Думается, что жанровый подход по отношению к этому тексту - исключительно релевантен, т.к. он позволяет не просто перечислить отдельные аллюзии и цитаты, но и типологизировать их, соотнося с определенной историко-литературной традицией. Ряд статей сборника посвящен непосредственно историко-литературной тематике: отношениям акмеистов с ближней традицией (преимущественно символистами, частично футуристами) и дальними предшественниками. Своеобразие акмеистической картины мира по сравнению с символистской рассматривается в первую очередь на примере поэтики Мандельштама, поскольку именно он, освоив символистскую поэтику, трансформировал ее в соответствии с новыми эстетическими целями. Ключевой в этом смысле является сопоставительная статья «“Художник” А. Блока и “Ласточка” О. Мандельштама: к трансформации символистской поэтики в акмеизме», где показана принципиальная разница в понимании слова и художественного творчества символистами и акмеистами. Особенно значимым диалог с традицией оказывается в творчестве Ахматовой - этой теме посвящена большая статья «Ренессансные коды в поэзии Анны Ахматовой 1930-1940-х годов», где исследовательница показывает, что цитатный пласт, связанный с культурой Ренессанса, в лирике Ахматовой является не просто «набором цитат», но кодом, который организует семантику ряда ахматовских поэтических текстов. В статье выявлены разные функции этого кода: дантовский код формирует биографический подтекст, шекспировский - социально-исторический, а код Леонардо да Винчи связывается с приемами поэтического письма. Полагаем, что эта статья обладает не только практической, но еще и теоретической значимостью. Л.Г. Кихней демонстрирует, что интертекст как таковой является не «набором-списком» отсылок к претекстам, но сложно структурированной системой, которая находится в напряженных взаимодействиях с авторскими семантическими доминатами. В этом смысле механизмы авторского освоения интертекста могут быть тесно сопряжены с более общими механизмами развития культуры, которых коснулась исследовательница. Еще один объединительный центр акмеистической поэтики - это миф. Мифологическая семантика, как показывает автор книги, пронизывает все уровни акмеистического текста: миф связывается с концепцией слова, структурой пространства, историософскими идеями. В некоторых случаях мифологические мотивы оказываются структурообразующим фактором, соотнесенным с системой лейтмотивов, которые организуют не отдельные стихотворения, а целый ряд текстов, что дает основание выделить определенные текстовые корпусы, где развертываются эти лейтмотивы. Одному из таких мифологических мотивов посвящена статья «Мифологическая семантика умирания и воскрешения в стихах Ахматовой 1930-1950-х годов», где древняя семантика, притягивая сходные культурные контексты и проецируясь на биографические реалии, дает совершенно неожиданные смысловые отсветы на поздние ахматовские тексты. К сожалению, поэтики Нарбута и Зенкевича «выбиваются» из общей концепции, возможно, потому, что в книге эти авторы затмеваются более крупными фигурами. На наш взгляд, исследование семантики акмеизма в системном аспекте с необходимостью предполагает обращение не только к ключевым фигурам направления, но и к находящимся на «периферии» течения. В этом смысле книга бы выиграла, если бы левое крыло акмеистов было рассмотрено более детально, что позволило бы проверить ключевые идеи работы об акмеизме как о едином и целостном феномене. Подводя итог, следует сказать, что книга Л.Г. Кихней является блестящим исследованием семантики акмеизма. Особенную значимость этому исследованию придает серьезная концептуальная база, которая делает книгу интересной не только в историко-культурном, но и в теоретическом аспекте. Сущностная специфика акмеизма обнаруживается на пересечении поэтики, лингвистики и науки о мифе - такая полицентричная перспектива необходима при изучении акмеизма, поскольку позволяет увидеть последний как сложное и многогранное целое.